Forwarded from Евразия24 Аналитика
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
🎥 Искажение истории — угроза для единства общества
Политический аналитик Тимур Иксанов предупреждает: манипуляции с историей становятся инструментом давления и разделения.
Кто и зачем переписывает известные факты?
Политический аналитик Тимур Иксанов предупреждает: манипуляции с историей становятся инструментом давления и разделения.
Кто и зачем переписывает известные факты?
Анализ стратегического значения визита Джорджии Мелони в Центральную Азию
Недавний визит премьер-министра Италии Джорджии Мелони в Казахстан и Узбекистан ознаменовал собой значительное изменение в подходе Италии к Центральной Азии. Этот шаг подчеркивает стремление Рима к расширению своего влияния в регионе. Италия стремится усилить свое присутствие через прямое политическое взаимодействие, сотрудничество в сфере безопасности и целенаправленное экономическое партнерство. Главная цель — развить координацию между ЕС и Центральной Азией и утвердить Италию как серьезного игрока в региональных делах.
☑️Геополитическая диверсификация и новые векторы сотрудничества
🔘Казахстан
Взаимодействие Италии с Казахстаном выходит далеко за рамки традиционных энергетических контрактов. Сотрудничество в области обороны стало ключевым приоритетом. Между итальянскими и казахстанскими официальными лицами обсуждались совместные программы обучения, обмен опытом в кибербезопасности и потенциальное совместное производство военной техники. Эти инициативы обеспечивают Италии стратегическое присутствие в сфере безопасности в регионе. Для Казахстана это сотрудничество важно, поскольку оно помогает снизить зависимость от России и Китая, что соответствует его многовекторной внешней политике.
🔘Узбекистан
Рим рассматривает Узбекистан как ключевые ворота на региональные рынки и базу для промышленного сотрудничества. Итальянские малые и средние предприятия (МСП) активно осваивают узбекский рынок, уделяя особое внимание текстильному оборудованию, экологически чистой энергии и передовым производствам. Италия также оказывает техническую поддержку в рамках усилий Ташкента по проведению промышленной реформы. Визит Мелони направлен на восстановление двусторонней торговли. В Риме Узбекистан считается надежным партнером, а предыдущие визиты на высоком уровне уже укрепили политическое доверие, которое теперь необходимо трансформировать в стабильные коммерческие и институциональные связи.
☑️Дополнительные инициативы и стратегические риски
Помимо основной линии сотрудничества, Италия активно запускает программу обучения для молодых дипломатов из Центральной Азии. Эта инициатива призвана сформировать долгосрочные сети и повысить политическую значимость Италии в регионе. Рим также активно поддерживает региональную интеграцию, включая цифровую инфраструктуру и транспорт, что гармонирует с общими целями ЕС по обеспечению устойчивости и интеграции.
☑️Стратегические аспекты и потенциальные риски
🔘Региональная конкуренция Италия стремится укрепить свои позиции в Центральной Азии, опережая усиление влияния России и Китая.
🔘Военное партнерство Обсуждения оборонного сотрудничества с Казахстаном, включая потенциальное военное производство в соответствии со стандартами НАТО, могут оказать влияние на региональный военный баланс.
🔘Коммерческое позиционирование Использование МСП и энергетических компаний в качестве передовых сил является тактическим шагом, направленным на быстрое внедрение в перспективные отрасли.
🔘Дипломатический доступ Инициатива в области молодежной дипломатии позволит расширить влияние Италии в бюрократических кругах Центральной Азии в долгосрочной перспективе.
Вывод
Визит Джорджии Мелони подтверждает стратегическую перестройку политики Италии в Центральной Азии. Страна больше не ограничивается исключительно энергетическими контрактами, а активно расширяет свои интересы в сферах обороны, промышленной торговли и дипломатии. Такой подход отражает как интересы Европейского союза, так и национальные приоритеты Италии. Основная стратегия Рима заключается в получении преимущества в конкурентной борьбе за влияние в регионе и формировании партнерских отношений до того, как конкурирующие державы укрепят свой контроль.
Сотрудничество Италии в сфере обороны с Казахстаном и укрепление промышленных связей с Узбекистаном могут, хоть и незначительно, но существенно изменить региональный баланс сил. Важно отслеживать конкретные соглашения, заключенные в ходе визита, и реакцию со стороны Москвы и Пекина на эти дипломатические инициативы.
GR_Turan
Недавний визит премьер-министра Италии Джорджии Мелони в Казахстан и Узбекистан ознаменовал собой значительное изменение в подходе Италии к Центральной Азии. Этот шаг подчеркивает стремление Рима к расширению своего влияния в регионе. Италия стремится усилить свое присутствие через прямое политическое взаимодействие, сотрудничество в сфере безопасности и целенаправленное экономическое партнерство. Главная цель — развить координацию между ЕС и Центральной Азией и утвердить Италию как серьезного игрока в региональных делах.
☑️Геополитическая диверсификация и новые векторы сотрудничества
🔘Казахстан
Взаимодействие Италии с Казахстаном выходит далеко за рамки традиционных энергетических контрактов. Сотрудничество в области обороны стало ключевым приоритетом. Между итальянскими и казахстанскими официальными лицами обсуждались совместные программы обучения, обмен опытом в кибербезопасности и потенциальное совместное производство военной техники. Эти инициативы обеспечивают Италии стратегическое присутствие в сфере безопасности в регионе. Для Казахстана это сотрудничество важно, поскольку оно помогает снизить зависимость от России и Китая, что соответствует его многовекторной внешней политике.
🔘Узбекистан
Рим рассматривает Узбекистан как ключевые ворота на региональные рынки и базу для промышленного сотрудничества. Итальянские малые и средние предприятия (МСП) активно осваивают узбекский рынок, уделяя особое внимание текстильному оборудованию, экологически чистой энергии и передовым производствам. Италия также оказывает техническую поддержку в рамках усилий Ташкента по проведению промышленной реформы. Визит Мелони направлен на восстановление двусторонней торговли. В Риме Узбекистан считается надежным партнером, а предыдущие визиты на высоком уровне уже укрепили политическое доверие, которое теперь необходимо трансформировать в стабильные коммерческие и институциональные связи.
☑️Дополнительные инициативы и стратегические риски
Помимо основной линии сотрудничества, Италия активно запускает программу обучения для молодых дипломатов из Центральной Азии. Эта инициатива призвана сформировать долгосрочные сети и повысить политическую значимость Италии в регионе. Рим также активно поддерживает региональную интеграцию, включая цифровую инфраструктуру и транспорт, что гармонирует с общими целями ЕС по обеспечению устойчивости и интеграции.
☑️Стратегические аспекты и потенциальные риски
🔘Региональная конкуренция Италия стремится укрепить свои позиции в Центральной Азии, опережая усиление влияния России и Китая.
🔘Военное партнерство Обсуждения оборонного сотрудничества с Казахстаном, включая потенциальное военное производство в соответствии со стандартами НАТО, могут оказать влияние на региональный военный баланс.
🔘Коммерческое позиционирование Использование МСП и энергетических компаний в качестве передовых сил является тактическим шагом, направленным на быстрое внедрение в перспективные отрасли.
🔘Дипломатический доступ Инициатива в области молодежной дипломатии позволит расширить влияние Италии в бюрократических кругах Центральной Азии в долгосрочной перспективе.
Вывод
Визит Джорджии Мелони подтверждает стратегическую перестройку политики Италии в Центральной Азии. Страна больше не ограничивается исключительно энергетическими контрактами, а активно расширяет свои интересы в сферах обороны, промышленной торговли и дипломатии. Такой подход отражает как интересы Европейского союза, так и национальные приоритеты Италии. Основная стратегия Рима заключается в получении преимущества в конкурентной борьбе за влияние в регионе и формировании партнерских отношений до того, как конкурирующие державы укрепят свой контроль.
Сотрудничество Италии в сфере обороны с Казахстаном и укрепление промышленных связей с Узбекистаном могут, хоть и незначительно, но существенно изменить региональный баланс сил. Важно отслеживать конкретные соглашения, заключенные в ходе визита, и реакцию со стороны Москвы и Пекина на эти дипломатические инициативы.
GR_Turan
Арабо-израильский конфликт. Самюэл Хантингтон.
Часть 1
Арабо-израильский конфликт представляет собой предмет постоянного политологического анализа, который часто фокусируется на территориальных, исторических и политических аспектах. Данная работа предлагает рассмотрение конфликта с позиций концепции «Столкновения цивилизаций» Сэмюэла Хантингтона.
Традиционные подходы к арабо-израильскому конфликту акцентируют внимание на суверенных правах, вопросах оккупации и самоопределения. Однако, применение Хантингтонской парадигмы позволяет выявить глубинный цивилизационный разлом. Израиль, в данном контексте, может быть интерпретирован как форпост западной цивилизации в регионе, тогда как палестинское и более широкое арабское население ассоциируется с исламской цивилизацией. Это сопоставление создает основу для анализа, отличного от исключительно рационально-политических объяснений.
