Проблемы понимания текста.
В посте «Как понимать написанное?» я писал о двух составляющих для приближения к первоначальному смыслу текста. Этот пост посвящён рассмотрению проблем, возникающих на этом пути.
Поскольку любая интерпретация возможна только при наличии субъекта (автора и читателя) и объекта (предмета), необходимо
выделить три категории:
1. Автор
2. Текст
3. Читатель
1️⃣ Проблема автора
Для потенциального понимания текста автор играет ключевую роль, поскольку именно он облекает мысль в форму. Поэтому, если автор не очень качественно, не очень верно или слишком образно изложил свои идеи, то вероятность понять его уменьшается. Толкователь должен учитывать несовершенство изложения мысли автором и возможность ошибочности самого смысла.
2️⃣ Проблема текста
Текст — это ткань мыслей, выраженная в форме систем языковых символов. Поскольку язык создается, развивается и меняется, то есть находится в постоянном движении, в разных временных контекстах или даже в одном временном периоде одно и то же слово может обретать различные оттенки и значения в зависимости от ситуации, дискурса и нарратива.
Вот несколько подкатегорий этой проблемы:
1. Полисемия (многозначность). Из-за возможности нескольких значений возникают трудности интерпретации. Также, чрезмерно метафоричный и образный язык представляет особую сложность для выяснения первоначального смысла.
2. Архаизмы и неологизмы. Устаревшие и новые слова далеко не всегда могут быть понятны современному читателю, особенно, если со временем утеряли своё значение.
3. Контексты, определяющие текст. Выявить соответствующие контексты, которые определяют значение, порой оказывается очень трудной и субъективной задачей, а иногда даже недостижимой. Герменевтический круг взаимного толкования целого и частей создает некоторую замкнутость предпосылок, ведь рассматривает только то, что есть в наличии. Однако возможно такое, что существующего контекста недостаточно для понимания вещи, а более полный контекст утерян, что влияет на «понимание» всех последующих частей. Кроме этого, проблема контекста усложняется интертекстуальностью, которая заключается в формировании одного многослойного текста через другой текст, посредством явных и скрытых ссылок. Отследить такое превращение бывает крайне сложно.
3️⃣ Проблема читателя
Как только мысль становится текстом или речью, у читателя или слушателя появляется необходимость в интерпретации. Вероятность правильного истолкования будет зависеть от того, насколько адресат или читатель знаком с языковой областью, контекстами и личностью автора. Если же говорить о древних текстах, то пропасть между автором/текстом и читателем несоизмеримо возрастает. Даже несмотря на то, что значение терминов и рассказов может изменяться в зависимости от изменения древних нужд, сам читатель неизбежно смотрит на текст через призму своего современного субъективного восприятия. Каждый читатель априори подходит к тексту с определённым набором знаний, предрассудков и мнений. Наслоение различных контекстов, идеологических и культурных рамок часто «убивает автора» и не позволяет приблизиться к его мысли. Необходимо эксплицировать предварительные данные, не соответствующие первоначальному авторскому «окружению», после чего, выведя их за скобки, попытаться «соединиться» с языковой областью и личностью автора. Сложность (или невозможность в абсолюте) такой задачи очевидна, поскольку, даже используя всевозможные герменевтические рекомендации в процессе «языковых игр», добраться до единого, первоначального, истинного смысла бывает невозможно.
В этом посте кратко и отдельно были рассмотрены три аспекта проблемы герменевтики. Может сложиться впечатление, что я слишком сгущаю краски сложности понимания. На самом деле, я вовсе не отрицаю возможность существования ясных текстов, доступных для более точного понимания, а говорил именно о проблемах.
Еще важно заметить, что я писал о проблемах понимания текстов вообще. Если Библия не относится к категории "просто текста", то, вероятно, не все изложенные методы получится к ней отнести.
#герменевтика
В посте «Как понимать написанное?» я писал о двух составляющих для приближения к первоначальному смыслу текста. Этот пост посвящён рассмотрению проблем, возникающих на этом пути.
Поскольку любая интерпретация возможна только при наличии субъекта (автора и читателя) и объекта (предмета), необходимо
выделить три категории:
1. Автор
2. Текст
3. Читатель
1️⃣ Проблема автора
Для потенциального понимания текста автор играет ключевую роль, поскольку именно он облекает мысль в форму. Поэтому, если автор не очень качественно, не очень верно или слишком образно изложил свои идеи, то вероятность понять его уменьшается. Толкователь должен учитывать несовершенство изложения мысли автором и возможность ошибочности самого смысла.
