Продолжаю знакомиться с Магнитогорском (в городе проходит медиафорум "Медиагора", на который я, собственно, и приехал). Прямо напротив нашей гостинцы стоит собор Вознесение Господня. Очень красивый, величественный храм, построенный по мотивам крестово-купольных храмов Древней Руси XIV—XV веков.
Он относительно новый — его открыли 20 лет назад, хотя стройку начали еще в 1989-м, но, как обычно, не было денег. Вход в храм украшает мозаика.
Собор построили неподалёку от затопленной в 1930-го годы церкви станицы Магнитная. По одной из версий, "Капитанскую дочку" Пушкин писал как раз по мотивам истории обороны этой крепости во время восстания Пугачева. Фигурировала там и церковь.
В повести, напомню, Пугачев вешает коменданта, а его жену рубят саблей за то, что они отказались присягнуть самозванцу и назвали его вором. В реальности история была еще более жуткая. В архивах Магнитогорска хранится документ, в котором указано:
"В ограде церкви святой Троицы повешены комендант Тихановский, его жена, священник в полном облачении и двое отставных солдат. Уверяют, что Тихановский, его жена, священник и двое ветеранов назвали Пугачева злодеем, вором и самозванцем".
Возможно, эта драма произошла как раз в той самой церкви, на месте которой сейчас стоит Вознесенский собор.
Кстати, храмовая история Магнитогорска интересна еще и тем, что это был, наверное, единственный город в СССР, в котором построили церкви. То есть, не открыли закрытые ранее, а возвели с нуля в послевоенные годы, когда в стране на какое-то время прекратилось антирелигиозное беснование.
Один храм (Святителя Николая) открыли в 1945 году, а второй — Архангела Михаила — в 1946-м.
Говорят, что инициатором строительства стал руководитель ММК — легендарный красный директор Григорий Иванович Носов. Ходит легенда, будто когда взялись возводить храм Архистратига Михаила, у Носова состоялся телефонный разговор со Сталиным.
— Кто позволил построить церковь? — спросил Коба.
— Народ, — ответил директор комбината.
— Какой народ? — спросил Сталин.
— Народ, который победил в войне. — сказал Григорий Носов. После чего, согласно преданию, вопрос о целесообразности стройки был снят.
Впрочем, это скорее всего, благочестивая байка. Носов, конечно, молодец, но с подачи Москвы храмы открывались по всей стране. В 1943 Сталин принимал к Кремле митрополита Сергия (Старогородского), после чего был проведен Архиерейский собор Русской православной церкви. Возобновили набор студентов семинарии и духовная академия, священников выпустили из лагерей, вернулись к изданию журнала Московской Патриархии (иронично, что ему в пользование передали типографию газеты "Безбожник", у Сталина было специфическое чувство юмора) начали работать свечные заводы, иконописные мастерские и заводы церковной утвари.
А в Магнитке застучали молотки и запели пилы на стройке двух храмов.
Поскольку сам город возводили в степи, в период первых "безбожных" пятилеток 1920-х, храмов там в принципе не было, а тот, который затопили в тридцатые, стоял на другом берегу реки Урал.
Впрочем, трезвон в Магнитке раздавался недолго. Сталин умер, левак и троцкист Хрущев возобновил гонения на религию, и верующих снова принялись гнобить.
Так, например, Михайловский храм в Магнитогорске изначально сложили деревянным, но к концу 1950-х у прихожан уже было достаточно стройматериалов, чтобы возвести каменный собор.
А вот это было уже слишком: проект зарубили, и подготовленные кирпичи люди попрятали по домам и квартирам. В камне Михайловскую церковь переложили только в конце 1980-х годов.
Совсем другая судьба ожидала Николаевский храм. Вокруг его закрытия в 1960-м году ходят зловещие слухи. В газетах написали заметку в духе ЦИПсО и желтых британских таблоидов. Мол, священник то ли утопил младенца во время крещения, то ли по какой-то причине провел таинство над уже мертвым ребенком.
После такого информационной арт-подготовки храм сначала закрыли, а потом осквернили. В качестве доказательства, что никакого Бога нет — в здании церкви открыли обсерваторию, смотреть на небо.
Он относительно новый — его открыли 20 лет назад, хотя стройку начали еще в 1989-м, но, как обычно, не было денег. Вход в храм украшает мозаика.
Собор построили неподалёку от затопленной в 1930-го годы церкви станицы Магнитная. По одной из версий, "Капитанскую дочку" Пушкин писал как раз по мотивам истории обороны этой крепости во время восстания Пугачева. Фигурировала там и церковь.
В повести, напомню, Пугачев вешает коменданта, а его жену рубят саблей за то, что они отказались присягнуть самозванцу и назвали его вором. В реальности история была еще более жуткая. В архивах Магнитогорска хранится документ, в котором указано:
"В ограде церкви святой Троицы повешены комендант Тихановский, его жена, священник в полном облачении и двое отставных солдат. Уверяют, что Тихановский, его жена, священник и двое ветеранов назвали Пугачева злодеем, вором и самозванцем".
Возможно, эта драма произошла как раз в той самой церкви, на месте которой сейчас стоит Вознесенский собор.
Кстати, храмовая история Магнитогорска интересна еще и тем, что это был, наверное, единственный город в СССР, в котором построили церкви. То есть, не открыли закрытые ранее, а возвели с нуля в послевоенные годы, когда в стране на какое-то время прекратилось антирелигиозное беснование.
Один храм (Святителя Николая) открыли в 1945 году, а второй — Архангела Михаила — в 1946-м.
Говорят, что инициатором строительства стал руководитель ММК — легендарный красный директор Григорий Иванович Носов. Ходит легенда, будто когда взялись возводить храм Архистратига Михаила, у Носова состоялся телефонный разговор со Сталиным.
— Кто позволил построить церковь? — спросил Коба.
— Народ, — ответил директор комбината.
— Какой народ? — спросил Сталин.
— Народ, который победил в войне. — сказал Григорий Носов. После чего, согласно преданию, вопрос о целесообразности стройки был снят.
Впрочем, это скорее всего, благочестивая байка. Носов, конечно, молодец, но с подачи Москвы храмы открывались по всей стране. В 1943 Сталин принимал к Кремле митрополита Сергия (Старогородского), после чего был проведен Архиерейский собор Русской православной церкви. Возобновили набор студентов семинарии и духовная академия, священников выпустили из лагерей, вернулись к изданию журнала Московской Патриархии (иронично, что ему в пользование передали типографию газеты "Безбожник", у Сталина было специфическое чувство юмора) начали работать свечные заводы, иконописные мастерские и заводы церковной утвари.
А в Магнитке застучали молотки и запели пилы на стройке двух храмов.
Поскольку сам город возводили в степи, в период первых "безбожных" пятилеток 1920-х, храмов там в принципе не было, а тот, который затопили в тридцатые, стоял на другом берегу реки Урал.