Хантингтонский подход выявляет диалектическое противоречие в существующих интерпретациях конфликта. С одной стороны, анализ часто строится на рациональных категориях национальных интересов, экономического влияния и борьбы за ресурсы. С другой стороны, фактические действия сторон и их риторика часто апеллируют к фундаментальным культурным, религиозным и идентичностным аспектам. Эта дихотомия между декларируемыми рациональными мотивами и глубинными, зачастую иррациональными, движущими силами, является ключевой для понимания Хантингтонской концепции.
Рассмотрим конкретные примеры. Интефады могут быть интерпретированы не только как политическое восстание, но и как проявление цивилизационного противостояния, реакцию на ощущение угрозы культурной и религиозной идентичности. ХАМАС, помимо своей роли военно-политической организации, функционирует как сила, черпающая легитимность и мобилизационный ресурс в защите исламских ценностей, противопоставляя их западному влиянию. Ливанская война 2006 года, помимо геополитического аспекта, может рассматриваться как прокси-конфликт между шиитским миром, поддерживаемым Ираном (как ключевым актором исламской цивилизации), и западными интересами, проецируемыми через Израиль.
Продолжение...⬇️
Часть 1
Арабо-израильский конфликт представляет собой предмет постоянного политологического анализа, который часто фокусируется на территориальных, исторических и политических аспектах. Данная работа предлагает рассмотрение конфликта с позиций концепции «Столкновения цивилизаций» Сэмюэла Хантингтона.
Традиционные подходы к арабо-израильскому конфликту акцентируют внимание на суверенных правах, вопросах оккупации и самоопределения. Однако, применение Хантингтонской парадигмы позволяет выявить глубинный цивилизационный разлом. Израиль, в данном контексте, может быть интерпретирован как форпост западной цивилизации в регионе, тогда как палестинское и более широкое арабское население ассоциируется с исламской цивилизацией. Это сопоставление создает основу для анализа, отличного от исключительно рационально-политических объяснений.
Хантингтонский подход выявляет диалектическое противоречие в существующих интерпретациях конфликта. С одной стороны, анализ часто строится на рациональных категориях национальных интересов, экономического влияния и борьбы за ресурсы. С другой стороны, фактические действия сторон и их риторика часто апеллируют к фундаментальным культурным, религиозным и идентичностным аспектам. Эта дихотомия между декларируемыми рациональными мотивами и глубинными, зачастую иррациональными, движущими силами, является ключевой для понимания Хантингтонской концепции.
Рассмотрим конкретные примеры. Интефады могут быть интерпретированы не только как политическое восстание, но и как проявление цивилизационного противостояния, реакцию на ощущение угрозы культурной и религиозной идентичности. ХАМАС, помимо своей роли военно-политической организации, функционирует как сила, черпающая легитимность и мобилизационный ресурс в защите исламских ценностей, противопоставляя их западному влиянию. Ливанская война 2006 года, помимо геополитического аспекта, может рассматриваться как прокси-конфликт между шиитским миром, поддерживаемым Ираном (как ключевым актором исламской цивилизации), и западными интересами, проецируемыми через Израиль.
Продолжение...⬇️
...начало⬆️
Часть 2
В риторике и действиях участников арабо-израильского конфликта, при анализе через Хантингтонскую призму, проявляется логика цивилизационного противостояния. Эта логика базируется на сохранении собственной идентичности и отторжении чужой. Она предполагает деконструкцию или уничтожение прочных структур, препятствующих утверждению доминирующей культурной парадигмы. Такие концепции, как международное право, дипломатические соглашения и экономическая взаимозависимость, хотя и обладают собственной философской основой, часто не соответствуют центральной логике цивилизационной идентичности. В ходе цивилизационных столкновений эти конструкции либо устраняются, либо адаптируются под цели противоборствующих сторон.
В контексте арабо-израильских конфликтов наблюдается процесс нивелирования концепций сосуществования и взаимного уважения. Взамен выдвигается риторика борьбы за доминирование идентичностей, что вызывает фрустрацию у сторонних наблюдателей. Каждый новый виток конфликта, таким образом, демонстрирует проявление чистого цивилизационного противостояния, которое не руководствуется принципами гуманизма или стремления к компромиссам.
Концепция Хантингтона, таким образом, предлагает альтернативное объяснение, исключающее необходимость поиска исключительно экономических или политических причин конфликта. Она одновременно постулирует превосходство цивилизационного подхода в объяснении международных отношений.
Для регионов, которые ранее воспринимали гуманистические нарративы США как основу для мирного сосуществования (часто являвшиеся лишь фасадом для утилитарной логики капитала), риторика Хантингтона может служить важным источником для переосмысления политических ориентиров.
Следовательно, взгляд через призму Хантингтона представляет собой критический анализ идеи об окончании истории и универсальности одной системы. Логика цивилизационного столкновения демонстрирует, что дискурс может смещаться от обсуждения военных действий и человеческих жертв к критике внешних атрибутов или доктрин, не соответствующих «собственной» цивилизации. Это обусловлено тем, что базовый цивилизационный разлом сохраняет свою актуальность.
GR_Turan
Часть 2
В риторике и действиях участников арабо-израильского конфликта, при анализе через Хантингтонскую призму, проявляется логика цивилизационного противостояния. Эта логика базируется на сохранении собственной идентичности и отторжении чужой. Она предполагает деконструкцию или уничтожение прочных структур, препятствующих утверждению доминирующей культурной парадигмы. Такие концепции, как международное право, дипломатические соглашения и экономическая взаимозависимость, хотя и обладают собственной философской основой, часто не соответствуют центральной логике цивилизационной идентичности. В ходе цивилизационных столкновений эти конструкции либо устраняются, либо адаптируются под цели противоборствующих сторон.
В контексте арабо-израильских конфликтов наблюдается процесс нивелирования концепций сосуществования и взаимного уважения. Взамен выдвигается риторика борьбы за доминирование идентичностей, что вызывает фрустрацию у сторонних наблюдателей. Каждый новый виток конфликта, таким образом, демонстрирует проявление чистого цивилизационного противостояния, которое не руководствуется принципами гуманизма или стремления к компромиссам.
Концепция Хантингтона, таким образом, предлагает альтернативное объяснение, исключающее необходимость поиска исключительно экономических или политических причин конфликта. Она одновременно постулирует превосходство цивилизационного подхода в объяснении международных отношений.
Для регионов, которые ранее воспринимали гуманистические нарративы США как основу для мирного сосуществования (часто являвшиеся лишь фасадом для утилитарной логики капитала), риторика Хантингтона может служить важным источником для переосмысления политических ориентиров.
Следовательно, взгляд через призму Хантингтона представляет собой критический анализ идеи об окончании истории и универсальности одной системы. Логика цивилизационного столкновения демонстрирует, что дискурс может смещаться от обсуждения военных действий и человеческих жертв к критике внешних атрибутов или доктрин, не соответствующих «собственной» цивилизации. Это обусловлено тем, что базовый цивилизационный разлом сохраняет свою актуальность.
GR_Turan
Почему сносят памятники Ленину: Ключевые причины
Среди марксистских нарративов про демонтаж культурного наследия СССР есть определённые интерпретации причин сноса памятников В.И. Ленину на территории бывших советских республик, включая недавний случай в Оше, Кыргызстане. Этот взгляд выходит за рамки простых "архитектурных решений", предлагая более глубокий анализ феномена.
1. Формирование новой национальной идентичности
🔘Деколонизация
Снос памятников является частью процесса построения новой, независимой национальной идентичности. Ленин, как символ СССР, не вписывается в этот нарратив, так как именно он поддерживал создание союзных республик, национальные языки и культуры, что, по мнению некоторых, противоречит образу Москвы как "захватчика".
🔘Отвлечение от текущих проблем
Перенесение внимания на "угнетателей прошлого" помогает отвлечь население от актуальных проблем, таких как коррупция, безработица и миграция.
2. Страх капиталистических элит перед альтернативой
🔘Напоминание о социальной справедливости
Памятники Ленину служат напоминанием о системе, где жильё, работа, медицина и образование могли быть бесплатными, а страной управляли рабочие.
🔘Контраст с текущим положением
Нынешние элиты, часто имеющие скромное происхождение, опасаются сравнения своей жизни и привилегий с условиями советского времени, что может вызвать недовольство населения.
3. Внешнее влияние и культурная "зачистка"
🔘Финансирование "декоммунизации"
Иностранные "партнёры" активно финансируют программы "декоммунизации", стремясь стереть память о достижениях советского периода, таких как индустриализация, победа над фашизмом и развитие образования.