2️⃣ Проблема текста
Текст — это ткань мыслей, выраженная в форме систем языковых символов. Поскольку язык создается, развивается и меняется, то есть находится в постоянном движении, в разных временных контекстах или даже в одном временном периоде одно и то же слово может обретать различные оттенки и значения в зависимости от ситуации, дискурса и нарратива.
Вот несколько подкатегорий этой проблемы:
1. Полисемия (многозначность). Из-за возможности нескольких значений возникают трудности интерпретации. Также, чрезмерно метафоричный и образный язык представляет особую сложность для выяснения первоначального смысла.
2. Архаизмы и неологизмы. Устаревшие и новые слова далеко не всегда могут быть понятны современному читателю, особенно, если со временем утеряли своё значение.
3. Контексты, определяющие текст. Выявить соответствующие контексты, которые определяют значение, порой оказывается очень трудной и субъективной задачей, а иногда даже недостижимой. Герменевтический круг взаимного толкования целого и частей создает некоторую замкнутость предпосылок, ведь рассматривает только то, что есть в наличии. Однако возможно такое, что существующего контекста недостаточно для понимания вещи, а более полный контекст утерян, что влияет на «понимание» всех последующих частей. Кроме этого, проблема контекста усложняется интертекстуальностью, которая заключается в формировании одного многослойного текста через другой текст, посредством явных и скрытых ссылок. Отследить такое превращение бывает крайне сложно.
3️⃣ Проблема читателя
Как только мысль становится текстом или речью, у читателя или слушателя появляется необходимость в интерпретации. Вероятность правильного истолкования будет зависеть от того, насколько адресат или читатель знаком с языковой областью, контекстами и личностью автора. Если же говорить о древних текстах, то пропасть между автором/текстом и читателем несоизмеримо возрастает. Даже несмотря на то, что значение терминов и рассказов может изменяться в зависимости от изменения древних нужд, сам читатель неизбежно смотрит на текст через призму своего современного субъективного восприятия. Каждый читатель априори подходит к тексту с определённым набором знаний, предрассудков и мнений. Наслоение различных контекстов, идеологических и культурных рамок часто «убивает автора» и не позволяет приблизиться к его мысли. Необходимо эксплицировать предварительные данные, не соответствующие первоначальному авторскому «окружению», после чего, выведя их за скобки, попытаться «соединиться» с языковой областью и личностью автора. Сложность (или невозможность в абсолюте) такой задачи очевидна, поскольку, даже используя всевозможные герменевтические рекомендации в процессе «языковых игр», добраться до единого, первоначального, истинного смысла бывает невозможно.
В этом посте кратко и отдельно были рассмотрены три аспекта проблемы герменевтики. Может сложиться впечатление, что я слишком сгущаю краски сложности понимания. На самом деле, я вовсе не отрицаю возможность существования ясных текстов, доступных для более точного понимания, а говорил именно о проблемах.
Еще важно заметить, что я писал о проблемах понимания текстов вообще. Если Библия не относится к категории "просто текста", то, вероятно, не все изложенные методы получится к ней отнести.
#герменевтика
«Полагаю же, что всякий, имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только эту благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, берется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которой многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злоискусной, опасной и удаляющей от Бога. Небо, землю, воздух и все, что на них, не должно презирать за то, что некоторые плохо поняли и вместо Бога воздали им божеское поклонение. Напротив, мы, воспользовавшись в них тем, что удобно для жизни и наслаждения, избежим всего опасного и не станем с безумцами тварь восставлять против Творца, но по созданию будем делать заключение о Создателе, как говорит божественный Апостол, и «пленяем всякое помышление в послушание» Христу. Также об огне, о пище, о железе и о прочем нельзя сказать, что какая-либо из этих вещей сама по себе или всего полезнее, или всего вреднее, но это зависит от произвола употребляющих. Даже между пресмыкающимися гадами есть такие, что мы примешиваем их в целебные составы. Так и в науках мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и в глубину погибели. Мы извлекали из них полезное даже для самого благочестия, через худшее научившись лучшему, и немощь их обратив в твердость нашего учения. Поэтому не должно унижать ученость, как рассуждают об этом некоторые; а напротив, надобно признать глупыми и невеждами тех, которые, придерживаясь такого мнения, желали бы всех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственный недостаток и избежать обличения в невежестве»
Григорий Богослов. Слово 43.