Впрочем, трезвон в Магнитке раздавался недолго. Сталин умер, левак и троцкист Хрущев возобновил гонения на религию, и верующих снова принялись гнобить.
Так, например, Михайловский храм в Магнитогорске изначально сложили деревянным, но к концу 1950-х у прихожан уже было достаточно стройматериалов, чтобы возвести каменный собор.
А вот это было уже слишком: проект зарубили, и подготовленные кирпичи люди попрятали по домам и квартирам. В камне Михайловскую церковь переложили только в конце 1980-х годов.
Совсем другая судьба ожидала Николаевский храм. Вокруг его закрытия в 1960-м году ходят зловещие слухи. В газетах написали заметку в духе ЦИПсО и желтых британских таблоидов. Мол, священник то ли утопил младенца во время крещения, то ли по какой-то причине провел таинство над уже мертвым ребенком.
После такого информационной арт-подготовки храм сначала закрыли, а потом осквернили. В качестве доказательства, что никакого Бога нет — в здании церкви открыли обсерваторию, смотреть на небо.
Всё-таки Новелла Матвеева чудо как хороша. Невероятно интересная поэтесса, с творчеством которой я познакомился благодаря Псою Короленко, он перепел несколько ее песен.
Она была единственным человеком в Советском Союзе по имени Новелла, бардом с тонким и детским голосом , но даже в молодости похожая на старушку.
В своих стихах она переносилась в неведомые дали и экзотические страны — Александр Грин в юбке — однако никогда не выезжала дальше Подмосковья из-за какой-то сложной болезни вестибулярного аппарата. Новелла Матвеева не переносила транспорт — ее выворачивало наизнанку — и поэтому с юности всегда ходила пешком.
Меня поразила ритмика ее стихов , глубина метафор, умение создать атмосферу светлой печали и, что особенно важно для меня лично — находить красоту в обыденном. То, как она описала стройку "в белой ночной дали", отзывается в сердце.
А вчера , не спалось , я случайно наткнулся на большую статью о ней и неожиданно обнаружил , что Матвеева по сути имела лишь 4 класса образования. Но очень много читала и занималась с мамой — учителем русского языка и литературы.
Слава на нее свалилась , как снег на голову, в 1960е годы , когда несколько ее стихотворений опубликовала "Комсомольская правда" . Редакция была в шоке , что наткнулась на такую жемчужину и ( Новелла отправила в газету стихи без обратного адреса). Корреспонденты через милицию с трудом нашли ее в каком-то бараке, она лежала на тюфяке в лохмотьях и отдыхала после работы . Поэтесса трудилась пастухом и помогала при доме-интернате для инвалидов. То есть, жила в довольно спартанских, отнюдь не богемных условиях и при этом писала такие чудесные стихи.
Школу Новелла таки и не окончила , но зато экстерном прошла литературные курсы при Литинстите, позже ее приняли в Союз писателей СССР и она вышла замуж за поэта и переводчика Ивана Семеновича Кииру. Красавца-финна, который на фоне вечной старушки Новеллы Николаевны казался белым пятном, чем-то неуместным и невозможным. Но они прожили в печали и радости 30 лет до самой смерти Ивана Семеновича в 1992 году.
Интересно , что всю жизнь, и в СССР и в России (Новелла Матвеева скончалась в 2016 году) она жила в подчёркнутой, даже кричащей нищете. Последние годы обитала отшельницей в полузаброшенном доме в подмосковной Сходне. Видимо , была из тех, кто всецело сосредотачивается на внутреннем мире и и не обращает внимание на внешний. Любила, как положено в таких случаях , котов.
В общем , прекрасная женщина с интересной лирикой, Царство ей небесное.
P.S. Перед смертью Новелла Николаевна написала восторженные стихи о присоединении Крыма, из-за чего на нее ополчилась толстая жаба Дмитрий Быков, знавший ее с детства.
А вот стихи про стройку и песню в ее исполнении прилагаю.
Летняя ночь была
Теплая, как зола…
Так, незаметным шагом, до окраин я дошла.
Эти окраины
Были оправлены
Вышками вырезными, кружевными кранами.
Облики облаков, отблески облаков
Плавали сквозь каркасы недостроенных домов.
Эти дома без крыш — в белой ночной дали —
В пустошь меня зазвали, в грязь и в глину завели…
На пустыре ночном светлый железный лом,
Медленно остывая, обдавал дневным теплом.
А эти дома без крыш — в душной ночной дали —
Что-то такое знали, что и молвить не могли!
Из-за угла, как вор, выглянул бледный двор:
Там, на ветру волшебном, танцевал бумажный сор…
А эти дома без крыш словно куда-то шли… Шли…
Плыли,— как будто были не дома, а корабли…
Встретилась мне в пути между цементных волн
Кадка с какой-то краской,— точно в теплом море — челн;
Палка-мешалка в ней — словно в челне — весло…
От кораблей кирпичных кадку-лодку отнесло.
Было волшебно все: даже бумажный сор!
Даже мешалку-палку вспоминаю до сих пор!..
И эти дома без крыш,— светлые без огня;
Эту печаль и радость;
Эту ночь с улыбкой дня!
Она была единственным человеком в Советском Союзе по имени Новелла, бардом с тонким и детским голосом , но даже в молодости похожая на старушку.
В своих стихах она переносилась в неведомые дали и экзотические страны — Александр Грин в юбке — однако никогда не выезжала дальше Подмосковья из-за какой-то сложной болезни вестибулярного аппарата. Новелла Матвеева не переносила транспорт — ее выворачивало наизнанку — и поэтому с юности всегда ходила пешком.
Меня поразила ритмика ее стихов , глубина метафор, умение создать атмосферу светлой печали и, что особенно важно для меня лично — находить красоту в обыденном. То, как она описала стройку "в белой ночной дали", отзывается в сердце.
А вчера , не спалось , я случайно наткнулся на большую статью о ней и неожиданно обнаружил , что Матвеева по сути имела лишь 4 класса образования. Но очень много читала и занималась с мамой — учителем русского языка и литературы.
Слава на нее свалилась , как снег на голову, в 1960е годы , когда несколько ее стихотворений опубликовала "Комсомольская правда" . Редакция была в шоке , что наткнулась на такую жемчужину и ( Новелла отправила в газету стихи без обратного адреса). Корреспонденты через милицию с трудом нашли ее в каком-то бараке, она лежала на тюфяке в лохмотьях и отдыхала после работы . Поэтесса трудилась пастухом и помогала при доме-интернате для инвалидов. То есть, жила в довольно спартанских, отнюдь не богемных условиях и при этом писала такие чудесные стихи.
