То, что поэзия вообще ни при чём, показывает само жюри, комментируя своё решение словами «Это поэма-плач, в которой Кияновская достигает высочайшего мастерства, выстраивая истории, полные простоты, полные индивидуальных переживаний и отмеченные чувством неизбежного истребления. … Это поэзия телесности, боли и крови, избежавшей исторического предназначения. Достаточно изменить названия людей, названия мест, и стихотворение вдруг станет ужасно актуальным, как элегия, оплакивающая коллективные могилы Бучи, Ирпеня или Мариуполя».
Какой еще Холокост! Ради вот этой актуальной отсылочки, как в той песне у Шнура, все и писалось.
Ну а сами профессиональные украинцы самоуверенно пишут, что книжонка Кияновской «считается одной из первых книг в украинской литературе, которая обрабатывает тему Холокоста». Одной из первых! Так и запишем: от прозы киевлянина Анатолия Кузнецова, от поэзии киевлянок Ольги Анстей и Людмилы Титовой, от дневников Александра Довженко, от стихов Николая Бажана и Владимира Сосюры профессиональные украинцы уже отказались (понимаете теперь степень их двуличия и лживости?). Придётся Zабрать себе!
То, что поэзия вообще ни при чём, показывает само жюри, комментируя своё решение словами «Это поэма-плач, в которой Кияновская достигает высочайшего мастерства, выстраивая истории, полные простоты, полные индивидуальных переживаний и отмеченные чувством неизбежного истребления. … Это поэзия телесности, боли и крови, избежавшей исторического предназначения. Достаточно изменить названия людей, названия мест, и стихотворение вдруг станет ужасно актуальным, как элегия, оплакивающая коллективные могилы Бучи, Ирпеня или Мариуполя».
Какой еще Холокост! Ради вот этой актуальной отсылочки, как в той песне у Шнура, все и писалось.
Ну а сами профессиональные украинцы самоуверенно пишут, что книжонка Кияновской «считается одной из первых книг в украинской литературе, которая обрабатывает тему Холокоста». Одной из первых! Так и запишем: от прозы киевлянина Анатолия Кузнецова, от поэзии киевлянок Ольги Анстей и Людмилы Титовой, от дневников Александра Довженко, от стихов Николая Бажана и Владимира Сосюры профессиональные украинцы уже отказались (понимаете теперь степень их двуличия и лживости?). Придётся Zабрать себе!
Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” The account, "War on Fakes," was created on February 24, the same day Russian President Vladimir Putin announced a "special military operation" and troops began invading Ukraine. The page is rife with disinformation, according to The Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, which studies digital extremism and published a report examining the channel. Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. NEWS
from us