#цитаты
Григорий Богослов. Слово 43.
#цитаты
Проблемы понимания текста в философской герменевтике
В прошлом посте я говорил о проблемных герменевтических аспектах по отдельности, а в этом затрону те же проблемы, но в их взаимосвязи.
Если Ф. Шлейермахер представлял герменевтику как искусство понимания, ориентированное на вживание в личность и языковую область автора, а В. Дильтей — как «науку о духе», то более современные представители философской герменевтики стали делать акцент на слияние между текстом и читателем и разделение между текстом и автором (смерть автора).
Слияние текста и читателя
Ганс-Георг Гадамер, вдохновившись идеями Хайдеггера, осмысливающего герменевтику онтологически — как способ понимания «здесь-бытия», рассматривает герменевтический круг как слияние горизонта текста (прошлое) и толкователя (настоящее), сознания автора и читателя. В процессе этого слияния происходит «отчуждение» от первоначального значения, поэтому задача стоит не в выяснении первоначальной интенции автора, а в переформулировании и реконструкции её на современном языке. Хотя я считаю, что ключевым является именно первое, а не переформулирование на современный лад, всё же не могу отрицать проблему «слияния горизонтов». Если Гадамер считал любой текст свободным (и приемлемым) для переинтерпретации и новых отношений, я признаю это проблемой, которую нужно по мере возможности преодолевать (абстрагируясь от себя в пользу автора).
Означающее и означаемое
Вдохновитель структурализма Фердинанд де Соссюр в языке подчеркивал различие понятий «означающее» (образ) и «означаемое» (смысл образа). Любой образ в разной ситуации может иметь различное «означаемое». Как выявить «означаемое» слова, если даже в одной культуре оно может быть совершенно разным? Он предложил смотреть на язык как на некую однородную систему знаков, отличая его от индивидуальной/субъективной речи, и таким образом выявлять общее структурное содержание языка и частные аспекты индивидуального речевого акта. Позже структуралисты (Леви-Стросс и др.) использовали систему бинарных кодов текста, раскладывая его на основные повествовательные части и анализируя, что он значит «в настоящем». Преувеличенная значимость лингвистики, замкнутость языка, пренебрежение диахронией (историческим развитием) и акцент на синхронию (фиксированное состояние языка) не решали проблему. Впоследствии эта теория была опровергнута как искусственная, поскольку язык не однороден, а подвижен и взаимосвязан с «речью». Также не решалась проблема выявления авторского референта, так как конвенциональное принятие (присущее для подтверждения «означаемого») из-за своей динамичности не могло быть определяющим.
Разделение текста и автора
Постструктуралисты (Ролан Барт, Фуко, Деррида) провозгласили радикальное разделение между автором и текстом. Древний автор «мертв», а значит, текст становится независимым от автора, что приводит к еще большей поливалентности интерпретаций, исходящих из гиперсубъективного восприятия читателя. Как только мысль стала текстом, нет больше авторского первоначального замысла. Есть только «свободная игра интерпретаций», где интертекстуальная переинтерпретация текста превращается в произведение читателя. Деррида также подразумевает «бесконечное становление», где все, являясь текстом, взаимно генерирует новые значимости.
В некоторой степени я признаю данные явления, но расцениваю их как проблему. Перед герменевтом как раз и стоит задача, пройдя через напластования деконтекстуализированных современных контекстов, выяснить, что именно подразумевал автор («воскресить его»), а не в том, чтобы посредством современных структур языка деконструировать новый смысл, устранив автора.
Итак, в этом посте кратко была рассмотрена проблематика герменевтики в перспективе некоторых мыслителей.
Проблемы «слияния горизонтов», выяснения «означающего» и «означаемого», «смерти автора» по-прежнему требуют особых усилий толкователя для приближения к авторскому замыслу. Осмысливая суть герменевтических проблем, мы увеличиваем способность выявлять свои домыслы и определять более вероятное.
P.S. Извиняюсь за некоторые термины.
#герменевтика
В прошлом посте я говорил о проблемных герменевтических аспектах по отдельности, а в этом затрону те же проблемы, но в их взаимосвязи.
Если Ф. Шлейермахер представлял герменевтику как искусство понимания, ориентированное на вживание в личность и языковую область автора, а В. Дильтей — как «науку о духе», то более современные представители философской герменевтики стали делать акцент на слияние между текстом и читателем и разделение между текстом и автором (смерть автора).
