Прогрессивная витальность развитых стран как фактор формирования мортальных структур в эксплуатируемых экономиках: Глобальный кейнсианский парадокс
Часть 4
Парадокс заключается в том, что механизм, призванный предотвращать кризисы и поддерживать благосостояние в одной части мира, оказывается связанным с усилением кризисных явлений и сокращением жизненного потенциала в другой. "Глобальное кейнсианство" в его текущей форме не является системой, ориентированной на устойчивое развитие всей планеты. Напротив, оно, по-видимому, функционирует как механизм поддержания асимметрии, где витальность одной части системы подпитывается за счет деградации другой.
Выход из этого положения требует переосмысления концепции экономического роста и благосостояния. Возможно, это предполагает отказ от идеи неограниченной "прогрессивной витальности" в развитых странах, осознание пределов потребления и необходимости перераспределения ресурсов на глобальном уровне. Альтернативные модели развития должны ориентироваться на устойчивость, справедливость и деколонизацию экономических отношений, признавая, что продолжение текущей траектории неизбежно приведет к углублению глобальных дисбалансов и увеличению "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе может угрожать стабильности всей мировой системы.
Таким образом, анализ с позиций взаимосвязи "прогрессивной витальности" и "мортальных структур" позволяет критически взглянуть на роль глобализированного "кейнсианства" и выявить его двойственную природу: стабилизирующую для ядра системы и дестабилизирующую для ее периферии.
#ДумаемРассуждаем
Часть 4
Парадокс заключается в том, что механизм, призванный предотвращать кризисы и поддерживать благосостояние в одной части мира, оказывается связанным с усилением кризисных явлений и сокращением жизненного потенциала в другой. "Глобальное кейнсианство" в его текущей форме не является системой, ориентированной на устойчивое развитие всей планеты. Напротив, оно, по-видимому, функционирует как механизм поддержания асимметрии, где витальность одной части системы подпитывается за счет деградации другой.
Выход из этого положения требует переосмысления концепции экономического роста и благосостояния. Возможно, это предполагает отказ от идеи неограниченной "прогрессивной витальности" в развитых странах, осознание пределов потребления и необходимости перераспределения ресурсов на глобальном уровне. Альтернативные модели развития должны ориентироваться на устойчивость, справедливость и деколонизацию экономических отношений, признавая, что продолжение текущей траектории неизбежно приведет к углублению глобальных дисбалансов и увеличению "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе может угрожать стабильности всей мировой системы.
Таким образом, анализ с позиций взаимосвязи "прогрессивной витальности" и "мортальных структур" позволяет критически взглянуть на роль глобализированного "кейнсианства" и выявить его двойственную природу: стабилизирующую для ядра системы и дестабилизирующую для ее периферии.
#ДумаемРассуждаем
Прогрессивная витальность развитых стран и углубление мортальных структур на постсоветском пространстве: Расширение глобального кейнсианского парадокса
В предыдущих размышлениях мы ввели концепции "прогрессивной витальности" развитых экономик – их неустанного стремления к расширению потребления и повышению качества жизни – и "мортальных структур" в эксплуатируемых экономиках, проявляющихся в системных условиях, которые увеличивают риски смертности и ухудшают существование. Мы также обозначили "глобальный кейнсианский парадокс" как механизм, при котором развитые страны, вместо внутренних корректировок, переносят бремя потенциальных кризисов на периферию.
Продолжая эту логику, мы теперь углубимся в то, как именно этот парадокс манифестируется на постсоветском пространстве, демонстрируя, что интеграция этого региона в мировую экономическую систему послужила катализатором для формирования и усиления его собственных "мортальных структур".
Постсоветское пространство как зона проекции "глобального кейнсианства"
Распад Советского Союза ознаменовал не просто конец биполярного мира, но и открытие обширного геоэкономического пространства для интеграции в доминирующую глобальную капиталистическую систему. Этот процесс не был нейтральным; он происходил под определяющим влиянием уже устоявшейся "прогрессивной витальности" развитых стран, которая требовала новых источников ресурсов, рынков сбыта и дешевой рабочей силы для поддержания своего динамизма.