Школу Новелла таки и не окончила , но зато экстерном прошла литературные курсы при Литинстите, позже ее приняли в Союз писателей СССР и она вышла замуж за поэта и переводчика Ивана Семеновича Кииру. Красавца-финна, который на фоне вечной старушки Новеллы Николаевны казался белым пятном, чем-то неуместным и невозможным. Но они прожили в печали и радости 30 лет до самой смерти Ивана Семеновича в 1992 году.
Интересно , что всю жизнь, и в СССР и в России (Новелла Матвеева скончалась в 2016 году) она жила в подчёркнутой, даже кричащей нищете. Последние годы обитала отшельницей в полузаброшенном доме в подмосковной Сходне. Видимо , была из тех, кто всецело сосредотачивается на внутреннем мире и и не обращает внимание на внешний. Любила, как положено в таких случаях , котов.
В общем , прекрасная женщина с интересной лирикой, Царство ей небесное.
P.S. Перед смертью Новелла Николаевна написала восторженные стихи о присоединении Крыма, из-за чего на нее ополчилась толстая жаба Дмитрий Быков, знавший ее с детства.
А вот стихи про стройку и песню в ее исполнении прилагаю.
Летняя ночь была
Теплая, как зола…
Так, незаметным шагом, до окраин я дошла.
Эти окраины
Были оправлены
Вышками вырезными, кружевными кранами.
Облики облаков, отблески облаков
Плавали сквозь каркасы недостроенных домов.
Эти дома без крыш — в белой ночной дали —
В пустошь меня зазвали, в грязь и в глину завели…
На пустыре ночном светлый железный лом,
Медленно остывая, обдавал дневным теплом.
А эти дома без крыш — в душной ночной дали —
Что-то такое знали, что и молвить не могли!
Из-за угла, как вор, выглянул бледный двор:
Там, на ветру волшебном, танцевал бумажный сор…
А эти дома без крыш словно куда-то шли… Шли…
Плыли,— как будто были не дома, а корабли…
Встретилась мне в пути между цементных волн
Кадка с какой-то краской,— точно в теплом море — челн;
Палка-мешалка в ней — словно в челне — весло…
От кораблей кирпичных кадку-лодку отнесло.
Было волшебно все: даже бумажный сор!
Даже мешалку-палку вспоминаю до сих пор!..
И эти дома без крыш,— светлые без огня;
Эту печаль и радость;
Эту ночь с улыбкой дня!
К слову , про бардов...
В нашей корчме, конечно же, есть сцена: на шатких, облезлых стульях сидят музыканты, поют и играют. В основном нечто грустное и протяжное, очень редко — веселое и бравурное. Квартет магаданских каторжников исполняет “Сибирский подкандальный марш”, аккомпанируя себе на гребешках; печально плачет Эдит Пиаф в унисон с Танюшей Булановой; юродствует Аркадий Северный; негры поют госпел; Егор Летов заклинает смерть. У нас каждый день кто-то что-то поет и играет, потому что песня — это голос души. И вот сегодня на сцене — Ольга Горпенко по прозвищу Коди (1968-2010). С нашей точки зрения — очень странная и интересная исполнительница с тяжелой и, как водится, трагической судьбой. Хочу познакомить с ней любезных сестриц и братцев.
Ольга Горпенко — это Грушинский фестиваль бардовской песни, на который по какой-то причине приехали исключительно опиумные наркоманы. Под изгиб гитары желтой они исполняют печальные песни вроде "Я умру на приходе", варят раствор в алюминиевых ложках, рассказывают друг другу байки про "абсолютно чистый порошок" из чудесного Афганистана, вздыхают, понимая призрачность такового, покачиваются у костра и укрывают друг дружку клетчатыми пледами.
Сложно поверить, что Ольга Горпенко — женщина с лицом университетской отличницы — являлась хэдлайнером на таком фестивале. С виду она напоминала скорее младшего научного сотрудника из НИИ стали и сплавов, а не панка, но внешность обманчива, особенно когда в твоей голове — спутанный комок противоречий.
Коди училась на психологическом факультете МГУ, при этом сама страдала от шизофрении. Работала в наркологии, однако активно употребляла опиаты и другие наркотики, в частности — препарат трамал, которым пыталась "залить" психическое расстройство. После этого долго и тяжело боролась с трамалом, стала сильно выпивать. Несмотря на тяжелую, абстинентную жизнь, Ольга писала очень талантливые стихи, выступала, писала диссертацию, которую не защитила, яростно боролась с шизофренией и умерла в 42 года, утонув по знаменитой московской жаре 2010 года во время купания в пруду... Вот тебе и смерть в июне. Честно говоря, достаточно послушать две-три песни, чтобы понять, что жизнь Ольги Горпенко закончится как-то так — не человек, а засаленная фенька на запястье.
Послушайте ее братцы и сестрицы, ведь она (хоть наркотики я никому не советую и подчёркиваю , что это абсолютно зло и гибель души и тела ) очень талантлива. Поначалу кажется, будто это какой-то стеб над бардами, в духе Михаила Елизарова. Елизаров остроумно глумится на Окуджавой и Визбором, насвистывая что-то по-митяевски сквозь свои невероятно смешные и страшные тексты, а Горпенко глумится над доброй и трогательной Адой Якушевой.... Но слушаешь один трек, потом другой, и вдруг с ужасом понимаешь, что Горпенко не над кем не глумится и не шутит. Это, всё взаправду — голос сердца, которое отравила болезнь и маков цвет. А почти всё, что искренне — значит хорошо.
P.S. О развитии шизофрении Ольга вела весьма любопытный дневник. Он доступен по ссылке: https://vk.com/topic-44967928_27489946
Парочка любимых песен:
🪡 https://vk.com/audio2000283894_456244050_7b8e568dd30b097bb7
🕸️🕷️🥀 https://vk.com/audio2000112160_456244662_38b58fc48cbca92a15
В нашей корчме, конечно же, есть сцена: на шатких, облезлых стульях сидят музыканты, поют и играют. В основном нечто грустное и протяжное, очень редко — веселое и бравурное. Квартет магаданских каторжников исполняет “Сибирский подкандальный марш”, аккомпанируя себе на гребешках; печально плачет Эдит Пиаф в унисон с Танюшей Булановой; юродствует Аркадий Северный; негры поют госпел; Егор Летов заклинает смерть. У нас каждый день кто-то что-то поет и играет, потому что песня — это голос души. И вот сегодня на сцене — Ольга Горпенко по прозвищу Коди (1968-2010). С нашей точки зрения — очень странная и интересная исполнительница с тяжелой и, как водится, трагической судьбой. Хочу познакомить с ней любезных сестриц и братцев.
Ольга Горпенко — это Грушинский фестиваль бардовской песни, на который по какой-то причине приехали исключительно опиумные наркоманы. Под изгиб гитары желтой они исполняют печальные песни вроде "Я умру на приходе", варят раствор в алюминиевых ложках, рассказывают друг другу байки про "абсолютно чистый порошок" из чудесного Афганистана, вздыхают, понимая призрачность такового, покачиваются у костра и укрывают друг дружку клетчатыми пледами.
