Впервые побывал на Магнитогорском металлургическом комбинате. Невероятное впечатление. Это самый большой завод в России, его площадь сопоставима со средним областным центром вроде Иваново.
Некоторые цеха почти пустые — по огромным пространствам гуляют сквозняки. Людей немного — вместо них работает автоматика, только девушки-машинистки на подъемных кранах, летая под самой крышей, проносятся туда-сюда, перемещая огромные валки для прокатки стали.
Симпатичный, ухоженный цех холодного проката , где гудит стан 2000, стерилен и строг. Он подчинен исключительной рациональности, в нем нет ничего таинственного — всё четко, по деловому, словно ты находишься внутри калькулятора или, скорее, в брюхе гигантского робота-сталепрокатчика.
И совсем иная атмосфера в горячих цехах с доменными печами, где льют жидкий чугун. Мы побывали в одном из них. Этот цех не такой современный и чистый, там много гари, огня и дыма. Но в нем есть нечто сакральное, если, конечно, сакральность рассматривать в контексте странной, искореженной религиозности Андрея Платонова.
В центре культа — доменная печь — сердце завода, которое, подобно человеческому, не может прекратить работу. Если домна потухнет — то, скорее всего, умрет.
Ее обслуживают надмирные горновые — элита завода. В своих серебряных защитных плащах и необычных войлочных шляпах они похожи на жрецов. За смену рабочие горячего цеха теряют до пяти литров жидкости и, чтобы восполнить потерю, им выдают особый соленый напиток "Слезы горнового".
Горновые знают себе цену и передвигаются по цеху не как другие рабочие — суетливо — а медленно, с каким-то подчеркнутым, но естественным достоинством. Как подлинные аристократы духа, хоть и с потным, перемазанными сажей лицами.
Подойдут к огненной реке, воткнут в нее длинный шест, снимут пробу, посмотрят, все ли в порядке, все ли работает как надо, довольна ли великая мать — домна? Хорошо ли ее кормят коксующимся углем? Их отношение к печи очень трогательное, они говорят о ней с искренним уважением и любовью.
"Наша печка, самая лучшая на комбинате. Я это всем говорю"! — сказал мне с нежной улыбкой огромный исполин-рабочий, когда мы выходили из цеха.
Я общался со множеством людей разных профессии и лишь у горновых увидел практически царское достоинство, ведь они укрощают огонь — самую яростную, непримиримую стихию. Единственную, которая не терпит к себе прикосновения живой плоти: вода, воздух терпят, а огонь — нет, сжигает.
Мне кажется, это понимает даже владелец комбината — олигарх Виктор Рашников. Кому, как не ему знать, что на заводе главный вовсе не он, а восемь доменных печей — восемь матерей, в которых раздул огонь жизни великий русский народ в 1930-е годы.
Причем, раздул, отдавая себя всего, путем сверхчеловеческого напряжения сил.
В коридоре перед входом в цех я увидел фотографию "первостроителей магнитки". Она висела на стене, я публикую ее здесь. На снимке — трое рабочих в лаптях, опорках, тулупчиках. Они стоят на возвышенности и смотрят на недавно запущенный цех. Не видно их лиц, только спины, но их осанка и поза говорят обо всем.
Посещение завода произвело на меня огромное впечатление. Я почувствовал себя героем фильма "Дети чугунных богов" Луцика и Саморядова. Его, к слову, снимали не в Магнитке, а в Череповце, где тоже горят и не гаснут великие матери — доменные печи.
Некоторые цеха почти пустые — по огромным пространствам гуляют сквозняки. Людей немного — вместо них работает автоматика, только девушки-машинистки на подъемных кранах, летая под самой крышей, проносятся туда-сюда, перемещая огромные валки для прокатки стали.
Симпатичный, ухоженный цех холодного проката , где гудит стан 2000, стерилен и строг. Он подчинен исключительной рациональности, в нем нет ничего таинственного — всё четко, по деловому, словно ты находишься внутри калькулятора или, скорее, в брюхе гигантского робота-сталепрокатчика.
И совсем иная атмосфера в горячих цехах с доменными печами, где льют жидкий чугун. Мы побывали в одном из них. Этот цех не такой современный и чистый, там много гари, огня и дыма. Но в нем есть нечто сакральное, если, конечно, сакральность рассматривать в контексте странной, искореженной религиозности Андрея Платонова.
В центре культа — доменная печь — сердце завода, которое, подобно человеческому, не может прекратить работу. Если домна потухнет — то, скорее всего, умрет.