🔘Формирование нового мировоззрения
Цель состоит в том, чтобы заставить постсоветское население воспринимать свою историю как "позорную", а свой путь — как ориентированный исключительно на западные ценности и образ жизни.
4. Народная апатия и потенциальное пробуждение
🔘Историческое невежество
Среди молодёжи, родившейся после 2000-х, наблюдается отсутствие глубоких знаний о Ленине и советской эпохе, что способствует относительно безболезненному сносу памятников.
🔘Неизбежность вопросов
Однако, жизненные реалии — такие как ипотека, платная медицина и необходимость миграции в поисках работы — со временем заставят население задавать вопросы о причинах ухудшения социальных условий по сравнению с советским периодом, что может привести к переосмыслению роли Ленина и советского прошлого.
GR_Turan
Среди марксистских нарративов про демонтаж культурного наследия СССР есть определённые интерпретации причин сноса памятников В.И. Ленину на территории бывших советских республик, включая недавний случай в Оше, Кыргызстане. Этот взгляд выходит за рамки простых "архитектурных решений", предлагая более глубокий анализ феномена.
1. Формирование новой национальной идентичности
🔘Деколонизация
Снос памятников является частью процесса построения новой, независимой национальной идентичности. Ленин, как символ СССР, не вписывается в этот нарратив, так как именно он поддерживал создание союзных республик, национальные языки и культуры, что, по мнению некоторых, противоречит образу Москвы как "захватчика".
🔘Отвлечение от текущих проблем
Перенесение внимания на "угнетателей прошлого" помогает отвлечь население от актуальных проблем, таких как коррупция, безработица и миграция.
2. Страх капиталистических элит перед альтернативой
🔘Напоминание о социальной справедливости
Памятники Ленину служат напоминанием о системе, где жильё, работа, медицина и образование могли быть бесплатными, а страной управляли рабочие.
🔘Контраст с текущим положением
Нынешние элиты, часто имеющие скромное происхождение, опасаются сравнения своей жизни и привилегий с условиями советского времени, что может вызвать недовольство населения.
3. Внешнее влияние и культурная "зачистка"
🔘Финансирование "декоммунизации"
Иностранные "партнёры" активно финансируют программы "декоммунизации", стремясь стереть память о достижениях советского периода, таких как индустриализация, победа над фашизмом и развитие образования.
🔘Формирование нового мировоззрения
Цель состоит в том, чтобы заставить постсоветское население воспринимать свою историю как "позорную", а свой путь — как ориентированный исключительно на западные ценности и образ жизни.
4. Народная апатия и потенциальное пробуждение
🔘Историческое невежество
Среди молодёжи, родившейся после 2000-х, наблюдается отсутствие глубоких знаний о Ленине и советской эпохе, что способствует относительно безболезненному сносу памятников.
🔘Неизбежность вопросов
Однако, жизненные реалии — такие как ипотека, платная медицина и необходимость миграции в поисках работы — со временем заставят население задавать вопросы о причинах ухудшения социальных условий по сравнению с советским периодом, что может привести к переосмыслению роли Ленина и советского прошлого.
GR_Turan
Туранский экспресс - это не просто новостной канал, это территория смыслов!
Геополитика, история, религия и культура народов огромного пространства Турана и всего мира.
Кавказ, Средняя и Центральная Азия, Ближний Восток, Европа и Америка.
Вы найдете ответы на мучающие Вас давно вопросы:
❓Почему только Евразийская интеграция спасёт наши народы от уничтожения?
❓Почему и каким способом западные глобалисты уничтожают традиционные религии?
❓Почему англосаксы вкладывают огромные деньги в русофобию и что такое стратегия Анаконды?
❓Что такое сетевые технологии Запада и что мы можем сделать чтобы победить?
Мы — Туран — пространство кочевых и оседлых индоевропейских народов. Мы сможем сохранить свою цивилизацию и идентичность. Народы Турана развиваются, сохраняя наследие своих первых Отцов для будущих поколений. Наш экспресс устремлён вперёд и вверх, и ничто нас не остановит!
Канал также представлен на
азербайджанском,
грузинском,
узбекском языках❗️
ПОДПИШИСЬ
@turan_express
Геополитика, история, религия и культура народов огромного пространства Турана и всего мира.
Кавказ, Средняя и Центральная Азия, Ближний Восток, Европа и Америка.
Вы найдете ответы на мучающие Вас давно вопросы:
❓Почему только Евразийская интеграция спасёт наши народы от уничтожения?
❓Почему и каким способом западные глобалисты уничтожают традиционные религии?
❓Почему англосаксы вкладывают огромные деньги в русофобию и что такое стратегия Анаконды?
❓Что такое сетевые технологии Запада и что мы можем сделать чтобы победить?
Мы — Туран — пространство кочевых и оседлых индоевропейских народов. Мы сможем сохранить свою цивилизацию и идентичность. Народы Турана развиваются, сохраняя наследие своих первых Отцов для будущих поколений. Наш экспресс устремлён вперёд и вверх, и ничто нас не остановит!
Канал также представлен на
азербайджанском,
грузинском,
узбекском языках❗️
ПОДПИШИСЬ
@turan_express
Арабо-израильский конфликт. Карл Шмитт.
Часть 1
Шмитт постулирует, что политическое действие возникает из возможности предельного различения, при котором конкретная группа определяется как "враг", чье существование представляет угрозу собственной экзистенции.
В контексте арабо-израильского конфликта это различение проявляется не только на уровне государственных образований, но и на глубинном уровне коллективной идентичности. Для каждой из сторон другая сторона часто воспринимается не просто как оппонент в переговорах или конкурент за ресурсы, но как экзистенциальный "враг", угрожающий самому существованию и самобытности. Это выходит за рамки рациональных политических или экономических расчетов, переводя конфликт в сферу, где компромисс становится крайне затруднительным.
Шмиттовская оптика позволяет понять, почему конфликт часто приобретает характер тотального противостояния, несмотря на попытки внешних акторов инициировать мирные процессы. Если "враг" определяется как угроза существованию, то целью становится не разрешение конкретных споров, а устранение или нейтрализация этой угрозы. Это объясняет высокую степень мобилизации и готовность к жертвам с обеих сторон.
Примеры проявления этой динамики многочисленны. Войны, интифады, операции возмездия – все эти события могут быть интерпретированы как реализация предельного различения между другом и врагом. Дегуманизация противника, часто наблюдаемая в риторике обеих сторон, служит инструментом для утверждения этого фундаментального различия. Для одной стороны, действия другой воспринимаются как акт агрессии, направленный на уничтожение или подчинение, что оправдывает ответные меры, порой выходящие за рамки обычных военных действий. Для другой, те же действия служат доказательством враждебности и подтверждают необходимость борьбы за выживание.
Продолжение...⬇️
Часть 1
Шмитт постулирует, что политическое действие возникает из возможности предельного различения, при котором конкретная группа определяется как "враг", чье существование представляет угрозу собственной экзистенции.
В контексте арабо-израильского конфликта это различение проявляется не только на уровне государственных образований, но и на глубинном уровне коллективной идентичности. Для каждой из сторон другая сторона часто воспринимается не просто как оппонент в переговорах или конкурент за ресурсы, но как экзистенциальный "враг", угрожающий самому существованию и самобытности. Это выходит за рамки рациональных политических или экономических расчетов, переводя конфликт в сферу, где компромисс становится крайне затруднительным.
Шмиттовская оптика позволяет понять, почему конфликт часто приобретает характер тотального противостояния, несмотря на попытки внешних акторов инициировать мирные процессы. Если "враг" определяется как угроза существованию, то целью становится не разрешение конкретных споров, а устранение или нейтрализация этой угрозы. Это объясняет высокую степень мобилизации и готовность к жертвам с обеих сторон.
Примеры проявления этой динамики многочисленны. Войны, интифады, операции возмездия – все эти события могут быть интерпретированы как реализация предельного различения между другом и врагом. Дегуманизация противника, часто наблюдаемая в риторике обеих сторон, служит инструментом для утверждения этого фундаментального различия. Для одной стороны, действия другой воспринимаются как акт агрессии, направленный на уничтожение или подчинение, что оправдывает ответные меры, порой выходящие за рамки обычных военных действий. Для другой, те же действия служат доказательством враждебности и подтверждают необходимость борьбы за выживание.
Продолжение...⬇️
...начало⬆️
Часть 2
В дискурсе и практиках сторон арабо-израильского конфликта обнаруживается логика политического, определяемая Шмиттом. Эта логика игнорирует или подчиняет себе институциональные, правовые и экономические рамки, когда они вступают в противоречие с императивом определения "друга" и "врага". Понятия международного права, дипломатических соглашений или экономической взаимозависимости отступают на второй план, когда речь идет о сохранении коллективной экзистенции перед лицом воспринимаемой угрозы. Эти концепции, если и используются, то часто служат инструментом для легитимации собственного статуса "друга" и демонизации "врага".