Слияние текста и читателя
Ганс-Георг Гадамер, вдохновившись идеями Хайдеггера, осмысливающего герменевтику онтологически — как способ понимания «здесь-бытия», рассматривает герменевтический круг как слияние горизонта текста (прошлое) и толкователя (настоящее), сознания автора и читателя. В процессе этого слияния происходит «отчуждение» от первоначального значения, поэтому задача стоит не в выяснении первоначальной интенции автора, а в переформулировании и реконструкции её на современном языке. Хотя я считаю, что ключевым является именно первое, а не переформулирование на современный лад, всё же не могу отрицать проблему «слияния горизонтов». Если Гадамер считал любой текст свободным (и приемлемым) для переинтерпретации и новых отношений, я признаю это проблемой, которую нужно по мере возможности преодолевать (абстрагируясь от себя в пользу автора).
Означающее и означаемое
Вдохновитель структурализма Фердинанд де Соссюр в языке подчеркивал различие понятий «означающее» (образ) и «означаемое» (смысл образа). Любой образ в разной ситуации может иметь различное «означаемое». Как выявить «означаемое» слова, если даже в одной культуре оно может быть совершенно разным? Он предложил смотреть на язык как на некую однородную систему знаков, отличая его от индивидуальной/субъективной речи, и таким образом выявлять общее структурное содержание языка и частные аспекты индивидуального речевого акта. Позже структуралисты (Леви-Стросс и др.) использовали систему бинарных кодов текста, раскладывая его на основные повествовательные части и анализируя, что он значит «в настоящем». Преувеличенная значимость лингвистики, замкнутость языка, пренебрежение диахронией (историческим развитием) и акцент на синхронию (фиксированное состояние языка) не решали проблему. Впоследствии эта теория была опровергнута как искусственная, поскольку язык не однороден, а подвижен и взаимосвязан с «речью». Также не решалась проблема выявления авторского референта, так как конвенциональное принятие (присущее для подтверждения «означаемого») из-за своей динамичности не могло быть определяющим.
Разделение текста и автора
Постструктуралисты (Ролан Барт, Фуко, Деррида) провозгласили радикальное разделение между автором и текстом. Древний автор «мертв», а значит, текст становится независимым от автора, что приводит к еще большей поливалентности интерпретаций, исходящих из гиперсубъективного восприятия читателя. Как только мысль стала текстом, нет больше авторского первоначального замысла. Есть только «свободная игра интерпретаций», где интертекстуальная переинтерпретация текста превращается в произведение читателя. Деррида также подразумевает «бесконечное становление», где все, являясь текстом, взаимно генерирует новые значимости.
В некоторой степени я признаю данные явления, но расцениваю их как проблему. Перед герменевтом как раз и стоит задача, пройдя через напластования деконтекстуализированных современных контекстов, выяснить, что именно подразумевал автор («воскресить его»), а не в том, чтобы посредством современных структур языка деконструировать новый смысл, устранив автора.
Итак, в этом посте кратко была рассмотрена проблематика герменевтики в перспективе некоторых мыслителей.
Проблемы «слияния горизонтов», выяснения «означающего» и «означаемого», «смерти автора» по-прежнему требуют особых усилий толкователя для приближения к авторскому замыслу. Осмысливая суть герменевтических проблем, мы увеличиваем способность выявлять свои домыслы и определять более вероятное.
P.S. Извиняюсь за некоторые термины.
#герменевтика
Непонимание и понимание в коммуникации.
Интересное замечание делает весьма значимый ученый семиотик Юрий Михайлович Лотман в книге «Внутри мыслящих миров».
«Между текстом и читателем неизбежно складываются два противоположных типа отношений: ситуация понимания и ситуация непонимания. Понимание достигается единством кодирующих систем автора и аудитории, в самом элементарном случае — единством естественного языка и культурной традиции. …Нельзя, однако, упускать из виду, что не только понимание, но и непонимание является необходимым и полезным условием коммуникации. Текст абсолютно понятный есть вместе с тем и текст абсолютно бесполезный. Абсолютно понятный и понимающий собеседник был бы удобен, но не нужен, так как являлся бы механической копией моего «я», и от общения с ним мои сведения не увеличились бы, как от перекладывания кошелька из одного кармана в другой не возрастает сумма наличных денег. Не случайно ситуация диалога не стирает, а закрепляет, делает значимой индивидуальную специфику участников.»