Сложно поверить, что Ольга Горпенко — женщина с лицом университетской отличницы — являлась хэдлайнером на таком фестивале. С виду она напоминала скорее младшего научного сотрудника из НИИ стали и сплавов, а не панка, но внешность обманчива, особенно когда в твоей голове — спутанный комок противоречий.
Коди училась на психологическом факультете МГУ, при этом сама страдала от шизофрении. Работала в наркологии, однако активно употребляла опиаты и другие наркотики, в частности — препарат трамал, которым пыталась "залить" психическое расстройство. После этого долго и тяжело боролась с трамалом, стала сильно выпивать. Несмотря на тяжелую, абстинентную жизнь, Ольга писала очень талантливые стихи, выступала, писала диссертацию, которую не защитила, яростно боролась с шизофренией и умерла в 42 года, утонув по знаменитой московской жаре 2010 года во время купания в пруду... Вот тебе и смерть в июне. Честно говоря, достаточно послушать две-три песни, чтобы понять, что жизнь Ольги Горпенко закончится как-то так — не человек, а засаленная фенька на запястье.
Послушайте ее братцы и сестрицы, ведь она (хоть наркотики я никому не советую и подчёркиваю , что это абсолютно зло и гибель души и тела ) очень талантлива. Поначалу кажется, будто это какой-то стеб над бардами, в духе Михаила Елизарова. Елизаров остроумно глумится на Окуджавой и Визбором, насвистывая что-то по-митяевски сквозь свои невероятно смешные и страшные тексты, а Горпенко глумится над доброй и трогательной Адой Якушевой.... Но слушаешь один трек, потом другой, и вдруг с ужасом понимаешь, что Горпенко не над кем не глумится и не шутит. Это, всё взаправду — голос сердца, которое отравила болезнь и маков цвет. А почти всё, что искренне — значит хорошо.
P.S. О развитии шизофрении Ольга вела весьма любопытный дневник. Он доступен по ссылке: https://vk.com/topic-44967928_27489946
Парочка любимых песен:
🪡 https://vk.com/audio2000283894_456244050_7b8e568dd30b097bb7
🕸️🕷️🥀 https://vk.com/audio2000112160_456244662_38b58fc48cbca92a15
В бою погиб легендарный Тасболат Ибрашев — русский казах, который в 2008 году с пулеметом наперевес остановил целую колонну грузино-натовских войск. Его фото разлетелось по всему миру.
Я думаю, это из-за таких как Тасболат ничтожество Саакашвили, обосравшись, жевал галстук.
Тасболат на фронте с 2022 года. Погиб в районе Волчанска. Вечная память герою.
Я думаю, это из-за таких как Тасболат ничтожество Саакашвили, обосравшись, жевал галстук.
Тасболат на фронте с 2022 года. Погиб в районе Волчанска. Вечная память герою.
Не могу тут не вспомнить статью Дугина 20-летней давности, посвященную хиту мадам Лель. Это правда очень смешно.
________________________________________
Каждое время имеет свой мелос. Свой гимн. Совсем давно мы пели жестокие песни про «погибших от рук Ротфронта и реакции». Потом, когда рухнула наша страна, мы, устремив злые зрачки под надбровные дуги, ревели «Союз нерушимый» - с той же интонацией, что и про «погибших от рук Ротфронта»…
Позже, в середине 90-х увлекшись «хоронзоном» Хортицей, мы перешли на «Мами-блю».
("хоронзон - демон pассеяния"; "Граф Хортица" - Гарик Осипов, poд.1961 в Запорожье - певец, музыкант, поэт, писатель, автор и ведущий цикла еженедельных ночных радиопрограмм «Трансильвания беспокоит», выходивших на "Радио 101 FM"- Москва в конце 90-ых годов.)
«О, мами!» провозглашал тогда один из нас, встретив другого и вознеся десницу вправо и вверх. «Мами блю!», отвечал тот в ответном жесте. Но магия и этого гимна постепенно рассосалась.
После черты черного миллениума стало понятно, что надо все менять - менять нашу музыку. И тут мы услышали её. Incontournable Катю Лель с восхитительным «Мармеладным». Ни мгновенья колебаний, новый гимн обозначен. Это и есть современный гнозис, пиршество правильных строго воспитанных чувств и верных жертвенных ориентаций.
«Не позвонила, не открыла и не звала». - Нарратив представляет ускользающее существо, не находящееся ни по одну сторону двери - ни со стороны звонка, ни со стороны замка.
«Почти душила, но забила на твои слова». Душила и потрошила, как Божий день ясно.
И далее гениальное: «опять мне кажется, что кружится моя голова». Голова либо кружится, либо нет. Это столь легкое и заманчивое чувство, что его имитация, его фантом, его подделки просто невозможны. Представьте: мне кажется, что у меня что-то чешется… Класс. И это превосходное «опять» - эфемерные дубли ощущений и эмоций рециклируются снова и снова, неясность наползает на неясность. Писк идет из глубины глубин, из центра земли. Суверенный писк Кати Лель.
И далее она произносит то запретное, что немногие отважились бы произнести в здравом уме и моральной гармонии: «мой Мармеладъный».
Апофеоз. «Мармеладъный» - тот, кого мы так тщетно искали, хотели, зверели и снова хотели все это время. Новое имя торжественного и зловещего эона, высокие горизонты обреченного триумфа искупительной меланхолии, теперь я знаю, как зовут тебя, потерянный и несосчитанный ангел - имя твое «Мармеладъный!».
И как только произнеслось заветное имя, разодрались завесы немоты, и струя предчувствуемой глоссолалии вырвалась наружу: «Попробуй мъ-мъ» возопила Лель на языке согласных - так говорят с закрытым ртом, полным великих тайн и камней, на зимнем языке умерших в прошлом сезоне птиц. «Мъ-мъ» услышав однажды, забыть невозможно! Но далее… «Попробуй джага, джага». Катя Лель сказала это!
Тетраграмматон расшифрован, у таинственной буквы «шин» выросла четвертая ветка. Это ветка называется «джага», если звук «йод» произносить на арамейский манер. ✏️По сути, это высказывание замедлило приход последнего дня.
Но и после ЭТОГО она не успокаивается, а продолжает вкалачивать: «Попробуй мъ-мъ» - заря багровой Аменты, таинственной страны эонов хеймармении с плавающими лицами козлоголовых архонтов… И ароматом черных сожженных идолами трав. «Мне это надо, надо». Да, надо.
И снова про голову… «Опять мне кажется, что кружится голова». - Теперь понятно, почему головокружение кажущееся. Вам ведь понятно?
Это «антимимон пневма», кривляние обособившегося двойника в зеркале, хруст скорлуп, вопль Пистис Софии из нижних оборок диакониссы кромешной мглы.