Ее обслуживают надмирные горновые — элита завода. В своих серебряных защитных плащах и необычных войлочных шляпах они похожи на жрецов. За смену рабочие горячего цеха теряют до пяти литров жидкости и, чтобы восполнить потерю, им выдают особый соленый напиток "Слезы горнового".
Горновые знают себе цену и передвигаются по цеху не как другие рабочие — суетливо — а медленно, с каким-то подчеркнутым, но естественным достоинством. Как подлинные аристократы духа, хоть и с потным, перемазанными сажей лицами.
Подойдут к огненной реке, воткнут в нее длинный шест, снимут пробу, посмотрят, все ли в порядке, все ли работает как надо, довольна ли великая мать — домна? Хорошо ли ее кормят коксующимся углем? Их отношение к печи очень трогательное, они говорят о ней с искренним уважением и любовью.
"Наша печка, самая лучшая на комбинате. Я это всем говорю"! — сказал мне с нежной улыбкой огромный исполин-рабочий, когда мы выходили из цеха.
Я общался со множеством людей разных профессии и лишь у горновых увидел практически царское достоинство, ведь они укрощают огонь — самую яростную, непримиримую стихию. Единственную, которая не терпит к себе прикосновения живой плоти: вода, воздух терпят, а огонь — нет, сжигает.
Мне кажется, это понимает даже владелец комбината — олигарх Виктор Рашников. Кому, как не ему знать, что на заводе главный вовсе не он, а восемь доменных печей — восемь матерей, в которых раздул огонь жизни великий русский народ в 1930-е годы.
Причем, раздул, отдавая себя всего, путем сверхчеловеческого напряжения сил.
В коридоре перед входом в цех я увидел фотографию "первостроителей магнитки". Она висела на стене, я публикую ее здесь. На снимке — трое рабочих в лаптях, опорках, тулупчиках. Они стоят на возвышенности и смотрят на недавно запущенный цех. Не видно их лиц, только спины, но их осанка и поза говорят обо всем.
Посещение завода произвело на меня огромное впечатление. Я почувствовал себя героем фильма "Дети чугунных богов" Луцика и Саморядова. Его, к слову, снимали не в Магнитке, а в Череповце, где тоже горят и не гаснут великие матери — доменные печи.
group-telegram.com/Drugsitny/911
Create:
Last Update:
Last Update:
Впервые побывал на Магнитогорском металлургическом комбинате. Невероятное впечатление. Это самый большой завод в России, его площадь сопоставима со средним областным центром вроде Иваново.
Некоторые цеха почти пустые — по огромным пространствам гуляют сквозняки. Людей немного — вместо них работает автоматика, только девушки-машинистки на подъемных кранах, летая под самой крышей, проносятся туда-сюда, перемещая огромные валки для прокатки стали.
Симпатичный, ухоженный цех холодного проката , где гудит стан 2000, стерилен и строг. Он подчинен исключительной рациональности, в нем нет ничего таинственного — всё четко, по деловому, словно ты находишься внутри калькулятора или, скорее, в брюхе гигантского робота-сталепрокатчика.
И совсем иная атмосфера в горячих цехах с доменными печами, где льют жидкий чугун. Мы побывали в одном из них. Этот цех не такой современный и чистый, там много гари, огня и дыма. Но в нем есть нечто сакральное, если, конечно, сакральность рассматривать в контексте странной, искореженной религиозности Андрея Платонова.
В центре культа — доменная печь — сердце завода, которое, подобно человеческому, не может прекратить работу. Если домна потухнет — то, скорее всего, умрет.
Ее обслуживают надмирные горновые — элита завода. В своих серебряных защитных плащах и необычных войлочных шляпах они похожи на жрецов. За смену рабочие горячего цеха теряют до пяти литров жидкости и, чтобы восполнить потерю, им выдают особый соленый напиток "Слезы горнового".
Горновые знают себе цену и передвигаются по цеху не как другие рабочие — суетливо — а медленно, с каким-то подчеркнутым, но естественным достоинством. Как подлинные аристократы духа, хоть и с потным, перемазанными сажей лицами.
Подойдут к огненной реке, воткнут в нее длинный шест, снимут пробу, посмотрят, все ли в порядке, все ли работает как надо, довольна ли великая мать — домна? Хорошо ли ее кормят коксующимся углем? Их отношение к печи очень трогательное, они говорят о ней с искренним уважением и любовью.
"Наша печка, самая лучшая на комбинате. Я это всем говорю"! — сказал мне с нежной улыбкой огромный исполин-рабочий, когда мы выходили из цеха.