В связи с этим у меня возникли некоторые мысли: Если представить абсолютное понимание и знание собеседника, то ценность коммуникации теряется.
Учитывая, что Бог хочет коммуницировать с человеком, получается, что для интересного человеческого диалога с Богом принципиально необходима неизвестность, трансцендентность, новизна и движение. При этом также необходимы элементы понимания, иначе не получится коммуникации.
Это яркий пример небинарности человеческой сущности.
#цитаты
Интересное замечание делает весьма значимый ученый семиотик Юрий Михайлович Лотман в книге «Внутри мыслящих миров».
«Между текстом и читателем неизбежно складываются два противоположных типа отношений: ситуация понимания и ситуация непонимания. Понимание достигается единством кодирующих систем автора и аудитории, в самом элементарном случае — единством естественного языка и культурной традиции. …Нельзя, однако, упускать из виду, что не только понимание, но и непонимание является необходимым и полезным условием коммуникации. Текст абсолютно понятный есть вместе с тем и текст абсолютно бесполезный. Абсолютно понятный и понимающий собеседник был бы удобен, но не нужен, так как являлся бы механической копией моего «я», и от общения с ним мои сведения не увеличились бы, как от перекладывания кошелька из одного кармана в другой не возрастает сумма наличных денег. Не случайно ситуация диалога не стирает, а закрепляет, делает значимой индивидуальную специфику участников.»
В связи с этим у меня возникли некоторые мысли: Если представить абсолютное понимание и знание собеседника, то ценность коммуникации теряется.
Учитывая, что Бог хочет коммуницировать с человеком, получается, что для интересного человеческого диалога с Богом принципиально необходима неизвестность, трансцендентность, новизна и движение. При этом также необходимы элементы понимания, иначе не получится коммуникации.
Это яркий пример небинарности человеческой сущности.
#цитаты
Библейская типология
В постах выше анализировались вопросы герменевтики в перспективе поиска исходного исторического значения. Но весьма несправедливо, рассматривая первое, оставить без внимания не менее важный иносказательный интерпретационный подход, который был неотъемлемой частью иудео-христианского дискурса. Иудейские писатели, Христос, апостолы, новозаветные авторы и последующая историческая традиция всегда использовали типологию в своих толковательных конструктах.
Что такое типология? Насколько она допустима? В чем её отличие от аллегории? — эти вопросы будут предметом данной статьи.
Что такое библейская типология?
Если говорить очень просто и кратко, типология (гр. τύπος [ти́пос]) — это «логия», исследующая как «тип», указывает на «архетип», как прообраз прообразует реальность, как «тень» указывает на сам субъект/объект.
Ключевой вопрос типологии — это как ВЗ в разных событиях, ситуациях и личностях указывает на будущие события и личности (НЗ) в контексте истории спасения, при этом не отрицая историческую реальность и буквальный смысл, а «надстраиваясь» над ним. Или, как «несовершенный порядок», приуготовляет и прообразует «порядок совершенный». Стоит заметить, что типология не является прямой экзегезой, а скорее представляет собой особый взгляд на историю искупления.
Признаки типологии
Для определения типологии можно выделить несколько признаков:
1. Присутствие сходств, аналогий, также как и некоторое наличие различий. При полном сходстве/различии речь о прообразности идти не может)
2. Тип и антитип должны быть исторически реальны. Как правило тип относится к Ветхому Завету [1].
3. Архетип должен превосходить тип. (К примеру, Христос над Адамом). * [2]
4. Тип должен предшествовать антитипу. Более раннее указывает на более позднее. [3]
5. Ключевая цель типологии в укреплении веры в Мессию (в отличии от аллегоризма, носящего часто нравственный характер).
Основание типологии
Предпосылкой типологии выступает идея единой, при этом разнообразной, библейской истории искупления, в которой нечто менее совершенное (ВЗ), в своем развитии, согласно Божьему замыслу, переходит в более совершенное состояние (об этом много писал Ириней Лионский). Поскольку у Бога есть определенная искупительная задумка, Он реализует ее в истории человечества, при этом пользуясь намеками, аллюзиями, проекциями на будущее. «Прошлое вспоминают лишь для того, чтобы обосновать надежду на будущее. …Чтобы показать в событиях прошлого прообраз событий будущего» [4]. Кроме этого, НЗ типология основана на вере в то, что мессианские времена уже настали и что ВЗ пророчества реализуются во Христе.