«Мой мармеладный, я не права» - на сей раз совсем радикально.
И чтобы ни у кого уже не оставалось никаких сомнений, лисья мордашка Кати Лель впечатывается в клипе в уютный угол подогретого изнутри «Бумера».
О, Мармеладъный! Гимн нашей последней горькой мечты! "
________________________________________
Каждое время имеет свой мелос. Свой гимн. Совсем давно мы пели жестокие песни про «погибших от рук Ротфронта и реакции». Потом, когда рухнула наша страна, мы, устремив злые зрачки под надбровные дуги, ревели «Союз нерушимый» - с той же интонацией, что и про «погибших от рук Ротфронта»…
Позже, в середине 90-х увлекшись «хоронзоном» Хортицей, мы перешли на «Мами-блю».
("хоронзон - демон pассеяния"; "Граф Хортица" - Гарик Осипов, poд.1961 в Запорожье - певец, музыкант, поэт, писатель, автор и ведущий цикла еженедельных ночных радиопрограмм «Трансильвания беспокоит», выходивших на "Радио 101 FM"- Москва в конце 90-ых годов.)
«О, мами!» провозглашал тогда один из нас, встретив другого и вознеся десницу вправо и вверх. «Мами блю!», отвечал тот в ответном жесте. Но магия и этого гимна постепенно рассосалась.
После черты черного миллениума стало понятно, что надо все менять - менять нашу музыку. И тут мы услышали её. Incontournable Катю Лель с восхитительным «Мармеладным». Ни мгновенья колебаний, новый гимн обозначен. Это и есть современный гнозис, пиршество правильных строго воспитанных чувств и верных жертвенных ориентаций.
«Не позвонила, не открыла и не звала». - Нарратив представляет ускользающее существо, не находящееся ни по одну сторону двери - ни со стороны звонка, ни со стороны замка.
«Почти душила, но забила на твои слова». Душила и потрошила, как Божий день ясно.
И далее гениальное: «опять мне кажется, что кружится моя голова». Голова либо кружится, либо нет. Это столь легкое и заманчивое чувство, что его имитация, его фантом, его подделки просто невозможны. Представьте: мне кажется, что у меня что-то чешется… Класс. И это превосходное «опять» - эфемерные дубли ощущений и эмоций рециклируются снова и снова, неясность наползает на неясность. Писк идет из глубины глубин, из центра земли. Суверенный писк Кати Лель.
И далее она произносит то запретное, что немногие отважились бы произнести в здравом уме и моральной гармонии: «мой Мармеладъный».
Апофеоз. «Мармеладъный» - тот, кого мы так тщетно искали, хотели, зверели и снова хотели все это время. Новое имя торжественного и зловещего эона, высокие горизонты обреченного триумфа искупительной меланхолии, теперь я знаю, как зовут тебя, потерянный и несосчитанный ангел - имя твое «Мармеладъный!».
И как только произнеслось заветное имя, разодрались завесы немоты, и струя предчувствуемой глоссолалии вырвалась наружу: «Попробуй мъ-мъ» возопила Лель на языке согласных - так говорят с закрытым ртом, полным великих тайн и камней, на зимнем языке умерших в прошлом сезоне птиц. «Мъ-мъ» услышав однажды, забыть невозможно! Но далее… «Попробуй джага, джага». Катя Лель сказала это!
Тетраграмматон расшифрован, у таинственной буквы «шин» выросла четвертая ветка. Это ветка называется «джага», если звук «йод» произносить на арамейский манер. ✏️По сути, это высказывание замедлило приход последнего дня.
Но и после ЭТОГО она не успокаивается, а продолжает вкалачивать: «Попробуй мъ-мъ» - заря багровой Аменты, таинственной страны эонов хеймармении с плавающими лицами козлоголовых архонтов… И ароматом черных сожженных идолами трав. «Мне это надо, надо». Да, надо.
И снова про голову… «Опять мне кажется, что кружится голова». - Теперь понятно, почему головокружение кажущееся. Вам ведь понятно?
Это «антимимон пневма», кривляние обособившегося двойника в зеркале, хруст скорлуп, вопль Пистис Софии из нижних оборок диакониссы кромешной мглы.
«Мой мармеладный, я не права» - на сей раз совсем радикально.
И чтобы ни у кого уже не оставалось никаких сомнений, лисья мордашка Кати Лель впечатывается в клипе в уютный угол подогретого изнутри «Бумера».
О, Мармеладъный! Гимн нашей последней горькой мечты! "
Forwarded from МАРДАН
Указом президента певице Кате Лель присвоено звание заслуженной артистки России
Исполнительница известна своими песнями «Муси-Пуси», «Мой мармеладный» и «Долетай».
Тех, кто подсовывают Путину такие указы, в 1937-м безусловно расстреляли бы.
Исполнительница известна своими песнями «Муси-Пуси», «Мой мармеладный» и «Долетай».
Тех, кто подсовывают Путину такие указы, в 1937-м безусловно расстреляли бы.
Ко вчерашней новости про звание заслуженной артистки, которое присвоили Кате Лель.
А я думаю, что если уж решили наградить какую-то эстрадную певицу почетным званием, так лучше бы наградили Таню Буланову. В принципе, она и так заслуженная артистка России, но значит следовало дать ей "народную". Ниже объясню почему. 👇😢
Наша Таня громко плакала, когда в России хохотал и скалился рынок — коллективный Черкизон с трехдневной щетиной, перегаром, в широких спортивных штанах с лампасами. Те, кто поизворотливее — смеялись и скалились вместе с ним, другие: пили, стучали по рельсам шахтерскими касками и постепенно превращались в горькое разнотравье и полевые цветы на могилах.
А женщины часто плакали. Слезы немного остужали печаль и помогали идти готовить пирожки с картошкой, капустой и ливером, чтобы на следующий день распродать их у автовокзала.
Еще относительно молодые Кати, Наташи и Светы стояли на морозе, перевязанные пуховыми платками как цыганки, переминалась с ноги на ногу, продавали пирожки и напевали слова из хита Тани Булановой: “Не плачь! Ещё одна осталась ночь у нас с тобой. Не плачь! Ещё один раз прошепчу тебе ты мой”.
Дамы мерзли, заворачивали пирожки в серую упаковочную бумагу и убеждали себя не распускать нюни сейчас, прекрасно зная, что лучше сделать это вечером, придя домой. Ведь там Таня Буланова — милая сестрица в люрексной кофте — разделит печаль.
В своем слезоточивом творчестве она рисовала таинственный мир тотальной сентиментальности — густой и тягучей, словно патока. В этом мире никто никого не кидает на деньги, не отбирает последнее, не пускает по миру, а все всех жалеют. Все стоят на перроне, плачут и машут платочками вслед уходящему поезду. “Бог, умирая на кресте, заповедовал нам жалость, а зубоскальства Он нам не заповедовал. Жалость и любовь к миру – едины”, — писал Венечка Ерофеев и был абсолютно прав. Наверное, прочитав его печальную поэму "Москва Петушки" Буланова вдохновлялась на плач.