Таким образом, в реальном времени развертывается процесс, в котором концепции сосуществования и взаимного признания подвергаются деконструкции. На их место приходит риторика, акцентирующая фундаментальное разделение и неизбежность противостояния. В каждом витке конфликта проявляется чистый политический акт, лишенный компромиссов и гуманистических аргументов в пользу мира.
Шмиттовская теория, таким образом, предлагает объяснение, которое не требует поиска исключительно рациональных или моральных причин конфликта. Она постулирует, что сама сущность политического заключается в способности к различению друга и врага, и эта способность определяет характер самых острых конфликтов.
Для наблюдателей и акторов, привыкших оперировать категориями универсальных прав, рациональных интересов и прогрессивного развития, подход Шмитта может быть полезным инструментом для переосмысления природы арабо-израильского конфликта. Он подчеркивает, что идеологические, экономические или территориальные аспекты являются лишь проявлениями более глубокого экзистенциального противостояния.
В заключение, логика Шмитта демонстрирует, что в условиях предельного политического противостояния слова и договоренности теряют свой универсальный смысл. Дискурс может смещаться от обсуждения фактических военных действий и человеческих потерь к утверждению фундаментального различия между "нами" и "ними", где "они" являются экзистенциальной угрозой, требующей ответа. Это подчеркивает, что фундаментальное различие между другом и врагом остается центральным элементом конфликта.
GR_Turan
Часть 2
В дискурсе и практиках сторон арабо-израильского конфликта обнаруживается логика политического, определяемая Шмиттом. Эта логика игнорирует или подчиняет себе институциональные, правовые и экономические рамки, когда они вступают в противоречие с императивом определения "друга" и "врага". Понятия международного права, дипломатических соглашений или экономической взаимозависимости отступают на второй план, когда речь идет о сохранении коллективной экзистенции перед лицом воспринимаемой угрозы. Эти концепции, если и используются, то часто служат инструментом для легитимации собственного статуса "друга" и демонизации "врага".
Таким образом, в реальном времени развертывается процесс, в котором концепции сосуществования и взаимного признания подвергаются деконструкции. На их место приходит риторика, акцентирующая фундаментальное разделение и неизбежность противостояния. В каждом витке конфликта проявляется чистый политический акт, лишенный компромиссов и гуманистических аргументов в пользу мира.
Шмиттовская теория, таким образом, предлагает объяснение, которое не требует поиска исключительно рациональных или моральных причин конфликта. Она постулирует, что сама сущность политического заключается в способности к различению друга и врага, и эта способность определяет характер самых острых конфликтов.
Для наблюдателей и акторов, привыкших оперировать категориями универсальных прав, рациональных интересов и прогрессивного развития, подход Шмитта может быть полезным инструментом для переосмысления природы арабо-израильского конфликта. Он подчеркивает, что идеологические, экономические или территориальные аспекты являются лишь проявлениями более глубокого экзистенциального противостояния.
В заключение, логика Шмитта демонстрирует, что в условиях предельного политического противостояния слова и договоренности теряют свой универсальный смысл. Дискурс может смещаться от обсуждения фактических военных действий и человеческих потерь к утверждению фундаментального различия между "нами" и "ними", где "они" являются экзистенциальной угрозой, требующей ответа. Это подчеркивает, что фундаментальное различие между другом и врагом остается центральным элементом конфликта.
GR_Turan
Милитаризация и трансформация государственных режимов в условиях глобального кризиса
Текущие мировые тенденции указывают на сдвиг в сторону ужесточения государственных режимов и усиления милитаризации. Этот процесс, проявляющийся от локальных событий, таких как беспорядки в Лос-Анджелесе, до глобальных геополитических сдвигов, подлежит анализу через призму экономических и политических теорий.
☑️Активизация военных сил в США
Беспорядки в Лос-Анджелесе могут рассматриваться как прецедент для усиления роли вооруженных сил внутри США. Использование указа, позволяющего задействовать вооруженные силы без традиционных ограничений, а также потенциальное применение Закона о борьбе с мятежом 1807 года, свидетельствуют о возможной централизации власти и ограничении гражданских свобод. Символические действия, такие как масштабные военные парады и празднование юбилеев армии, способствуют восприятию милитаризации как новой нормы.
☑️Глобальная подготовка к конфликту. Экономический и политический контекст
Формирование "военных хунт" не является исключительно американским феноменом; это универсальная тенденция, наблюдаемая повсеместно. Основной причиной этих изменений является кризис капитализма, который, предположительно, создает условия для новой империалистической войны. Ожидается, что этот процесс приведет к формированию противостоящих военных блоков, характеризующихся следующими чертами:
🔘Перераспределение бюджетных средств
Сокращение социальных расходов в пользу военных бюджетов.
🔘Перевод экономики на военные рельсы
Стимулирование гонки вооружений, в том числе ядерных, для удовлетворения возрастающих военных потребностей.
🔘Ужесточение контроля Радикальное усиление полицейского надзора и слежки за населением.
🔘Эрозия демократии
Демонтаж даже видимых атрибутов буржуазной демократии.
🔘Интенсификация эксплуатации труда
Неограниченная эксплуатация рабочих, подавление профсоюзов и мобилизация дополнительных трудовых ресурсов, включая женщин и детей.
🔘Борьба с инакомыслием Параноидальная "охота" на внутренних врагов, предателей и шпионов.
🔘Идеологическая консолидация Превращение маргинального национализма и шовинизма в доминирующую идеологию.
Продолжение...⬇️
Текущие мировые тенденции указывают на сдвиг в сторону ужесточения государственных режимов и усиления милитаризации. Этот процесс, проявляющийся от локальных событий, таких как беспорядки в Лос-Анджелесе, до глобальных геополитических сдвигов, подлежит анализу через призму экономических и политических теорий.
☑️Активизация военных сил в США
Беспорядки в Лос-Анджелесе могут рассматриваться как прецедент для усиления роли вооруженных сил внутри США. Использование указа, позволяющего задействовать вооруженные силы без традиционных ограничений, а также потенциальное применение Закона о борьбе с мятежом 1807 года, свидетельствуют о возможной централизации власти и ограничении гражданских свобод. Символические действия, такие как масштабные военные парады и празднование юбилеев армии, способствуют восприятию милитаризации как новой нормы.
☑️Глобальная подготовка к конфликту. Экономический и политический контекст
Формирование "военных хунт" не является исключительно американским феноменом; это универсальная тенденция, наблюдаемая повсеместно. Основной причиной этих изменений является кризис капитализма, который, предположительно, создает условия для новой империалистической войны. Ожидается, что этот процесс приведет к формированию противостоящих военных блоков, характеризующихся следующими чертами:
🔘Перераспределение бюджетных средств
Сокращение социальных расходов в пользу военных бюджетов.
🔘Перевод экономики на военные рельсы
Стимулирование гонки вооружений, в том числе ядерных, для удовлетворения возрастающих военных потребностей.
🔘Ужесточение контроля Радикальное усиление полицейского надзора и слежки за населением.
🔘Эрозия демократии
Демонтаж даже видимых атрибутов буржуазной демократии.
🔘Интенсификация эксплуатации труда
Неограниченная эксплуатация рабочих, подавление профсоюзов и мобилизация дополнительных трудовых ресурсов, включая женщин и детей.
🔘Борьба с инакомыслием Параноидальная "охота" на внутренних врагов, предателей и шпионов.
🔘Идеологическая консолидация Превращение маргинального национализма и шовинизма в доминирующую идеологию.
Продолжение...⬇️
...начало⬆️
Кейнсианские и неокейнсианские оптики анализа
С позиций кейнсианских теорий, увеличение военных расходов и милитаризация экономики могут быть интерпретированы как попытка стимулирования совокупного спроса в условиях экономического кризиса. Кейнсианство предполагает, что государственные интервенции, включая масштабные военные заказы, способны компенсировать недостаток частных инвестиций и потребления, тем самым предотвращая рецессии и снижая безработицу.
🔘Инвестиции в ВПК
Рост военных бюджетов напрямую приводит к увеличению заказов в оборонной промышленности, создавая новые рабочие места и стимулируя производство в смежных секторах. Пример планов Великобритании по строительству подлодок и заводов по производству боеприпасов демонстрирует эту логику, когда профсоюзные лидеры видят в оборонных заказах потенциал для увеличения занятости.
🔘Мультипликативный эффект
Инвестиции в военный сектор порождают мультипликативный эффект, распространяясь по экономике через цепочки поставок и рост доходов, что, в свою очередь, способствует дальнейшему роду потребления.
🔘"Полная занятость" в условиях мобилизации
Исторический опыт показывает, что крупные военные конфликты сопровождались высокой занятостью за счет полной мобилизации производственных и трудовых ресурсов.