Вдохновителем таких предпосылок был сам Христос, апостолы и авторы НЗ. Вероятно, используя этот подход Иисус по дороге в Эммаус «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял ученикам сказанное о Себе во всем Писании (Лук 24:27)». Также Филипп свидетельствовал евнуху «начиная с книги Исаии» о Христе. Апостол Павел пишет: «В этом есть иносказание» (Гал 4:24), «все это (исход) происходило с нами как образы (типы)» (1Кор10:11, 1Кор 10:6). Автор послания к Евреям пишет "Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей» (10:1).
Типологический подход твердо подкрепляется множеством примеров самого Христа, апостолов и авторов НЗ, самые показательные из которых я приведу в конце.
Критика
Претензии к типологии часто путают с претензиями к аллегории. В пример приводится Ориген, который радикальным образом использовал аллегоризм в духе иудея эллинского толка Филона александрийского. Против такого использования аллегории выступали и антиохийцы, однако некорректно прямо сравнивать аллегоризм Оригена с типологией (хотя не все в ранней церкви их разделяли). ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#герменевтика #статьи
В постах выше анализировались вопросы герменевтики в перспективе поиска исходного исторического значения. Но весьма несправедливо, рассматривая первое, оставить без внимания не менее важный иносказательный интерпретационный подход, который был неотъемлемой частью иудео-христианского дискурса. Иудейские писатели, Христос, апостолы, новозаветные авторы и последующая историческая традиция всегда использовали типологию в своих толковательных конструктах.
Что такое типология? Насколько она допустима? В чем её отличие от аллегории? — эти вопросы будут предметом данной статьи.
Что такое библейская типология?
Если говорить очень просто и кратко, типология (гр. τύπος [ти́пос]) — это «логия», исследующая как «тип», указывает на «архетип», как прообраз прообразует реальность, как «тень» указывает на сам субъект/объект.
Ключевой вопрос типологии — это как ВЗ в разных событиях, ситуациях и личностях указывает на будущие события и личности (НЗ) в контексте истории спасения, при этом не отрицая историческую реальность и буквальный смысл, а «надстраиваясь» над ним. Или, как «несовершенный порядок», приуготовляет и прообразует «порядок совершенный». Стоит заметить, что типология не является прямой экзегезой, а скорее представляет собой особый взгляд на историю искупления.
Признаки типологии
Для определения типологии можно выделить несколько признаков:
1. Присутствие сходств, аналогий, также как и некоторое наличие различий. При полном сходстве/различии речь о прообразности идти не может)
2. Тип и антитип должны быть исторически реальны. Как правило тип относится к Ветхому Завету [1].
3. Архетип должен превосходить тип. (К примеру, Христос над Адамом). * [2]
4. Тип должен предшествовать антитипу. Более раннее указывает на более позднее. [3]
5. Ключевая цель типологии в укреплении веры в Мессию (в отличии от аллегоризма, носящего часто нравственный характер).
Основание типологии
Предпосылкой типологии выступает идея единой, при этом разнообразной, библейской истории искупления, в которой нечто менее совершенное (ВЗ), в своем развитии, согласно Божьему замыслу, переходит в более совершенное состояние (об этом много писал Ириней Лионский). Поскольку у Бога есть определенная искупительная задумка, Он реализует ее в истории человечества, при этом пользуясь намеками, аллюзиями, проекциями на будущее. «Прошлое вспоминают лишь для того, чтобы обосновать надежду на будущее. …Чтобы показать в событиях прошлого прообраз событий будущего» [4]. Кроме этого, НЗ типология основана на вере в то, что мессианские времена уже настали и что ВЗ пророчества реализуются во Христе.
Вдохновителем таких предпосылок был сам Христос, апостолы и авторы НЗ. Вероятно, используя этот подход Иисус по дороге в Эммаус «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял ученикам сказанное о Себе во всем Писании (Лук 24:27)». Также Филипп свидетельствовал евнуху «начиная с книги Исаии» о Христе. Апостол Павел пишет: «В этом есть иносказание» (Гал 4:24), «все это (исход) происходило с нами как образы (типы)» (1Кор10:11, 1Кор 10:6). Автор послания к Евреям пишет "Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей» (10:1).
Типологический подход твердо подкрепляется множеством примеров самого Христа, апостолов и авторов НЗ, самые показательные из которых я приведу в конце.