Конечно, наивные песни Булановой не были политизированы, речь в них шла и идет в основном об амурных делах, но общее настроение попсовых баллад о разбитой любви экстраполировалось на все вообще. И женщины плакали. Не из-за пирожков, не из-за Черкизона, даже не из-за дешевых теней для век из картонной коробочки и уж тем более — не из-за “него”, а просто так, потому что, как тут не плакать? А поплачешь и сразу легче.
Таня Буланова являлась идеальной подружкой: блондинкой, но не эффектной, а всегда немного блеклой, застенчивой, с воспаленными глазами. Не девушка, а мотылек под лампочкой — одноклассница с палароидной фотографии.
Такая не станет отбивать жениха и сплетничать за спиной, а придет в гости, сядет на расшатанный табурет, который некому починить, разольет по стаканам “Каберне” и в дыму сигарет с ментолом будет в унисон плакать о тяжелой женской судьбе. Плакать, пить и закусывать шоколадкой.
Пожалуй, эти слезы помогали сохранить рассудок миллионам русских женщин в 1990-е годы, на них замешивалось тесто, ими омывались стекла окон в растревскавшихся рамах, ими отбеливалось белье.
Люди в зеленых лосинах нервно посмеивались и курили длинные сигареты “More”, Тельман Исмаилов улыбался в усы, хохотал Билл Клинтон, хлопая по плечу друга Бориса, который тоже хихикал, самодовольно улыбался Аслан Масхадов, помирали со смеху комики Геннадий Хазанов и Михаил Жванецкий, и только Таня Буланова плакала из телевизора.
Может быть, плакала о чем-то своем: простом, интимном, девичьем, но этого оказалось достаточно, чтобы с ней в унисон пролились реки соленой воды. Чистой, целебной, питающей мать сыру-землю. Злой смех иссушает жизнь, превращает его в песок, слезы, особенно покаянные, удобряют и лечат постылый мир.
Что спасло Россию, когда она висела на волоске в 1990-е годы? Слезы и Таня Буланова. Что спасет ее сейчас? Может быть, то же самое.
А я думаю, что если уж решили наградить какую-то эстрадную певицу почетным званием, так лучше бы наградили Таню Буланову. В принципе, она и так заслуженная артистка России, но значит следовало дать ей "народную". Ниже объясню почему. 👇😢
Наша Таня громко плакала, когда в России хохотал и скалился рынок — коллективный Черкизон с трехдневной щетиной, перегаром, в широких спортивных штанах с лампасами. Те, кто поизворотливее — смеялись и скалились вместе с ним, другие: пили, стучали по рельсам шахтерскими касками и постепенно превращались в горькое разнотравье и полевые цветы на могилах.
А женщины часто плакали. Слезы немного остужали печаль и помогали идти готовить пирожки с картошкой, капустой и ливером, чтобы на следующий день распродать их у автовокзала.
Еще относительно молодые Кати, Наташи и Светы стояли на морозе, перевязанные пуховыми платками как цыганки, переминалась с ноги на ногу, продавали пирожки и напевали слова из хита Тани Булановой: “Не плачь! Ещё одна осталась ночь у нас с тобой. Не плачь! Ещё один раз прошепчу тебе ты мой”.
Дамы мерзли, заворачивали пирожки в серую упаковочную бумагу и убеждали себя не распускать нюни сейчас, прекрасно зная, что лучше сделать это вечером, придя домой. Ведь там Таня Буланова — милая сестрица в люрексной кофте — разделит печаль.
В своем слезоточивом творчестве она рисовала таинственный мир тотальной сентиментальности — густой и тягучей, словно патока. В этом мире никто никого не кидает на деньги, не отбирает последнее, не пускает по миру, а все всех жалеют. Все стоят на перроне, плачут и машут платочками вслед уходящему поезду. “Бог, умирая на кресте, заповедовал нам жалость, а зубоскальства Он нам не заповедовал. Жалость и любовь к миру – едины”, — писал Венечка Ерофеев и был абсолютно прав. Наверное, прочитав его печальную поэму "Москва Петушки" Буланова вдохновлялась на плач.
Конечно, наивные песни Булановой не были политизированы, речь в них шла и идет в основном об амурных делах, но общее настроение попсовых баллад о разбитой любви экстраполировалось на все вообще. И женщины плакали. Не из-за пирожков, не из-за Черкизона, даже не из-за дешевых теней для век из картонной коробочки и уж тем более — не из-за “него”, а просто так, потому что, как тут не плакать? А поплачешь и сразу легче.
Таня Буланова являлась идеальной подружкой: блондинкой, но не эффектной, а всегда немного блеклой, застенчивой, с воспаленными глазами. Не девушка, а мотылек под лампочкой — одноклассница с палароидной фотографии.
Такая не станет отбивать жениха и сплетничать за спиной, а придет в гости, сядет на расшатанный табурет, который некому починить, разольет по стаканам “Каберне” и в дыму сигарет с ментолом будет в унисон плакать о тяжелой женской судьбе. Плакать, пить и закусывать шоколадкой.
Пожалуй, эти слезы помогали сохранить рассудок миллионам русских женщин в 1990-е годы, на них замешивалось тесто, ими омывались стекла окон в растревскавшихся рамах, ими отбеливалось белье.
Люди в зеленых лосинах нервно посмеивались и курили длинные сигареты “More”, Тельман Исмаилов улыбался в усы, хохотал Билл Клинтон, хлопая по плечу друга Бориса, который тоже хихикал, самодовольно улыбался Аслан Масхадов, помирали со смеху комики Геннадий Хазанов и Михаил Жванецкий, и только Таня Буланова плакала из телевизора.
Может быть, плакала о чем-то своем: простом, интимном, девичьем, но этого оказалось достаточно, чтобы с ней в унисон пролились реки соленой воды. Чистой, целебной, питающей мать сыру-землю. Злой смех иссушает жизнь, превращает его в песок, слезы, особенно покаянные, удобряют и лечат постылый мир.
Что спасло Россию, когда она висела на волоске в 1990-е годы? Слезы и Таня Буланова. Что спасет ее сейчас? Может быть, то же самое.
Сегодня проходил мимо памятника Александру II, в Челябинске он стоит напротив храма Александра Невского (на фото церковь еще в "чехле").
Я вспомнил, сколько копий было сломано, когда в довоенные спокойные времена в городе обсуждали где же его поставить.