Я общался со множеством людей разных профессии и лишь у горновых увидел практически царское достоинство, ведь они укрощают огонь — самую яростную, непримиримую стихию. Единственную, которая не терпит к себе прикосновения живой плоти: вода, воздух терпят, а огонь — нет, сжигает.
Мне кажется, это понимает даже владелец комбината — олигарх Виктор Рашников. Кому, как не ему знать, что на заводе главный вовсе не он, а восемь доменных печей — восемь матерей, в которых раздул огонь жизни великий русский народ в 1930-е годы.
Причем, раздул, отдавая себя всего, путем сверхчеловеческого напряжения сил.
В коридоре перед входом в цех я увидел фотографию "первостроителей магнитки". Она висела на стене, я публикую ее здесь. На снимке — трое рабочих в лаптях, опорках, тулупчиках. Они стоят на возвышенности и смотрят на недавно запущенный цех. Не видно их лиц, только спины, но их осанка и поза говорят обо всем.
Посещение завода произвело на меня огромное впечатление. Я почувствовал себя героем фильма "Дети чугунных богов" Луцика и Саморядова. Его, к слову, снимали не в Магнитке, а в Череповце, где тоже горят и не гаснут великие матери — доменные печи.
Некоторые цеха почти пустые — по огромным пространствам гуляют сквозняки. Людей немного — вместо них работает автоматика, только девушки-машинистки на подъемных кранах, летая под самой крышей, проносятся туда-сюда, перемещая огромные валки для прокатки стали.
Симпатичный, ухоженный цех холодного проката , где гудит стан 2000, стерилен и строг. Он подчинен исключительной рациональности, в нем нет ничего таинственного — всё четко, по деловому, словно ты находишься внутри калькулятора или, скорее, в брюхе гигантского робота-сталепрокатчика.
И совсем иная атмосфера в горячих цехах с доменными печами, где льют жидкий чугун. Мы побывали в одном из них. Этот цех не такой современный и чистый, там много гари, огня и дыма. Но в нем есть нечто сакральное, если, конечно, сакральность рассматривать в контексте странной, искореженной религиозности Андрея Платонова.
В центре культа — доменная печь — сердце завода, которое, подобно человеческому, не может прекратить работу. Если домна потухнет — то, скорее всего, умрет.
Ее обслуживают надмирные горновые — элита завода. В своих серебряных защитных плащах и необычных войлочных шляпах они похожи на жрецов. За смену рабочие горячего цеха теряют до пяти литров жидкости и, чтобы восполнить потерю, им выдают особый соленый напиток "Слезы горнового".
Горновые знают себе цену и передвигаются по цеху не как другие рабочие — суетливо — а медленно, с каким-то подчеркнутым, но естественным достоинством. Как подлинные аристократы духа, хоть и с потным, перемазанными сажей лицами.
Подойдут к огненной реке, воткнут в нее длинный шест, снимут пробу, посмотрят, все ли в порядке, все ли работает как надо, довольна ли великая мать — домна? Хорошо ли ее кормят коксующимся углем? Их отношение к печи очень трогательное, они говорят о ней с искренним уважением и любовью.
"Наша печка, самая лучшая на комбинате. Я это всем говорю"! — сказал мне с нежной улыбкой огромный исполин-рабочий, когда мы выходили из цеха.
Я общался со множеством людей разных профессии и лишь у горновых увидел практически царское достоинство, ведь они укрощают огонь — самую яростную, непримиримую стихию. Единственную, которая не терпит к себе прикосновения живой плоти: вода, воздух терпят, а огонь — нет, сжигает.
Мне кажется, это понимает даже владелец комбината — олигарх Виктор Рашников. Кому, как не ему знать, что на заводе главный вовсе не он, а восемь доменных печей — восемь матерей, в которых раздул огонь жизни великий русский народ в 1930-е годы.
Причем, раздул, отдавая себя всего, путем сверхчеловеческого напряжения сил.
В коридоре перед входом в цех я увидел фотографию "первостроителей магнитки". Она висела на стене, я публикую ее здесь. На снимке — трое рабочих в лаптях, опорках, тулупчиках. Они стоят на возвышенности и смотрят на недавно запущенный цех. Не видно их лиц, только спины, но их осанка и поза говорят обо всем.
Посещение завода произвело на меня огромное впечатление. Я почувствовал себя героем фильма "Дети чугунных богов" Луцика и Саморядова. Его, к слову, снимали не в Магнитке, а в Череповце, где тоже горят и не гаснут великие матери — доменные печи.
BY Друг ситный
Share with your friend now:
group-telegram.com/Drugsitny/911