Неокейнсианские подходы, соглашаясь с ролью государственных расходов, также акцентируют внимание на микроэкономических факторах и ценовой/зарплатной жесткости. В условиях кризиса, когда рыночные механизмы не обеспечивают эффективного использования ресурсов, государственные военные заказы могут активизировать простаивающие мощности.
Однако, несмотря на потенциальный экономический стимул, эти теории не игнорируют сопутствующие социальные и политические последствия. Милитаризация, хотя и может временно способствовать экономическому росту, в конечном итоге ведет к демонтажу демократических институтов, усилению эксплуатации и подготовке к глобальному конфликту, что противоречит долгосрочным целям социального благосостояния и стабильности.
GR_Turan
Кейнсианские и неокейнсианские оптики анализа
С позиций кейнсианских теорий, увеличение военных расходов и милитаризация экономики могут быть интерпретированы как попытка стимулирования совокупного спроса в условиях экономического кризиса. Кейнсианство предполагает, что государственные интервенции, включая масштабные военные заказы, способны компенсировать недостаток частных инвестиций и потребления, тем самым предотвращая рецессии и снижая безработицу.
🔘Инвестиции в ВПК
Рост военных бюджетов напрямую приводит к увеличению заказов в оборонной промышленности, создавая новые рабочие места и стимулируя производство в смежных секторах. Пример планов Великобритании по строительству подлодок и заводов по производству боеприпасов демонстрирует эту логику, когда профсоюзные лидеры видят в оборонных заказах потенциал для увеличения занятости.
🔘Мультипликативный эффект
Инвестиции в военный сектор порождают мультипликативный эффект, распространяясь по экономике через цепочки поставок и рост доходов, что, в свою очередь, способствует дальнейшему роду потребления.
🔘"Полная занятость" в условиях мобилизации
Исторический опыт показывает, что крупные военные конфликты сопровождались высокой занятостью за счет полной мобилизации производственных и трудовых ресурсов.
Неокейнсианские подходы, соглашаясь с ролью государственных расходов, также акцентируют внимание на микроэкономических факторах и ценовой/зарплатной жесткости. В условиях кризиса, когда рыночные механизмы не обеспечивают эффективного использования ресурсов, государственные военные заказы могут активизировать простаивающие мощности.
Однако, несмотря на потенциальный экономический стимул, эти теории не игнорируют сопутствующие социальные и политические последствия. Милитаризация, хотя и может временно способствовать экономическому росту, в конечном итоге ведет к демонтажу демократических институтов, усилению эксплуатации и подготовке к глобальному конфликту, что противоречит долгосрочным целям социального благосостояния и стабильности.
GR_Turan
Прогрессивная витальность развитых стран как фактор формирования мортальных структур в эксплуатируемых экономиках: Глобальный кейнсианский парадокс.
Часть 1
Современная мировая экономическая система характеризуется выраженным дисбалансом в распределении благ и доступе к ресурсам. В контексте развитых стран наблюдается феномен, который можно обозначить как "прогрессивная витальность" – постоянное стремление к стимуляции потребления, расширению ассортимента товаров и услуг, углублению специализации и повышению качества жизни. Этот процесс подпитывается технологическим прогрессом, эффективными маркетинговыми стратегиями и государственной политикой, направленной на поддержание высокого уровня экономической активности и социального благополучия. Основной задачей такой системы становится не просто удовлетворение базовых потребностей, а непрерывное создание новых запросов и обеспечение их удовлетворения, что часто выражается в культе изобилия и индивидуального потребления.
Параллельно этому процессу, в странах с менее развитой экономикой, часто выступающих в роли поставщиков ресурсов и рабочей силы, наблюдается формирование так называемых "мортальных структур". Данный термин относится к системным условиям, которые увеличивают риски смертности, сокращают продолжительность жизни и ухудшают качество существования населения. Эти структуры проявляются в виде деградации окружающей среды, усугубления социальных неравенств, дестабилизации политических систем, усиления эксплуатации труда и ресурсного истощения. Важно отметить, что эти "мортальные структуры" не являются лишь результатом внутренней неэффективности или конфликтов в этих странах, но могут быть коррелированы с динамикой "прогрессивной витальности" развитых экономик.
Непрерывное стимулирование потребления и производства в развитых странах требует постоянного притока дешевых ресурсов и рабочей силы, а также доступа к новым рынкам сбыта. Этот процесс, в свою очередь, порождает специфические формы экономического взаимодействия, которые, хотя и позиционируются как взаимовыгодные, по сути, могут вести к формированию и углублению "мортальных структур" в странах-источниках ресурсов и труда.
#ДумаемРассуждаем
Часть 1
Современная мировая экономическая система характеризуется выраженным дисбалансом в распределении благ и доступе к ресурсам. В контексте развитых стран наблюдается феномен, который можно обозначить как "прогрессивная витальность" – постоянное стремление к стимуляции потребления, расширению ассортимента товаров и услуг, углублению специализации и повышению качества жизни. Этот процесс подпитывается технологическим прогрессом, эффективными маркетинговыми стратегиями и государственной политикой, направленной на поддержание высокого уровня экономической активности и социального благополучия. Основной задачей такой системы становится не просто удовлетворение базовых потребностей, а непрерывное создание новых запросов и обеспечение их удовлетворения, что часто выражается в культе изобилия и индивидуального потребления.
Параллельно этому процессу, в странах с менее развитой экономикой, часто выступающих в роли поставщиков ресурсов и рабочей силы, наблюдается формирование так называемых "мортальных структур". Данный термин относится к системным условиям, которые увеличивают риски смертности, сокращают продолжительность жизни и ухудшают качество существования населения. Эти структуры проявляются в виде деградации окружающей среды, усугубления социальных неравенств, дестабилизации политических систем, усиления эксплуатации труда и ресурсного истощения. Важно отметить, что эти "мортальные структуры" не являются лишь результатом внутренней неэффективности или конфликтов в этих странах, но могут быть коррелированы с динамикой "прогрессивной витальности" развитых экономик.
Непрерывное стимулирование потребления и производства в развитых странах требует постоянного притока дешевых ресурсов и рабочей силы, а также доступа к новым рынкам сбыта. Этот процесс, в свою очередь, порождает специфические формы экономического взаимодействия, которые, хотя и позиционируются как взаимовыгодные, по сути, могут вести к формированию и углублению "мортальных структур" в странах-источниках ресурсов и труда.
#ДумаемРассуждаем
Прогрессивная витальность развитых стран как фактор формирования мортальных структур в эксплуатируемых экономиках: Глобальный кейнсианский парадокс
Часть 2
В этом контексте идеи Джона Мейнарда Кейнса, изначально разработанные для управления внутренними экономическими кризисами в рамках национальных государств, приобретают неожиданное, но логичное глобальное измерение. Кейнс предложил концепцию государственного вмешательства в экономику для предотвращения кризисов перепроизводства и поддержания эффективного спроса. Его теория подразумевала, что государство должно активно стимулировать потребление и инвестиции, чтобы избежать рецессии, вызванной недостаточным совокупным спросом.
Однако, если применить эту логику к глобальной системе, можно говорить о формировании своего рода "глобального кейнсианства". В условиях насыщения внутреннего рынка и достижения определенного предела "прогрессивной витальности" в развитых странах, возникает необходимость в поиске новых источников роста и механизмов преодоления кризисов перепроизводства. В этом случае, внешние рынки и ресурсы стран с развивающейся экономикой становятся объектом непрерывной экспансии. Эксплуатация ресурсов, дешевой рабочей силы и формирование зависимых рынков сбыта позволяют развитым странам поддерживать высокий уровень "прогрессивной витальности", избегая стагнации и рецессии, которые могли бы возникнуть из-за насыщения внутренних потребностей.
Таким образом, "глобальное кейнсианство" в данной интерпретации представляет собой механизм, при котором развитые страны, вместо того чтобы корректировать внутренние дисбалансы путем перераспределения или снижения темпов роста, переносят бремя кризиса (или его потенциал) на периферию. Это достигается через инвестиции, которые не всегда способствуют устойчивому развитию местных экономик, через формирование монокультурного экспорта, через создание долговой зависимости и через деградацию традиционных экономических и социальных структур.
#ДумаемРассуждаем
Часть 2
В этом контексте идеи Джона Мейнарда Кейнса, изначально разработанные для управления внутренними экономическими кризисами в рамках национальных государств, приобретают неожиданное, но логичное глобальное измерение. Кейнс предложил концепцию государственного вмешательства в экономику для предотвращения кризисов перепроизводства и поддержания эффективного спроса. Его теория подразумевала, что государство должно активно стимулировать потребление и инвестиции, чтобы избежать рецессии, вызванной недостаточным совокупным спросом.