Например, были общественные слушания на эту тему. Изначальный вариант локации — Алое поле — вызвал жаркие споры. Мол, царь-освободитель там не к месту, он нарушит архитектурный облик сквера, к тому же, рядом стоят монументы "молодой гвардии" и памятник-мавзолей Ленину, а в 1905 году там расстреляли рабочих…
Разумеется, в ходе слушаний никто никого не слушал. В зал пришли как сторонники установки монумента в сквере, так и их оппоненты. Ожидаемо поднялся визг, полетели перья, проклятия и оторванные пуговицы, запахло серой и гарью.
Еще не сбежавшие из страны урбанисты на самокатах ухали, как полярные совы, примкнувшие к ним бледные леваки-активисты трясли худыми кулаками в цыпках, монархисты ворчали в бороды, казаки размахивали нагайками, а городские сумасшедшие всех размеров, видов и расцветок, которые традиционно шляются по всем подобным мероприятиям, давали трепака и улюлюкали.
В общем, тьма египетская! Люди, конечно же, не договорились и чуть было не поубивали друг друга. Точку в споре поставили равнодушные депутаты, они распорядились воздвигнуть памятник на Алом Поле, где он, собственно, и стоит.
И в связи с этим я предлагаю сделать вот что: в каждом городе святой Руси следует открыть сеть "визгливых", которые станут отдушиной для гражданских активистов, социально активного населения и, вообще, всех любителей долго и со вкусом визжать.
Вот, предположим, булочная — пришел туда, купил булку, ушел. Или пирожковая — забежал, звякнул наддверным колокольчиком, купил пирожок, убежал, только тебя и видели.
Так и наша расчудесная визгливая или, как вариант, "визгливочная" — утолит социально-политический голод, превратит гроздья гнева в звонкий, заливистый визг. Залетишь внутрь, когда тебя аж распирает, заплатишь кассирше в окошко рублей 50, не больше, и повизжишь вдоволь, хоть до хрипоты и лопнувших в глазах капилляров.
Само-собой, эти пункты будут особо отделаны и оборудованы специальным инвентарем, чтобы человек мог безопасно, не напрягая окружающих: визжать, бесноваться, кататься по полу, испускать пену, биться головой об стены и делать "каталептический мостик".
За дополнительную плату клиенту выдадут посуду для битья или, например, портрет ненавистного персонажа — Чубайса или начальника ЖЭКа — для стимулирования голосовых связок и хорошего визга.
Я думаю, что на реализацию такого проекта можно железобетонно получить президентский грант. Это ведь, чудо как хорошо — подобные заведения! Они встанут на стражу государственного спокойствия, помогут демографии и обеспечат поступательное развитие общества без бунтов и социальных катаклизмов.
Еще бы, провизжишься — и уже совсем другой человек. Чистый, будто после бани, обновленный, спокойный и незыблемый, словно индийский слон.
Если бы участники общественных слушаний об установке памятника перед мероприятием зашли маленько повизжать, то что бы в итоге вышло? А я расскажу: за 15 минут спокойной, обстоятельной беседы они бы обязательно нашли компромисс, который бы всех устроил. А после — отправились бы пить чай с калачами под дерево или аккуратно накатывать "коньяк на рябине" на лавочку у сиреневого куста.
Прошло бы еще 15 минут, и вот уже урбанисты катали бы на самокатах бородатых казаков в папахах. Те бы пели: "Ойся ты, ойся, ты меня не бойся" и между делом учили урбанистов щелкать нагайками.
Все улыбаются, смеются, делают совместные фотографии на телефоны, вокруг расцветает жасмин и поют соловьи. Леваки и монархисты станут ходить кругами, придерживая друг дружку за локотки, и говорить что-то вроде:
— Пантелеймон Борисович, ну вы же все понимаете.
— Конечно, понимаю, любезный Питирим Абрамович, давайте лучше об окрошке поговорим. Как вы считаете, все-таки, на кефире или на квасе?
— И так и так славно, дорогой Пантелеймон Борисыч.
— Вы правы, и так и так славно.
Я вспомнил, сколько копий было сломано, когда в довоенные спокойные времена в городе обсуждали где же его поставить.
Например, были общественные слушания на эту тему. Изначальный вариант локации — Алое поле — вызвал жаркие споры. Мол, царь-освободитель там не к месту, он нарушит архитектурный облик сквера, к тому же, рядом стоят монументы "молодой гвардии" и памятник-мавзолей Ленину, а в 1905 году там расстреляли рабочих…
Разумеется, в ходе слушаний никто никого не слушал. В зал пришли как сторонники установки монумента в сквере, так и их оппоненты. Ожидаемо поднялся визг, полетели перья, проклятия и оторванные пуговицы, запахло серой и гарью.
Еще не сбежавшие из страны урбанисты на самокатах ухали, как полярные совы, примкнувшие к ним бледные леваки-активисты трясли худыми кулаками в цыпках, монархисты ворчали в бороды, казаки размахивали нагайками, а городские сумасшедшие всех размеров, видов и расцветок, которые традиционно шляются по всем подобным мероприятиям, давали трепака и улюлюкали.
В общем, тьма египетская! Люди, конечно же, не договорились и чуть было не поубивали друг друга. Точку в споре поставили равнодушные депутаты, они распорядились воздвигнуть памятник на Алом Поле, где он, собственно, и стоит.
И в связи с этим я предлагаю сделать вот что: в каждом городе святой Руси следует открыть сеть "визгливых", которые станут отдушиной для гражданских активистов, социально активного населения и, вообще, всех любителей долго и со вкусом визжать.
Вот, предположим, булочная — пришел туда, купил булку, ушел. Или пирожковая — забежал, звякнул наддверным колокольчиком, купил пирожок, убежал, только тебя и видели.
Так и наша расчудесная визгливая или, как вариант, "визгливочная" — утолит социально-политический голод, превратит гроздья гнева в звонкий, заливистый визг. Залетишь внутрь, когда тебя аж распирает, заплатишь кассирше в окошко рублей 50, не больше, и повизжишь вдоволь, хоть до хрипоты и лопнувших в глазах капилляров.
Само-собой, эти пункты будут особо отделаны и оборудованы специальным инвентарем, чтобы человек мог безопасно, не напрягая окружающих: визжать, бесноваться, кататься по полу, испускать пену, биться головой об стены и делать "каталептический мостик".
За дополнительную плату клиенту выдадут посуду для битья или, например, портрет ненавистного персонажа — Чубайса или начальника ЖЭКа — для стимулирования голосовых связок и хорошего визга.
Я думаю, что на реализацию такого проекта можно железобетонно получить президентский грант. Это ведь, чудо как хорошо — подобные заведения! Они встанут на стражу государственного спокойствия, помогут демографии и обеспечат поступательное развитие общества без бунтов и социальных катаклизмов.
Еще бы, провизжишься — и уже совсем другой человек. Чистый, будто после бани, обновленный, спокойный и незыблемый, словно индийский слон.
