Ветер, горы и Байкал

На сибирской земле, у подножья Приморского хребта поет свою страшную песнь ветер-убийца Сарма. Одинокая и воинствующая, Сарма рвется на Байкальские воды через Ольхонские ворота и расправляется с любым встретившимся ей мореплавателем или путешественником.

Воды Байкала в марте еще закованы в фантастической красоты льды: синий, черный, малахитовый. Ложишься на глянцевую гладь и слушаешь его песни. Они далеки от тех, что поет Сарма.

Во льдах Байкала хорошо слушать тишину. Воздух чист и прозрачен. В горах уже цветет верба, снег рассыпается под ногами, и первое солнце целует твое лицо.

После миллиона написанных строк, которые наконец сложились в книгу, не можешь ни писать, ни читать. Берёшь паузу, чтобы внимать. Прощай, зима.

В каждом наброске, в каждом черновике
Учитель продолжается в своем ученике

Несколько раз в год я вспоминаю ее и думаю, почему ее так рано не стало. Борюсь с чувством вины.

Учитель - это как любимый артист. Несет тяжелый крест волн обожания, а потом - забвения.

Мне больно об этом вспоминать. Больно об этом думать. Я не мазохистка, просто каждый апрель, накануне моего дня рождения - день ее ухода.

Я мечтала о другом исходе для вас...

Когда я была маленькой, неуверенной в себе девочкой без голоса, она вдруг открыла его во мне и влюбила в себя саму. Я научилась слышать себя и мир вокруг, звучать и любить звук. Звук и слово.

День за днем,
То теряя, то путая след,
Я иду в этот город, которого нет.

После ее смерти я узнала, что она писала музыку и стихи. Показалось, что я ее не знала совсем.

Да, воспоминание о любом человеке - это лишь миф. Мой миф о ней - каштановые с рыжиной волосы, перебиваемые осенним солнцем, выходной черный фрак, изящные руки в кольцах и браслетах на клавишах рояля, велюровый и звонкий голос.

Кажется, что мифа нет, а она - все еще где-то рядом.

Весна, пробуждение и луны

Первый воздух весны сочится сквозь приоткрытую дверь балкона. Стоит пойти за этим запахом как по ниточке, чтобы оказаться лицом к лицу с полной луной над горной цепью Кавказа.

Свежесть новой весны пьянит и сводит с ума, напоминает о том, что мы пока что живы и пока что здесь: одна луна висит в лиловом небе, вторая - неизбежно отражается в реке, сливающейся с массивом соленого моря.

Весной хожу по утреннему влажному от ливня лесу и слушаю "Прощай, оружие" старого любителя мохито Хэмми. Прощай, оружие, и здравствуй, любовь.

Дождь умывает мир...

Умывает улицы, запылившиеся в несносном марте дома и дороги. Дождь шумит и успокаивает, стекает воронками в мягкую землю, питает реки из моего детства, из моей юности.

Пятнадцать лет назад взять такси от метро до подмосковного городочка было чуть ли не утопией, нужно было спешить на последний автобус в 23:13. В воздухе витал petricor, и я еще не знала его названия, в покоцанную временем нокию с qwerty-клавиатурой были закачены романсы из «Дней Турбиных» Басова. Голос Сенчиной пел в наушниках, пока зарядка телефона была на последнем издыхании, а я стояла на одной ноге в битком набитом автобусе, который мчал по майским улицам, переполненным душистыми ароматами, и их хотелось пить без остановки. В сумке лежала «The catcher in the rye», и пока Холден ловил детские души, норовящие сорваться в пропасть, в моем сердце звучало...

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже, какими мы были наивными
Как же мы счастливы были тогда.

Вдыхаю аромат рахманиновской сирени. Закрываю глаза.

Раз. Глухая крапива с белыми цветами-сережками. Рвем ее охапками, и она не жалит руки, срываем белые цветки и жуем, высасываем сладкий сок.

Два. Черемуха разродилась гроздями пахучих плодов, лезем через забор к соседям поздно вечером, нарываем целые букеты черемухи с иссиня-черными ягодами с мелкими косточками, их вкус - ни на что не похож, они вяжут рот, пока мы объедаем их прямо с куста, пачкая лицо, руки и одежду. "Ну ведь не отстирается!"

Три. Весна набухает салатовой зеленью, на прогулке в детском саду чистим веточку какого-то кустарника от кожицы, вгрызаемся в сочную свежую сердцевину. Ммм, сладко.