Таким образом, постсоветские экономики оказались объектом своего рода "глобального кейнсианского" воздействия. Вместо того чтобы развиваться по суверенным траекториям, они были интегрированы в систему, где их роль часто сводилась к функциям, поддерживающим витальность глобального ядра, что, в свою очередь, способствовало углублению "мортальных структур" внутри самих этих стран. Этот парадокс становится особенно очевидным при анализе конкретных механизмов...
GR_Turan
В предыдущих размышлениях мы ввели концепции "прогрессивной витальности" развитых экономик – их неустанного стремления к расширению потребления и повышению качества жизни – и "мортальных структур" в эксплуатируемых экономиках, проявляющихся в системных условиях, которые увеличивают риски смертности и ухудшают существование. Мы также обозначили "глобальный кейнсианский парадокс" как механизм, при котором развитые страны, вместо внутренних корректировок, переносят бремя потенциальных кризисов на периферию.
Продолжая эту логику, мы теперь углубимся в то, как именно этот парадокс манифестируется на постсоветском пространстве, демонстрируя, что интеграция этого региона в мировую экономическую систему послужила катализатором для формирования и усиления его собственных "мортальных структур".
Постсоветское пространство как зона проекции "глобального кейнсианства"
Распад Советского Союза ознаменовал не просто конец биполярного мира, но и открытие обширного геоэкономического пространства для интеграции в доминирующую глобальную капиталистическую систему. Этот процесс не был нейтральным; он происходил под определяющим влиянием уже устоявшейся "прогрессивной витальности" развитых стран, которая требовала новых источников ресурсов, рынков сбыта и дешевой рабочей силы для поддержания своего динамизма.
Таким образом, постсоветские экономики оказались объектом своего рода "глобального кейнсианского" воздействия. Вместо того чтобы развиваться по суверенным траекториям, они были интегрированы в систему, где их роль часто сводилась к функциям, поддерживающим витальность глобального ядра, что, в свою очередь, способствовало углублению "мортальных структур" внутри самих этих стран. Этот парадокс становится особенно очевидным при анализе конкретных механизмов...
GR_Turan
Механизмы формирования "мортальных структур" на постсоветском пространстве
1. Гипертрофированная сырьевая ориентация и экологический дефицит:
Стремление развитых стран к поддержанию своей "прогрессивной витальности" через непрерывное потребление ресурсов привело к экспоненциальному росту спроса на углеводороды, металлы и другое сырье. Для многих постсоветских государств (например, Россия, Казахстан, Азербайджан, Туркменистан) это стало основной точкой входа в мировую экономику. Формирование монокультурного экспорта привело к гипертрофии добывающих отраслей за счет развития перерабатывающей промышленности и диверсификации. Последствия этого очевидны: ускоренное истощение невозобновляемых ресурсов, масштабное загрязнение окружающей среды (водных бассейнов, атмосферы, почв), разрушение уникальных экосистем (вспомним трагедию Аральского моря, последствия нефтедобычи в Сибири). Эти экологические катастрофы напрямую трансформируются в "мортальные структуры": рост хронических заболеваний, снижение рождаемости, повышение смертности, что непосредственно сокращает продолжительность и качество жизни населения, живущего в зонах интенсивной добычи и загрязнения.
2. Деградация трудового потенциала и экспорт рабочей силы:
"Прогрессивная витальность" глобального центра требует минимизации издержек производства. Это привело к переносу трудоемких, но низкооплачиваемых производств на периферию, а также к формированию глобальных цепочек создания стоимости, где часть постсоветских стран оказалась на самом нижнем уровне. Одновременно, в результате трансформационного кризиса и деиндустриализации, в ряде этих стран (Украина, Молдова, Кыргызстан, Таджикистан) возник избыток невостребованной рабочей силы. Это спровоцировало массовую трудовую миграцию в более развитые страны, включая Россию и Евросоюз. Мигранты, являясь своего рода "резервной армией труда" для поддержания чужой "витальности", часто сталкиваются с эксплуатацией труда: низкая заработная плата, отсутствие социальных гарантий, дискриминация, опасные условия труда. Эта ситуация не только увеличивает риски заболеваемости и смертности самих мигрантов, но и ведет к социальной деградации в странах-донорах: разрушение семейных связей, отток наиболее активного населения, ухудшение демографической ситуации и формирование "поколения брошенных детей".
