Резкий крен в сторону изоляционизма в России – не от хорошей жизни и, тем более, изоляционизм не означает для России замыкания в себе. Напротив, изоляционизм парадоксальным образом гонит русских чуть ли не на край света в стремлении захватить, завоевать, заполнить собой как можно больше «серых зон», чтобы еще надежнее спрятаться за ними от «других».
Россия – это «убегающая цивилизация», которая на самом деле бежит от самой себя (своей неустроенности, незаконченности и половинчатости), но думает при этом, что бежит от других. В этом своем бессмысленном и беспощадном беге Россия то расширяется за горизонт возможного, то схлопывается до казалось бы невозможных пределов «черной дыры», но только для того, чтобы тут же взорваться новой попыткой «масштабирования черной дыры» и втянуть в себя все окружающие ее пространства.
Что ищет Россия в краю далеком? Что потеряла она в краю родном? Поэт полагал, что она ищет бури, как будто в чужой буре для нее только и есть покой, и был недалек от истины. Рискну предположить, что драйвером русского экспансионизма во многих случаях служит комплекс цивилизационной неполноценности (впрочем, это вполне состыкуется с представлениями психологов об истоках агрессии).
Русские не верят в то, что могут честно и на равных конкурировать с Западом (а теперь уже и с Востоком), играя по правилам. Они полагают, что «по правилам» выигрывают только те, кто их устанавливает, и поэтому любые правила, установленные не ими, считают для себя проигрышными. Отсюда это извечное стремление играть не по правилам, ломать «чужую игру» с помощью насилия – единственный вид спорта, в котором Россия чувствует себя уверенно.
И неважно, идет ли речь о баночках с мочой на Сочинской олимпиаде или о бомбардировке украинских городов в рамках большой геополитической игры с Западом. И, кстати, одно с другим как-то сущностно внутренне взаимосвязано. Просто если играешь все время не по правилам, то рано или поздно в моче появляется кровь.
Откуда эта неуверенность в себе у народа, вроде бы создавшего и сумевшего отстоять в суровых природных и исторических условиях свою самобытную культуру, развившуюся впоследствии до масштабов империи, и производившую на свет в периоды своего наивысшего подъема шедевры мировой литературы и искусства? В конечном счете – от внутреннего нестроения, возникшего вследствие того, что Россия так никогда и не смогла развить в себе полноценно такой важнейший компонент цивилизации как право.
Жизнь внутри самой России никогда не подчинялась правилам, если не считать таковыми законы джунглей. Русский человек из имеющегося у него социального опыта привычно делает только один вывод – правила существуют для дураков и слабаков. Это свое знание он экстраполирует на внешний мир, для которого у него на все про все есть только один рецепт – кулак и зуботычина. А если кулаком чего-то добиться не получается, то возникает единственное желание – отгородиться от всего этого мира как от чуждой и враждебной силы, а для этого создать вокруг себя следовую полосу, перепахав в крошево судьбы окружающих Россию народов.
Резкий крен в сторону изоляционизма в России – не от хорошей жизни и, тем более, изоляционизм не означает для России замыкания в себе. Напротив, изоляционизм парадоксальным образом гонит русских чуть ли не на край света в стремлении захватить, завоевать, заполнить собой как можно больше «серых зон», чтобы еще надежнее спрятаться за ними от «других».
Россия – это «убегающая цивилизация», которая на самом деле бежит от самой себя (своей неустроенности, незаконченности и половинчатости), но думает при этом, что бежит от других. В этом своем бессмысленном и беспощадном беге Россия то расширяется за горизонт возможного, то схлопывается до казалось бы невозможных пределов «черной дыры», но только для того, чтобы тут же взорваться новой попыткой «масштабирования черной дыры» и втянуть в себя все окружающие ее пространства.
Что ищет Россия в краю далеком? Что потеряла она в краю родном? Поэт полагал, что она ищет бури, как будто в чужой буре для нее только и есть покой, и был недалек от истины. Рискну предположить, что драйвером русского экспансионизма во многих случаях служит комплекс цивилизационной неполноценности (впрочем, это вполне состыкуется с представлениями психологов об истоках агрессии).
Русские не верят в то, что могут честно и на равных конкурировать с Западом (а теперь уже и с Востоком), играя по правилам. Они полагают, что «по правилам» выигрывают только те, кто их устанавливает, и поэтому любые правила, установленные не ими, считают для себя проигрышными. Отсюда это извечное стремление играть не по правилам, ломать «чужую игру» с помощью насилия – единственный вид спорта, в котором Россия чувствует себя уверенно.
И неважно, идет ли речь о баночках с мочой на Сочинской олимпиаде или о бомбардировке украинских городов в рамках большой геополитической игры с Западом. И, кстати, одно с другим как-то сущностно внутренне взаимосвязано. Просто если играешь все время не по правилам, то рано или поздно в моче появляется кровь.
Откуда эта неуверенность в себе у народа, вроде бы создавшего и сумевшего отстоять в суровых природных и исторических условиях свою самобытную культуру, развившуюся впоследствии до масштабов империи, и производившую на свет в периоды своего наивысшего подъема шедевры мировой литературы и искусства? В конечном счете – от внутреннего нестроения, возникшего вследствие того, что Россия так никогда и не смогла развить в себе полноценно такой важнейший компонент цивилизации как право.
Жизнь внутри самой России никогда не подчинялась правилам, если не считать таковыми законы джунглей. Русский человек из имеющегося у него социального опыта привычно делает только один вывод – правила существуют для дураков и слабаков. Это свое знание он экстраполирует на внешний мир, для которого у него на все про все есть только один рецепт – кулак и зуботычина. А если кулаком чего-то добиться не получается, то возникает единственное желание – отгородиться от всего этого мира как от чуждой и враждебной силы, а для этого создать вокруг себя следовую полосу, перепахав в крошево судьбы окружающих Россию народов.
BY Даниил Константинов
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels. As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. To that end, when files are actively downloading, a new icon now appears in the Search bar that users can tap to view and manage downloads, pause and resume all downloads or just individual items, and select one to increase its priority or view it in a chat.
from us