Вкусное детство, свежее, незабвенное. В детстве летом никогда не хотелось читать, хотелось лежать на выжженной траве под июльским солнцем, нестись по кукурузному полю и падать с разбегу, слушать неистовый ливень и мерить глубину луж. Моэм пишет, что то, что сотворено природой - не искусство, но что же это тогда?

Недочитанные книги

Москва бурлит и наращивает ритм, и сливаться с толпой все сложнее. Все сложнее выкраивать время на неспешные мысли, на писательство и на книги. Кофе пьется на ходу, завтрак съедается по дороге в офис. А мой список недочитанного разрастается с каждым месяцем - начинаю и бросаю, бросаю и заново начинаю.

Вот этот ларёк на Таганке как квинтэссенция моего списка: того и гляди, стены не выдержат, и книги вырвутся потоком, сольются с реками дождя, принесенного благословенной грозой этим жарким преждевременным летом. Потекут тексты и главы, фразы и слова - отдельными буквами, разольются чернилами, сами собой выведут на асфальте или на поверхности воды то, о чем ты молчишь, о чем молчит твое сердце. Недочитанное и недописанное взорвется искрящимся фонтаном, раскроет свои тайны, послужит порталом в параллельный мир.

Я бы могла ехать так всю ночь

Слушать случайные треки на радиоволнах и довериться наитию водителя. Он бы вез меня, не задавая неудобных вопросов и не бравируя тем, что «таксует он тока для души, а так у него бизнес по крипте». Над ночным городом, знаменуя жаркие дни, висела бы, как сейчас, лишь краюшка луны, щедро надкусанный кусок сыра. Где же та ворона, которая его прощелкала?

Я бы могла ехать так целую ночь, и ночь была бы бесконечной, непреходяще чарующей и открывающей тайны на каждом новом вираже.

Рассвет зиждился бы алой полосой дольше, чем вечность, уступая ночи свое время, отступая перед ее красотой - на, забери, мне не жалко, только бы твой Млечный Путь сиял и не гаснул.

«Ей не хотелось спать. Сон, чувствовала она, отнял бы у ночи ее полноту». / «Люси Краун», Ирвин Шоу

Книги в путешествие

Выхожу из сумрака и делюсь своей статьей для Яндекса, в которой подобрала идеальные варианты книжного сопровождения в путешествия по нескольким странам. А вы что обычно читаете в самолете или поезде?

https://travel.yandex.ru/journal/puteshestvuem-po-sledam-personazhey-knig/

«Париж — благодатная почва для погружения в литературу. Дома-музеи Жорж Санд, Бальзака или Гюго, улицы, названные в честь Эмиля Золя или Андре Мальро, а ещё литературные кафе — Café de Flore и Les Deux Magots, которые были свидетелями разговоров Жака Превера и Эрнеста Хемингуэя, Жан-Поля Сартра и Симоны де Бовуар.»..

Откровенность за откровенность

Хочу поделиться с вами сокровенным. Я ищу одну книгу детства - без названия и имени автора. Запомнился цвет обложки и несколько иллюстраций, и еще странные персонажи, столпившиеся вокруг колодца посреди пустыни, и выражение "не видно ни зги", впервые встретившееся на страницах книжки (уточняла у бабушки, что же это за "зга" такая).

Книжка была утеряна - возможно, навсегда. Но я не теряю надежды. Вот уже лет десять скроллю сайты и форумы, читаю описания сюжетов. В сердце - щемящая тоска, будто упущено что-то важное. Нет, не упущено, а потеряно - как ценное время, как живительная вода, которую не удержал в ладонях. А может - этот поиск будет моим вечным двигателем, таинственным воспоминанием из детства, магическим, принадлежащим только моей памяти...

А что ищете вы?

Море волнуется раз

С течением времени многие слова обретают новые смыслы и раскрывают свою оболочку, как цветок, полный росой, на рассвете. Ладонь раскрыта - на, бери, теперь тебе доступна тайна.

Море волнуется два

Под водой любой звук - как горсть самоцветов, которые перебираешь в руках. Это подарок морского царя: в его владениях - настоящая драгоценность, а стоит выбросить на сушу - сухая черепица, как в том мультфильме про Золотую антилопу.

Море волнуется три, морская фигура на месте замри

Je rêve d'une étoile
Promise par la toile
Debout sur la Terre
J'invente ma prière

Сказка баюкает, для нее не существует зари, сказка - властительница ночи.