Критика
Претензии к типологии часто путают с претензиями к аллегории. В пример приводится Ориген, который радикальным образом использовал аллегоризм в духе иудея эллинского толка Филона александрийского. Против такого использования аллегории выступали и антиохийцы, однако некорректно прямо сравнивать аллегоризм Оригена с типологией (хотя не все в ранней церкви их разделяли). ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#герменевтика #статьи
Что такое просвещение?
Представляю вашему вниманию небольшое эссе величайшего мыслителя Иммануила Канта "Что такое просвещение?".
Рассуждения этого мыслителя для меня очень ценны. В этой статье он кратко (8,5 стр.) и просто (по сложности даже рядом не стоит с "Критикой чистого разума") показывает в чем заключается суть просвещения и какие необходимы условия для его реализации.
«ПРОСВЕЩЕНИЕ – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого.
Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения.
Леность и трусость – вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства (naturaliter maiorennes), все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т.п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие. То, что значительное большинство людей (и среди них весь прекрасный пол) считают не только трудным, но и весьма опасным переход к совершеннолетию, – это уже забота опекунов, столь любезно берущих на себя верховный надзор над этим большинством. После того как эти опекуны оглупили свой домашний скот и заботливо оберегли от того, чтобы эти покорные существа осмелились сделать хоть один шаг без помочей, на которых их водят, – после всего этого они указывают таким существам на грозящую им опасность, если они попытаются ходить самостоятельно. Правда, эта опасность не так уж велика, ведь после нескольких падений в конце концов они научились бы ходить; однако такое обстоятельство делает их нерешительными и отпугивает их, удерживая от дальнейших попыток. Итак, каждому отдельному человеку трудно выбраться из состояния несовершеннолетия, ставшего для него почти естественным… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#цитаты
Представляю вашему вниманию небольшое эссе величайшего мыслителя Иммануила Канта "Что такое просвещение?".
Рассуждения этого мыслителя для меня очень ценны. В этой статье он кратко (8,5 стр.) и просто (по сложности даже рядом не стоит с "Критикой чистого разума") показывает в чем заключается суть просвещения и какие необходимы условия для его реализации.
«ПРОСВЕЩЕНИЕ – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого.
Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения.
Леность и трусость – вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства (naturaliter maiorennes), все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т.п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие. То, что значительное большинство людей (и среди них весь прекрасный пол) считают не только трудным, но и весьма опасным переход к совершеннолетию, – это уже забота опекунов, столь любезно берущих на себя верховный надзор над этим большинством. После того как эти опекуны оглупили свой домашний скот и заботливо оберегли от того, чтобы эти покорные существа осмелились сделать хоть один шаг без помочей, на которых их водят, – после всего этого они указывают таким существам на грозящую им опасность, если они попытаются ходить самостоятельно. Правда, эта опасность не так уж велика, ведь после нескольких падений в конце концов они научились бы ходить; однако такое обстоятельство делает их нерешительными и отпугивает их, удерживая от дальнейших попыток. Итак, каждому отдельному человеку трудно выбраться из состояния несовершеннолетия, ставшего для него почти естественным… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#цитаты
Джордж Оруэлл в своей знаменитой антиутопии очень тонко подмечает особенности человеческого сознания, сформированного в обществе, где правит «большой брат», и любое «мыслепреступление» строго карается.
Размышляя над этим произведением, можно весело, а где-то грустно проводить аналогии на окружающую реальность и подмечать аллюзии на самого себя.
«Первая и простейшая форма этой дисциплины, которую способны освоить даже маленькие дети, на новоречии называется кривостопом. Кривостоп означает умение почти инстинктивно остановиться на пороге любой опасной мысли. Он подразумевает способность не замечать явных аналогий и логических ошибок, не понимать простейших аргументов, если они враждебны англизму (языку партии), испытывать скуку или отвращение, как только мысль начинает двигаться в потенциально еретическом направлении. Иными словами, кривостоп — это защитная глупость. Но одной глупости недостаточно. Напротив, для полноценной правоверности надо также безупречно управлять мыслями, как цирковой гимнаст владеет своим телом. Общественный строй Океании держится в конечном счете на вере во всемогущество Старшего Брата и непогрешимость Партии. Но, поскольку на самом деле Старший Брат не всемогущ, а Партия способна совершать ошибки, требуется неутомимая, ежеминутная гибкость в обращении с фактами. Здесь ключевое слово — «чернобел». Как и многие новоречные слова, этот термин имеет два противоположных значения. Применительно к оппоненту он означает манеру нагло утверждать, противореча общеизвестным фактам, что черное — это белое. Применительно к члену Партии — лояльную готовность признать черное белым, если того потребует партийная дисциплина. Но чернобел также означает способность поверить, что черное — это белое, более того, знать это и забыть, что когда-то думал иначе. Такой подход требует непрерывной трансформации памяти о прошлом с помощью системы, включающей в себя все вышеописанные приемы. На новоречи она называется «двоедум».