3. Институциональная хрупкость и политическая дестабилизация:
Конкуренция за доступ к ресурсам постсоветского пространства и контроль над рынками сбыта со стороны внешних игроков часто способствовала дестабилизации политических систем. Поддержка авторитарных режимов, провоцирование внутренних конфликтов, инспирирование "цветных революций" – все это служило целям обеспечения бесперебойного потока ресурсов и поддержания выгодных экономических условий для глобальных центров. Такая дестабилизация препятствует формированию эффективных и подотчетных государственных институтов, способных проводить устойчивую социально-экономическую политику. Неспособность государств обеспечить социальную справедливость, верховенство закона и базовые социальные услуги напрямую усугубляет "мортальные структуры" через рост преступности, снижение уровня здравоохранения и образования, что в конечном итоге сокращает жизненный потенциал общества.
Продолжение...⬇️
1. Гипертрофированная сырьевая ориентация и экологический дефицит:
Стремление развитых стран к поддержанию своей "прогрессивной витальности" через непрерывное потребление ресурсов привело к экспоненциальному росту спроса на углеводороды, металлы и другое сырье. Для многих постсоветских государств (например, Россия, Казахстан, Азербайджан, Туркменистан) это стало основной точкой входа в мировую экономику. Формирование монокультурного экспорта привело к гипертрофии добывающих отраслей за счет развития перерабатывающей промышленности и диверсификации. Последствия этого очевидны: ускоренное истощение невозобновляемых ресурсов, масштабное загрязнение окружающей среды (водных бассейнов, атмосферы, почв), разрушение уникальных экосистем (вспомним трагедию Аральского моря, последствия нефтедобычи в Сибири). Эти экологические катастрофы напрямую трансформируются в "мортальные структуры": рост хронических заболеваний, снижение рождаемости, повышение смертности, что непосредственно сокращает продолжительность и качество жизни населения, живущего в зонах интенсивной добычи и загрязнения.
2. Деградация трудового потенциала и экспорт рабочей силы:
"Прогрессивная витальность" глобального центра требует минимизации издержек производства. Это привело к переносу трудоемких, но низкооплачиваемых производств на периферию, а также к формированию глобальных цепочек создания стоимости, где часть постсоветских стран оказалась на самом нижнем уровне. Одновременно, в результате трансформационного кризиса и деиндустриализации, в ряде этих стран (Украина, Молдова, Кыргызстан, Таджикистан) возник избыток невостребованной рабочей силы. Это спровоцировало массовую трудовую миграцию в более развитые страны, включая Россию и Евросоюз. Мигранты, являясь своего рода "резервной армией труда" для поддержания чужой "витальности", часто сталкиваются с эксплуатацией труда: низкая заработная плата, отсутствие социальных гарантий, дискриминация, опасные условия труда. Эта ситуация не только увеличивает риски заболеваемости и смертности самих мигрантов, но и ведет к социальной деградации в странах-донорах: разрушение семейных связей, отток наиболее активного населения, ухудшение демографической ситуации и формирование "поколения брошенных детей".
3. Институциональная хрупкость и политическая дестабилизация:
Конкуренция за доступ к ресурсам постсоветского пространства и контроль над рынками сбыта со стороны внешних игроков часто способствовала дестабилизации политических систем. Поддержка авторитарных режимов, провоцирование внутренних конфликтов, инспирирование "цветных революций" – все это служило целям обеспечения бесперебойного потока ресурсов и поддержания выгодных экономических условий для глобальных центров. Такая дестабилизация препятствует формированию эффективных и подотчетных государственных институтов, способных проводить устойчивую социально-экономическую политику. Неспособность государств обеспечить социальную справедливость, верховенство закона и базовые социальные услуги напрямую усугубляет "мортальные структуры" через рост преступности, снижение уровня здравоохранения и образования, что в конечном итоге сокращает жизненный потенциал общества.
Продолжение...⬇️
...начало⬆️
4. Долговая зависимость и подчинение фискальной политики:
В процессе интеграции многие постсоветские страны оказались в состоянии долговой зависимости от международных финансовых институтов (МВФ, Всемирный банк) и крупных кредиторов. Кредиты, часто выдаваемые под эгидой "стабилизации" и "развития", на деле обременялись жесткими условиями, требующими сокращения социальных расходов (на здравоохранение, образование), приватизации ключевых государственных активов и либерализации рынков. Такой механизм "глобального кейнсианства" фактически перекладывал бремя кризиса и обслуживания внешних интересов на население: финансовая уязвимость приводила к урезанию бюджетов на жизненно важные социальные нужды, что напрямую сказывалось на качестве жизни, доступности медицинских услуг и, как следствие, на росте заболеваемости и смертности.