Однако, если применить эту логику к глобальной системе, можно говорить о формировании своего рода "глобального кейнсианства". В условиях насыщения внутреннего рынка и достижения определенного предела "прогрессивной витальности" в развитых странах, возникает необходимость в поиске новых источников роста и механизмов преодоления кризисов перепроизводства. В этом случае, внешние рынки и ресурсы стран с развивающейся экономикой становятся объектом непрерывной экспансии. Эксплуатация ресурсов, дешевой рабочей силы и формирование зависимых рынков сбыта позволяют развитым странам поддерживать высокий уровень "прогрессивной витальности", избегая стагнации и рецессии, которые могли бы возникнуть из-за насыщения внутренних потребностей.
Таким образом, "глобальное кейнсианство" в данной интерпретации представляет собой механизм, при котором развитые страны, вместо того чтобы корректировать внутренние дисбалансы путем перераспределения или снижения темпов роста, переносят бремя кризиса (или его потенциал) на периферию. Это достигается через инвестиции, которые не всегда способствуют устойчивому развитию местных экономик, через формирование монокультурного экспорта, через создание долговой зависимости и через деградацию традиционных экономических и социальных структур.
#ДумаемРассуждаем
Прогрессивная витальность развитых стран как фактор формирования мортальных структур в эксплуатируемых экономиках: Глобальный кейнсианский парадокс
Часть 3
Механизмы, посредством которых "прогрессивная витальность" развитых стран способствует увеличению "мортальных структур" в эксплуатируемых экономиках, многообразны.
Ресурсное истощение и экологический ущерб: Постоянно растущее потребление в развитых странах требует увеличения добычи природных ресурсов (минералов, нефти, древесины), что часто приводит к необратимой деградации окружающей среды в странах-поставщиках. Загрязнение воды и воздуха, обезлесение, разрушение экосистем напрямую влияют на здоровье и продолжительность жизни местного населения.
Эксплуатация труда и социальная деградация: Стремление к минимизации издержек производства в глобальных цепочках поставок приводит к переносу трудоемких и низкооплачиваемых производств в развивающиеся страны. Низкая заработная плата, отсутствие социальных гарантий, опасные условия труда и детский труд в этих секторах способствуют увеличению заболеваемости и смертности. Миграция населения из сельских районов в города в поисках работы часто ведет к формированию трущоб, ухудшению санитарных условий и росту преступности.
Дестабилизация политических и социальных систем: Конкуренция за доступ к ресурсам и контроль над рынками может привести к поддержке авторитарных режимов или провоцированию внутренних конфликтов в странах-донорах. Такая дестабилизация препятствует развитию эффективных государственных институтов, что в свою очередь усугубляет социальные проблемы и увеличивает "мортальные структуры".
Долговая зависимость и финансовая уязвимость: Кредиты, предоставляемые международными финансовыми институтами или развитыми странами, часто формируют долговую ловушку, вынуждая развивающиеся экономики сокращать расходы на социальные нужды (здравоохранение, образование) в пользу обслуживания долга. Это напрямую влияет на качество жизни и доступ к базовым услугам, увеличивая риски смертности.
Культурная и экономическая гомогенизация: Навязывание западных стандартов потребления и образа жизни, а также разрушение традиционных экономических укладов, может приводить к потере культурной идентичности, усилению социальной атомизации и психологическим проблемам, которые также могут быть ассоциированы с "мортальными структурами".
#ДумаемРассуждаем
Часть 3
Механизмы, посредством которых "прогрессивная витальность" развитых стран способствует увеличению "мортальных структур" в эксплуатируемых экономиках, многообразны.
Ресурсное истощение и экологический ущерб: Постоянно растущее потребление в развитых странах требует увеличения добычи природных ресурсов (минералов, нефти, древесины), что часто приводит к необратимой деградации окружающей среды в странах-поставщиках. Загрязнение воды и воздуха, обезлесение, разрушение экосистем напрямую влияют на здоровье и продолжительность жизни местного населения.
Эксплуатация труда и социальная деградация: Стремление к минимизации издержек производства в глобальных цепочках поставок приводит к переносу трудоемких и низкооплачиваемых производств в развивающиеся страны. Низкая заработная плата, отсутствие социальных гарантий, опасные условия труда и детский труд в этих секторах способствуют увеличению заболеваемости и смертности. Миграция населения из сельских районов в города в поисках работы часто ведет к формированию трущоб, ухудшению санитарных условий и росту преступности.
Дестабилизация политических и социальных систем: Конкуренция за доступ к ресурсам и контроль над рынками может привести к поддержке авторитарных режимов или провоцированию внутренних конфликтов в странах-донорах. Такая дестабилизация препятствует развитию эффективных государственных институтов, что в свою очередь усугубляет социальные проблемы и увеличивает "мортальные структуры".
Долговая зависимость и финансовая уязвимость: Кредиты, предоставляемые международными финансовыми институтами или развитыми странами, часто формируют долговую ловушку, вынуждая развивающиеся экономики сокращать расходы на социальные нужды (здравоохранение, образование) в пользу обслуживания долга. Это напрямую влияет на качество жизни и доступ к базовым услугам, увеличивая риски смертности.
Культурная и экономическая гомогенизация: Навязывание западных стандартов потребления и образа жизни, а также разрушение традиционных экономических укладов, может приводить к потере культурной идентичности, усилению социальной атомизации и психологическим проблемам, которые также могут быть ассоциированы с "мортальными структурами".
#ДумаемРассуждаем
Прогрессивная витальность развитых стран как фактор формирования мортальных структур в эксплуатируемых экономиках: Глобальный кейнсианский парадокс
Часть 4
Парадокс заключается в том, что механизм, призванный предотвращать кризисы и поддерживать благосостояние в одной части мира, оказывается связанным с усилением кризисных явлений и сокращением жизненного потенциала в другой. "Глобальное кейнсианство" в его текущей форме не является системой, ориентированной на устойчивое развитие всей планеты. Напротив, оно, по-видимому, функционирует как механизм поддержания асимметрии, где витальность одной части системы подпитывается за счет деградации другой.
Выход из этого положения требует переосмысления концепции экономического роста и благосостояния. Возможно, это предполагает отказ от идеи неограниченной "прогрессивной витальности" в развитых странах, осознание пределов потребления и необходимости перераспределения ресурсов на глобальном уровне. Альтернативные модели развития должны ориентироваться на устойчивость, справедливость и деколонизацию экономических отношений, признавая, что продолжение текущей траектории неизбежно приведет к углублению глобальных дисбалансов и увеличению "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе может угрожать стабильности всей мировой системы.
Таким образом, анализ с позиций взаимосвязи "прогрессивной витальности" и "мортальных структур" позволяет критически взглянуть на роль глобализированного "кейнсианства" и выявить его двойственную природу: стабилизирующую для ядра системы и дестабилизирующую для ее периферии.
#ДумаемРассуждаем
Часть 4
Парадокс заключается в том, что механизм, призванный предотвращать кризисы и поддерживать благосостояние в одной части мира, оказывается связанным с усилением кризисных явлений и сокращением жизненного потенциала в другой. "Глобальное кейнсианство" в его текущей форме не является системой, ориентированной на устойчивое развитие всей планеты. Напротив, оно, по-видимому, функционирует как механизм поддержания асимметрии, где витальность одной части системы подпитывается за счет деградации другой.
Выход из этого положения требует переосмысления концепции экономического роста и благосостояния. Возможно, это предполагает отказ от идеи неограниченной "прогрессивной витальности" в развитых странах, осознание пределов потребления и необходимости перераспределения ресурсов на глобальном уровне. Альтернативные модели развития должны ориентироваться на устойчивость, справедливость и деколонизацию экономических отношений, признавая, что продолжение текущей траектории неизбежно приведет к углублению глобальных дисбалансов и увеличению "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе может угрожать стабильности всей мировой системы.
Таким образом, анализ с позиций взаимосвязи "прогрессивной витальности" и "мортальных структур" позволяет критически взглянуть на роль глобализированного "кейнсианства" и выявить его двойственную природу: стабилизирующую для ядра системы и дестабилизирующую для ее периферии.
#ДумаемРассуждаем
Прогрессивная витальность развитых стран и углубление мортальных структур на постсоветском пространстве: Расширение глобального кейнсианского парадокса
В предыдущих размышлениях мы ввели концепции "прогрессивной витальности" развитых экономик – их неустанного стремления к расширению потребления и повышению качества жизни – и "мортальных структур" в эксплуатируемых экономиках, проявляющихся в системных условиях, которые увеличивают риски смертности и ухудшают существование. Мы также обозначили "глобальный кейнсианский парадокс" как механизм, при котором развитые страны, вместо внутренних корректировок, переносят бремя потенциальных кризисов на периферию.