Если бы участники общественных слушаний об установке памятника перед мероприятием зашли маленько повизжать, то что бы в итоге вышло? А я расскажу: за 15 минут спокойной, обстоятельной беседы они бы обязательно нашли компромисс, который бы всех устроил. А после — отправились бы пить чай с калачами под дерево или аккуратно накатывать "коньяк на рябине" на лавочку у сиреневого куста.
Прошло бы еще 15 минут, и вот уже урбанисты катали бы на самокатах бородатых казаков в папахах. Те бы пели: "Ойся ты, ойся, ты меня не бойся" и между делом учили урбанистов щелкать нагайками.
Все улыбаются, смеются, делают совместные фотографии на телефоны, вокруг расцветает жасмин и поют соловьи. Леваки и монархисты станут ходить кругами, придерживая друг дружку за локотки, и говорить что-то вроде:
— Пантелеймон Борисович, ну вы же все понимаете.
— Конечно, понимаю, любезный Питирим Абрамович, давайте лучше об окрошке поговорим. Как вы считаете, все-таки, на кефире или на квасе?
— И так и так славно, дорогой Пантелеймон Борисыч.
— Вы правы, и так и так славно.
И лето будет гладить их головы яркими солнечным лучами, и кучевые облака плыть, и изумрудные травы петь, и всё будет хорошо.👆👆👆
Еще один некролог: отошел к Богу замечательный иконописец Константин Золотарев. Он родом из Челябинска, но я никогда о нем не слышал, узнал только сейчас. Это большое упущение.
Мастер помимо икон и фресок писал картины в стилистике строгой византийской иконописи. Его работа, где Христос общается с гопниками, просто невероятна. От нее обдает жаром, как из печки, ей можно греть замерзшие руки.
Константин учился в 1990-е в челябинском художественном училище на проспекте Победы, у Теплотеха. Это был один из самых криминальных районов. Чуть позже, году в 2006-м, я снимал квартиру в пропахшей корвалолом хрущевке прямо позади училища. Неподалеку стоял и наш третий корпус ЧелГУ с гуманитариями — филологами, историками и журналистами.
Константин мог спокойно выйти на улицу из училища и как Караваджо писать с натуры персонажей для свой удивительной парсуны. На корточках у магазина всегда сидели пацаны в монструозных восьмиклинках, надетых на стриженные под ноль головы и плевали сквозь зубы. Рядом — в подземном переходе — пахло цветами, как на кладбище и подгоревшим маслом. Там ошивались юркие, худощавые гопники. Они называли проходящих мимо студентов "зёма" и стреляли у них сигареты. На остановке трамвая постоянно чего-то ждали какие-то печальные люди с потухшими глазами, в бесформенных спортивных костюмах. Мне казалось они просто так там стоят и в реальности никогда и никуда не уезжают.
Я видел этих людей каждый день и в какой-то момент перестал их отличать от себя самого.
И всех их Господь созывает на пир! Христос сходит с 14-го трамвая на остановке "Теплотехнический институт", медленно идет по трамвайным рельсам в сторону Ленинградского моста и всех-всех зовет.
И вагоноважатого, и пьяненького пацана со смятой полторашкой пива "Уральский мастер. Крепкое" в руке, и худого малолетку с бритой головой в мелких шрамах, словно и на него тоже надевали терновый венец, и, может быть, какого-нибудь экзальтированного студента журфака в стоптанных, разбитых "Камелотах".
И вот они уже сидят на теплотрассе и каковы их лица! Константин мастерски передал эмоции: кто-то с вызовом отворачивается, кто-то сомневается, кто-то читает писание, будто сверятся с текстом, а кто-то внимает. Это евангельская притча про "званных и избранных", написанная в декорациях районов-кварталов, под кроной тополя с ветвями-обрубками.
А самое главное, что так и есть. Бог зовет всех. Может быть, горемык особенно громко. Стучит в двери, сходит с трамвая, просто стоит рядом, слушает твое сердце и ждет, когда дверь приоткроется хотя бы на сантиметр.
Мне доподлинно известно, что у многих персонажей с парсуны Золотарева двери распахнулись настежь, а некоторые, возможно, и во святых.
Чудесная работа. Царствие небесное р.б. Константину. Я думаю, что и он сам был на этом пиру у теплотрассы, да так на нем и остался.
Мастер помимо икон и фресок писал картины в стилистике строгой византийской иконописи. Его работа, где Христос общается с гопниками, просто невероятна. От нее обдает жаром, как из печки, ей можно греть замерзшие руки.
Константин учился в 1990-е в челябинском художественном училище на проспекте Победы, у Теплотеха. Это был один из самых криминальных районов. Чуть позже, году в 2006-м, я снимал квартиру в пропахшей корвалолом хрущевке прямо позади училища. Неподалеку стоял и наш третий корпус ЧелГУ с гуманитариями — филологами, историками и журналистами.
Константин мог спокойно выйти на улицу из училища и как Караваджо писать с натуры персонажей для свой удивительной парсуны. На корточках у магазина всегда сидели пацаны в монструозных восьмиклинках, надетых на стриженные под ноль головы и плевали сквозь зубы. Рядом — в подземном переходе — пахло цветами, как на кладбище и подгоревшим маслом. Там ошивались юркие, худощавые гопники. Они называли проходящих мимо студентов "зёма" и стреляли у них сигареты. На остановке трамвая постоянно чего-то ждали какие-то печальные люди с потухшими глазами, в бесформенных спортивных костюмах. Мне казалось они просто так там стоят и в реальности никогда и никуда не уезжают.
Я видел этих людей каждый день и в какой-то момент перестал их отличать от себя самого.
И всех их Господь созывает на пир! Христос сходит с 14-го трамвая на остановке "Теплотехнический институт", медленно идет по трамвайным рельсам в сторону Ленинградского моста и всех-всех зовет.
И вагоноважатого, и пьяненького пацана со смятой полторашкой пива "Уральский мастер. Крепкое" в руке, и худого малолетку с бритой головой в мелких шрамах, словно и на него тоже надевали терновый венец, и, может быть, какого-нибудь экзальтированного студента журфака в стоптанных, разбитых "Камелотах".
И вот они уже сидят на теплотрассе и каковы их лица! Константин мастерски передал эмоции: кто-то с вызовом отворачивается, кто-то сомневается, кто-то читает писание, будто сверятся с текстом, а кто-то внимает. Это евангельская притча про "званных и избранных", написанная в декорациях районов-кварталов, под кроной тополя с ветвями-обрубками.
А самое главное, что так и есть. Бог зовет всех. Может быть, горемык особенно громко. Стучит в двери, сходит с трамвая, просто стоит рядом, слушает твое сердце и ждет, когда дверь приоткроется хотя бы на сантиметр.
Мне доподлинно известно, что у многих персонажей с парсуны Золотарева двери распахнулись настежь, а некоторые, возможно, и во святых.
Чудесная работа. Царствие небесное р.б. Константину. Я думаю, что и он сам был на этом пиру у теплотрассы, да так на нем и остался.