5. Культурная и экономическая гомогенизация в ущерб местной идентичности:
"Прогрессивная витальность" развитых стран, распространяющая свои стандарты потребления и образ жизни через глобальные медиа и корпорации, привела к культурной и экономической гомогенизации на постсоветском пространстве. Навязывание западных потребительских моделей часто сопровождалось разрушением традиционных экономических укладов, девальвацией местных культурных ценностей и идентичностей. Этот процесс не только создавал новые формы социального неравенства (по отношению к тем, кто не мог соответствовать навязанным стандартам), но и способствовал усилению социальной атомизации, психологическим проблемам (депрессии, апатия), росту девиантного поведения.
Все это, хотя и косвенно, вносит свой вклад в формирование "мортальных структур" через снижение устойчивости общества и индивидуального благополучия.
GR_Turan
4. Долговая зависимость и подчинение фискальной политики:
В процессе интеграции многие постсоветские страны оказались в состоянии долговой зависимости от международных финансовых институтов (МВФ, Всемирный банк) и крупных кредиторов. Кредиты, часто выдаваемые под эгидой "стабилизации" и "развития", на деле обременялись жесткими условиями, требующими сокращения социальных расходов (на здравоохранение, образование), приватизации ключевых государственных активов и либерализации рынков. Такой механизм "глобального кейнсианства" фактически перекладывал бремя кризиса и обслуживания внешних интересов на население: финансовая уязвимость приводила к урезанию бюджетов на жизненно важные социальные нужды, что напрямую сказывалось на качестве жизни, доступности медицинских услуг и, как следствие, на росте заболеваемости и смертности.
5. Культурная и экономическая гомогенизация в ущерб местной идентичности:
"Прогрессивная витальность" развитых стран, распространяющая свои стандарты потребления и образ жизни через глобальные медиа и корпорации, привела к культурной и экономической гомогенизации на постсоветском пространстве. Навязывание западных потребительских моделей часто сопровождалось разрушением традиционных экономических укладов, девальвацией местных культурных ценностей и идентичностей. Этот процесс не только создавал новые формы социального неравенства (по отношению к тем, кто не мог соответствовать навязанным стандартам), но и способствовал усилению социальной атомизации, психологическим проблемам (депрессии, апатия), росту девиантного поведения.
Все это, хотя и косвенно, вносит свой вклад в формирование "мортальных структур" через снижение устойчивости общества и индивидуального благополучия.
GR_Turan
Глобальный кейнсианский парадокс в региональном разрезе: Необходимость переосмысления
Постсоветское пространство представляет собой яркий пример того, как "глобальный кейнсианский парадокс" – механизм, призванный стабилизировать и поддерживать "прогрессивную витальность" в одном полюсе мировой системы, – оказывается непосредственно связан с формированием и углублением "мортальных структур" в другом.
Вместо устойчивого развития, страны этого региона столкнулись с вызовами, обусловленными их интеграцией в глобальные цепочки как поставщиков ресурсов и труда. "Глобальное кейнсианство" в его нынешней форме, таким образом, не является универсальным решением для всего человечества; скорее, оно функционирует как инструмент поддержания асимметрии, где витальность центра подпитывается за счет деградации периферии.
Выход из этого парадоксального положения требует не просто локальных реформ, но и фундаментального переосмысления всей парадигмы экономического роста и благосостояния. Это означает признание пределов неограниченной "прогрессивной витальности" развитых стран, необходимость глобального перераспределения ресурсов, а также содействие формированию суверенных и устойчивых моделей развития на периферии.
Только через деколонизацию экономических отношений и переход к принципам справедливости и устойчивости можно будет преодолеть "глобальный кейнсианский парадокс" и предотвратить дальнейшее углубление "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе угрожает стабильности всей мировой системы.
GR_Turan
Постсоветское пространство представляет собой яркий пример того, как "глобальный кейнсианский парадокс" – механизм, призванный стабилизировать и поддерживать "прогрессивную витальность" в одном полюсе мировой системы, – оказывается непосредственно связан с формированием и углублением "мортальных структур" в другом.