Продолжая эту логику, мы теперь углубимся в то, как именно этот парадокс манифестируется на постсоветском пространстве, демонстрируя, что интеграция этого региона в мировую экономическую систему послужила катализатором для формирования и усиления его собственных "мортальных структур".
Постсоветское пространство как зона проекции "глобального кейнсианства"
Распад Советского Союза ознаменовал не просто конец биполярного мира, но и открытие обширного геоэкономического пространства для интеграции в доминирующую глобальную капиталистическую систему. Этот процесс не был нейтральным; он происходил под определяющим влиянием уже устоявшейся "прогрессивной витальности" развитых стран, которая требовала новых источников ресурсов, рынков сбыта и дешевой рабочей силы для поддержания своего динамизма.
Таким образом, постсоветские экономики оказались объектом своего рода "глобального кейнсианского" воздействия. Вместо того чтобы развиваться по суверенным траекториям, они были интегрированы в систему, где их роль часто сводилась к функциям, поддерживающим витальность глобального ядра, что, в свою очередь, способствовало углублению "мортальных структур" внутри самих этих стран. Этот парадокс становится особенно очевидным при анализе конкретных механизмов...
GR_Turan
В предыдущих размышлениях мы ввели концепции "прогрессивной витальности" развитых экономик – их неустанного стремления к расширению потребления и повышению качества жизни – и "мортальных структур" в эксплуатируемых экономиках, проявляющихся в системных условиях, которые увеличивают риски смертности и ухудшают существование. Мы также обозначили "глобальный кейнсианский парадокс" как механизм, при котором развитые страны, вместо внутренних корректировок, переносят бремя потенциальных кризисов на периферию.
Продолжая эту логику, мы теперь углубимся в то, как именно этот парадокс манифестируется на постсоветском пространстве, демонстрируя, что интеграция этого региона в мировую экономическую систему послужила катализатором для формирования и усиления его собственных "мортальных структур".
Постсоветское пространство как зона проекции "глобального кейнсианства"
Распад Советского Союза ознаменовал не просто конец биполярного мира, но и открытие обширного геоэкономического пространства для интеграции в доминирующую глобальную капиталистическую систему. Этот процесс не был нейтральным; он происходил под определяющим влиянием уже устоявшейся "прогрессивной витальности" развитых стран, которая требовала новых источников ресурсов, рынков сбыта и дешевой рабочей силы для поддержания своего динамизма.
Таким образом, постсоветские экономики оказались объектом своего рода "глобального кейнсианского" воздействия. Вместо того чтобы развиваться по суверенным траекториям, они были интегрированы в систему, где их роль часто сводилась к функциям, поддерживающим витальность глобального ядра, что, в свою очередь, способствовало углублению "мортальных структур" внутри самих этих стран. Этот парадокс становится особенно очевидным при анализе конкретных механизмов...
GR_Turan
Механизмы формирования "мортальных структур" на постсоветском пространстве
1. Гипертрофированная сырьевая ориентация и экологический дефицит:
Стремление развитых стран к поддержанию своей "прогрессивной витальности" через непрерывное потребление ресурсов привело к экспоненциальному росту спроса на углеводороды, металлы и другое сырье. Для многих постсоветских государств (например, Россия, Казахстан, Азербайджан, Туркменистан) это стало основной точкой входа в мировую экономику. Формирование монокультурного экспорта привело к гипертрофии добывающих отраслей за счет развития перерабатывающей промышленности и диверсификации. Последствия этого очевидны: ускоренное истощение невозобновляемых ресурсов, масштабное загрязнение окружающей среды (водных бассейнов, атмосферы, почв), разрушение уникальных экосистем (вспомним трагедию Аральского моря, последствия нефтедобычи в Сибири). Эти экологические катастрофы напрямую трансформируются в "мортальные структуры": рост хронических заболеваний, снижение рождаемости, повышение смертности, что непосредственно сокращает продолжительность и качество жизни населения, живущего в зонах интенсивной добычи и загрязнения.
2. Деградация трудового потенциала и экспорт рабочей силы:
"Прогрессивная витальность" глобального центра требует минимизации издержек производства. Это привело к переносу трудоемких, но низкооплачиваемых производств на периферию, а также к формированию глобальных цепочек создания стоимости, где часть постсоветских стран оказалась на самом нижнем уровне. Одновременно, в результате трансформационного кризиса и деиндустриализации, в ряде этих стран (Украина, Молдова, Кыргызстан, Таджикистан) возник избыток невостребованной рабочей силы. Это спровоцировало массовую трудовую миграцию в более развитые страны, включая Россию и Евросоюз. Мигранты, являясь своего рода "резервной армией труда" для поддержания чужой "витальности", часто сталкиваются с эксплуатацией труда: низкая заработная плата, отсутствие социальных гарантий, дискриминация, опасные условия труда. Эта ситуация не только увеличивает риски заболеваемости и смертности самих мигрантов, но и ведет к социальной деградации в странах-донорах: разрушение семейных связей, отток наиболее активного населения, ухудшение демографической ситуации и формирование "поколения брошенных детей".
3. Институциональная хрупкость и политическая дестабилизация:
Конкуренция за доступ к ресурсам постсоветского пространства и контроль над рынками сбыта со стороны внешних игроков часто способствовала дестабилизации политических систем. Поддержка авторитарных режимов, провоцирование внутренних конфликтов, инспирирование "цветных революций" – все это служило целям обеспечения бесперебойного потока ресурсов и поддержания выгодных экономических условий для глобальных центров. Такая дестабилизация препятствует формированию эффективных и подотчетных государственных институтов, способных проводить устойчивую социально-экономическую политику. Неспособность государств обеспечить социальную справедливость, верховенство закона и базовые социальные услуги напрямую усугубляет "мортальные структуры" через рост преступности, снижение уровня здравоохранения и образования, что в конечном итоге сокращает жизненный потенциал общества.
Продолжение...⬇️
1. Гипертрофированная сырьевая ориентация и экологический дефицит:
Стремление развитых стран к поддержанию своей "прогрессивной витальности" через непрерывное потребление ресурсов привело к экспоненциальному росту спроса на углеводороды, металлы и другое сырье. Для многих постсоветских государств (например, Россия, Казахстан, Азербайджан, Туркменистан) это стало основной точкой входа в мировую экономику. Формирование монокультурного экспорта привело к гипертрофии добывающих отраслей за счет развития перерабатывающей промышленности и диверсификации. Последствия этого очевидны: ускоренное истощение невозобновляемых ресурсов, масштабное загрязнение окружающей среды (водных бассейнов, атмосферы, почв), разрушение уникальных экосистем (вспомним трагедию Аральского моря, последствия нефтедобычи в Сибири). Эти экологические катастрофы напрямую трансформируются в "мортальные структуры": рост хронических заболеваний, снижение рождаемости, повышение смертности, что непосредственно сокращает продолжительность и качество жизни населения, живущего в зонах интенсивной добычи и загрязнения.
2. Деградация трудового потенциала и экспорт рабочей силы:
"Прогрессивная витальность" глобального центра требует минимизации издержек производства. Это привело к переносу трудоемких, но низкооплачиваемых производств на периферию, а также к формированию глобальных цепочек создания стоимости, где часть постсоветских стран оказалась на самом нижнем уровне. Одновременно, в результате трансформационного кризиса и деиндустриализации, в ряде этих стран (Украина, Молдова, Кыргызстан, Таджикистан) возник избыток невостребованной рабочей силы. Это спровоцировало массовую трудовую миграцию в более развитые страны, включая Россию и Евросоюз. Мигранты, являясь своего рода "резервной армией труда" для поддержания чужой "витальности", часто сталкиваются с эксплуатацией труда: низкая заработная плата, отсутствие социальных гарантий, дискриминация, опасные условия труда. Эта ситуация не только увеличивает риски заболеваемости и смертности самих мигрантов, но и ведет к социальной деградации в странах-донорах: разрушение семейных связей, отток наиболее активного населения, ухудшение демографической ситуации и формирование "поколения брошенных детей".
3. Институциональная хрупкость и политическая дестабилизация:
Конкуренция за доступ к ресурсам постсоветского пространства и контроль над рынками сбыта со стороны внешних игроков часто способствовала дестабилизации политических систем. Поддержка авторитарных режимов, провоцирование внутренних конфликтов, инспирирование "цветных революций" – все это служило целям обеспечения бесперебойного потока ресурсов и поддержания выгодных экономических условий для глобальных центров. Такая дестабилизация препятствует формированию эффективных и подотчетных государственных институтов, способных проводить устойчивую социально-экономическую политику. Неспособность государств обеспечить социальную справедливость, верховенство закона и базовые социальные услуги напрямую усугубляет "мортальные структуры" через рост преступности, снижение уровня здравоохранения и образования, что в конечном итоге сокращает жизненный потенциал общества.