Вместо устойчивого развития, страны этого региона столкнулись с вызовами, обусловленными их интеграцией в глобальные цепочки как поставщиков ресурсов и труда. "Глобальное кейнсианство" в его нынешней форме, таким образом, не является универсальным решением для всего человечества; скорее, оно функционирует как инструмент поддержания асимметрии, где витальность центра подпитывается за счет деградации периферии.
Выход из этого парадоксального положения требует не просто локальных реформ, но и фундаментального переосмысления всей парадигмы экономического роста и благосостояния. Это означает признание пределов неограниченной "прогрессивной витальности" развитых стран, необходимость глобального перераспределения ресурсов, а также содействие формированию суверенных и устойчивых моделей развития на периферии.
Только через деколонизацию экономических отношений и переход к принципам справедливости и устойчивости можно будет преодолеть "глобальный кейнсианский парадокс" и предотвратить дальнейшее углубление "мортальных структур", что в долгосрочной перспективе угрожает стабильности всей мировой системы.
GR_Turan
Трансформация правого дискурса в США: Анализ идеологического сдвига среди молодежи
Часть 1
От Рейганомики к "Новым Правым": Разрыв с традиционным консерватизмом
Исторически, в конце XX века, правая идеология в США ассоциировалась с Рейганомикой – программой, сочетающей экономический либерализм (свободный рынок, минимальное государственное вмешательство) и социальный консерватизм (продвижение традиционных ценностей). Эта синтетическая модель стала визитной карточкой Республиканской партии. Однако, к середине 2010-х годов, возникло новое направление, получившее название "новые правые". Его представители подвергли критике основные постулаты рейганомики, утверждая, что бесконтрольный рынок неизбежно ведет к распространению "псевдопрогрессивных" ценностей и моральному упадку. Парадоксальным образом, "новые правые" стали выступать за усиление государственного контроля в экономике, что сблизило их с левыми критиками рейгановской политики 1980-х годов, указывавшими на недостаточную социальную поддержку.
К моменту политического восхождения Дональда Трампа, правое движение утратило свою монолитность, превратившись в конгломерат разрозненных интеллектуальных фракций. Их объединял преимущественно скептицизм в отношении государственных институтов. Как отмечает Джеймс Поуг, сложность описания "новых правых" обусловлена их убеждением в "безумии" существующей системной организации общества и власти, что, в свою очередь, делает их самих "ненормальными" в глазах тех, кто воспринимает систему как норму. В их дискурсе современное потребительское глобалистское общество часто именуется "клоунским", а традиционные медиа и академические круги сравниваются с оруэлловским "министерством правды".
#ДумаемРассуждаем
Часть 1
От Рейганомики к "Новым Правым": Разрыв с традиционным консерватизмом
Исторически, в конце XX века, правая идеология в США ассоциировалась с Рейганомикой – программой, сочетающей экономический либерализм (свободный рынок, минимальное государственное вмешательство) и социальный консерватизм (продвижение традиционных ценностей). Эта синтетическая модель стала визитной карточкой Республиканской партии. Однако, к середине 2010-х годов, возникло новое направление, получившее название "новые правые". Его представители подвергли критике основные постулаты рейганомики, утверждая, что бесконтрольный рынок неизбежно ведет к распространению "псевдопрогрессивных" ценностей и моральному упадку. Парадоксальным образом, "новые правые" стали выступать за усиление государственного контроля в экономике, что сблизило их с левыми критиками рейгановской политики 1980-х годов, указывавшими на недостаточную социальную поддержку.
К моменту политического восхождения Дональда Трампа, правое движение утратило свою монолитность, превратившись в конгломерат разрозненных интеллектуальных фракций. Их объединял преимущественно скептицизм в отношении государственных институтов. Как отмечает Джеймс Поуг, сложность описания "новых правых" обусловлена их убеждением в "безумии" существующей системной организации общества и власти, что, в свою очередь, делает их самих "ненормальными" в глазах тех, кто воспринимает систему как норму. В их дискурсе современное потребительское глобалистское общество часто именуется "клоунским", а традиционные медиа и академические круги сравниваются с оруэлловским "министерством правды".
#ДумаемРассуждаем