Продолжение...⬇️
...начало⬆️
4. Долговая зависимость и подчинение фискальной политики:
В процессе интеграции многие постсоветские страны оказались в состоянии долговой зависимости от международных финансовых институтов (МВФ, Всемирный банк) и крупных кредиторов. Кредиты, часто выдаваемые под эгидой "стабилизации" и "развития", на деле обременялись жесткими условиями, требующими сокращения социальных расходов (на здравоохранение, образование), приватизации ключевых государственных активов и либерализации рынков. Такой механизм "глобального кейнсианства" фактически перекладывал бремя кризиса и обслуживания внешних интересов на население: финансовая уязвимость приводила к урезанию бюджетов на жизненно важные социальные нужды, что напрямую сказывалось на качестве жизни, доступности медицинских услуг и, как следствие, на росте заболеваемости и смертности.
5. Культурная и экономическая гомогенизация в ущерб местной идентичности:
"Прогрессивная витальность" развитых стран, распространяющая свои стандарты потребления и образ жизни через глобальные медиа и корпорации, привела к культурной и экономической гомогенизации на постсоветском пространстве. Навязывание западных потребительских моделей часто сопровождалось разрушением традиционных экономических укладов, девальвацией местных культурных ценностей и идентичностей. Этот процесс не только создавал новые формы социального неравенства (по отношению к тем, кто не мог соответствовать навязанным стандартам), но и способствовал усилению социальной атомизации, психологическим проблемам (депрессии, апатия), росту девиантного поведения.
Все это, хотя и косвенно, вносит свой вклад в формирование "мортальных структур" через снижение устойчивости общества и индивидуального благополучия.
GR_Turan
4. Долговая зависимость и подчинение фискальной политики:
В процессе интеграции многие постсоветские страны оказались в состоянии долговой зависимости от международных финансовых институтов (МВФ, Всемирный банк) и крупных кредиторов. Кредиты, часто выдаваемые под эгидой "стабилизации" и "развития", на деле обременялись жесткими условиями, требующими сокращения социальных расходов (на здравоохранение, образование), приватизации ключевых государственных активов и либерализации рынков. Такой механизм "глобального кейнсианства" фактически перекладывал бремя кризиса и обслуживания внешних интересов на население: финансовая уязвимость приводила к урезанию бюджетов на жизненно важные социальные нужды, что напрямую сказывалось на качестве жизни, доступности медицинских услуг и, как следствие, на росте заболеваемости и смертности.
5. Культурная и экономическая гомогенизация в ущерб местной идентичности:
"Прогрессивная витальность" развитых стран, распространяющая свои стандарты потребления и образ жизни через глобальные медиа и корпорации, привела к культурной и экономической гомогенизации на постсоветском пространстве. Навязывание западных потребительских моделей часто сопровождалось разрушением традиционных экономических укладов, девальвацией местных культурных ценностей и идентичностей. Этот процесс не только создавал новые формы социального неравенства (по отношению к тем, кто не мог соответствовать навязанным стандартам), но и способствовал усилению социальной атомизации, психологическим проблемам (депрессии, апатия), росту девиантного поведения.
Все это, хотя и косвенно, вносит свой вклад в формирование "мортальных структур" через снижение устойчивости общества и индивидуального благополучия.
GR_Turan
Глобальный кейнсианский парадокс в региональном разрезе: Необходимость переосмысления
Постсоветское пространство представляет собой яркий пример того, как "глобальный кейнсианский парадокс" – механизм, призванный стабилизировать и поддерживать "прогрессивную витальность" в одном полюсе мировой системы, – оказывается непосредственно связан с формированием и углублением "мортальных структур" в другом.
Вместо устойчивого развития, страны этого региона столкнулись с вызовами, обусловленными их интеграцией в глобальные цепочки как поставщиков ресурсов и труда. "Глобальное кейнсианство" в его нынешней форме, таким образом, не является универсальным решением для всего человечества; скорее, оно функционирует как инструмент поддержания асимметрии, где витальность центра подпитывается за счет деградации периферии.
Выход из этого парадоксального положения требует не просто локальных реформ, но и фундаментального переосмысления всей парадигмы экономического роста и благосостояния. Это означает признание пределов неограниченной "прогрессивной витальности" развитых стран, необходимость глобального перераспределения ресурсов, а также содействие формированию суверенных и устойчивых моделей развития на периферии.
Только через деколонизацию экономических отношений и переход к принципам справедливости и устойчивости можно будет преодолеть "глобальный кейнсианский парадокс" и предотвратить дальнейшее углубление "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе угрожает стабильности всей мировой системы.
GR_Turan
Постсоветское пространство представляет собой яркий пример того, как "глобальный кейнсианский парадокс" – механизм, призванный стабилизировать и поддерживать "прогрессивную витальность" в одном полюсе мировой системы, – оказывается непосредственно связан с формированием и углублением "мортальных структур" в другом.
Вместо устойчивого развития, страны этого региона столкнулись с вызовами, обусловленными их интеграцией в глобальные цепочки как поставщиков ресурсов и труда. "Глобальное кейнсианство" в его нынешней форме, таким образом, не является универсальным решением для всего человечества; скорее, оно функционирует как инструмент поддержания асимметрии, где витальность центра подпитывается за счет деградации периферии.
Выход из этого парадоксального положения требует не просто локальных реформ, но и фундаментального переосмысления всей парадигмы экономического роста и благосостояния. Это означает признание пределов неограниченной "прогрессивной витальности" развитых стран, необходимость глобального перераспределения ресурсов, а также содействие формированию суверенных и устойчивых моделей развития на периферии.
Только через деколонизацию экономических отношений и переход к принципам справедливости и устойчивости можно будет преодолеть "глобальный кейнсианский парадокс" и предотвратить дальнейшее углубление "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе угрожает стабильности всей мировой системы.
GR_Turan
Трансформация правого дискурса в США: Анализ идеологического сдвига среди молодежи
Часть 1
От Рейганомики к "Новым Правым": Разрыв с традиционным консерватизмом
Исторически, в конце XX века, правая идеология в США ассоциировалась с Рейганомикой – программой, сочетающей экономический либерализм (свободный рынок, минимальное государственное вмешательство) и социальный консерватизм (продвижение традиционных ценностей). Эта синтетическая модель стала визитной карточкой Республиканской партии. Однако, к середине 2010-х годов, возникло новое направление, получившее название "новые правые". Его представители подвергли критике основные постулаты рейганомики, утверждая, что бесконтрольный рынок неизбежно ведет к распространению "псевдопрогрессивных" ценностей и моральному упадку. Парадоксальным образом, "новые правые" стали выступать за усиление государственного контроля в экономике, что сблизило их с левыми критиками рейгановской политики 1980-х годов, указывавшими на недостаточную социальную поддержку.
К моменту политического восхождения Дональда Трампа, правое движение утратило свою монолитность, превратившись в конгломерат разрозненных интеллектуальных фракций. Их объединял преимущественно скептицизм в отношении государственных институтов. Как отмечает Джеймс Поуг, сложность описания "новых правых" обусловлена их убеждением в "безумии" существующей системной организации общества и власти, что, в свою очередь, делает их самих "ненормальными" в глазах тех, кто воспринимает систему как норму. В их дискурсе современное потребительское глобалистское общество часто именуется "клоунским", а традиционные медиа и академические круги сравниваются с оруэлловским "министерством правды".
#ДумаемРассуждаем
Часть 1
От Рейганомики к "Новым Правым": Разрыв с традиционным консерватизмом
Исторически, в конце XX века, правая идеология в США ассоциировалась с Рейганомикой – программой, сочетающей экономический либерализм (свободный рынок, минимальное государственное вмешательство) и социальный консерватизм (продвижение традиционных ценностей). Эта синтетическая модель стала визитной карточкой Республиканской партии. Однако, к середине 2010-х годов, возникло новое направление, получившее название "новые правые". Его представители подвергли критике основные постулаты рейганомики, утверждая, что бесконтрольный рынок неизбежно ведет к распространению "псевдопрогрессивных" ценностей и моральному упадку. Парадоксальным образом, "новые правые" стали выступать за усиление государственного контроля в экономике, что сблизило их с левыми критиками рейгановской политики 1980-х годов, указывавшими на недостаточную социальную поддержку.
К моменту политического восхождения Дональда Трампа, правое движение утратило свою монолитность, превратившись в конгломерат разрозненных интеллектуальных фракций. Их объединял преимущественно скептицизм в отношении государственных институтов. Как отмечает Джеймс Поуг, сложность описания "новых правых" обусловлена их убеждением в "безумии" существующей системной организации общества и власти, что, в свою очередь, делает их самих "ненормальными" в глазах тех, кто воспринимает систему как норму. В их дискурсе современное потребительское глобалистское общество часто именуется "клоунским", а традиционные медиа и академические круги сравниваются с оруэлловским "министерством правды".
#ДумаемРассуждаем