Джордж Оруэлл. 1984. C. 234-235.
#цитаты R_on_E
Размышляя над этим произведением, можно весело, а где-то грустно проводить аналогии на окружающую реальность и подмечать аллюзии на самого себя.
«Первая и простейшая форма этой дисциплины, которую способны освоить даже маленькие дети, на новоречии называется кривостопом. Кривостоп означает умение почти инстинктивно остановиться на пороге любой опасной мысли. Он подразумевает способность не замечать явных аналогий и логических ошибок, не понимать простейших аргументов, если они враждебны англизму (языку партии), испытывать скуку или отвращение, как только мысль начинает двигаться в потенциально еретическом направлении. Иными словами, кривостоп — это защитная глупость. Но одной глупости недостаточно. Напротив, для полноценной правоверности надо также безупречно управлять мыслями, как цирковой гимнаст владеет своим телом. Общественный строй Океании держится в конечном счете на вере во всемогущество Старшего Брата и непогрешимость Партии. Но, поскольку на самом деле Старший Брат не всемогущ, а Партия способна совершать ошибки, требуется неутомимая, ежеминутная гибкость в обращении с фактами. Здесь ключевое слово — «чернобел». Как и многие новоречные слова, этот термин имеет два противоположных значения. Применительно к оппоненту он означает манеру нагло утверждать, противореча общеизвестным фактам, что черное — это белое. Применительно к члену Партии — лояльную готовность признать черное белым, если того потребует партийная дисциплина. Но чернобел также означает способность поверить, что черное — это белое, более того, знать это и забыть, что когда-то думал иначе. Такой подход требует непрерывной трансформации памяти о прошлом с помощью системы, включающей в себя все вышеописанные приемы. На новоречи она называется «двоедум».
Джордж Оруэлл. 1984. C. 234-235.
#цитаты R_on_E
Этика убеждения
Предлагаю вашему вниманию свой небольшой анализ концепции «этики убеждения» английского мыслителя (1845-1879) У. К. Клиффорда и связанных с ней вопросов .
Полагаю, что эта тема должна оказаться интересной для интересующихся этикой, философией религии и эпистемологией.
Допустимо ли иметь необоснованное убеждение с точки зрения морали? Что можно назвать обоснованным убеждением? Как соотносится «этика убеждения» с религиозной верой? — эти и подобные вопросы будут предметом данной статьи.
Довольно большая часть христианского сообщества воспринимает религиозное познание как простое принятие и доверие (верование) и по причине трансцендентности божественного не требует достаточных оснований для убеждения.
Другая часть в беспрерывном поиске позволяет себе сомневаться почти во всем, но при этом принимает основополагающие, аксиоматические, не фальсифицируемые базовые предпосылки.
Третья группа людей предпочитает максимально отрицать веру и ставить под сомнение сами базовые предпосылки — таких людей можно назвать агностиками и крайними скептиками. Они выходят за рамки теизма, поэтому требуют отдельного внимания для рассмотрения, но не в этой статье.
На мой взгляд, первая группа находится в наибольшей опасности оказаться в заблуждении, нежели вторая (разница в степени рационализации и сомнения), если рассматривать вопрос внутри христианства. Само же заблуждение, в конечном итоге, может привести к морально неприемлемым последствиям. Из этого следует банальный, но очень важный вывод: поскольку убеждения влияют на жизни людей, морально необходимо позаботиться о качестве этих убеждений. В связи с этим рассматриваемая тема особенно актуальна, поскольку касается благополучия человечества в целом и каждого человека в отдельности.
Что такое «этика убеждения»?
Этика убеждения — это философский принцип, утверждающий, что для каждого человека всегда и везде ошибочно (морально плохо, неправильно) иметь убеждения во что-либо без достаточных на то оснований (свидетельств).[1]… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ.
(В комментариях, для удобства, прикрепил файл в формате pdf)
#рефлексия #статьи R_on_E
Предлагаю вашему вниманию свой небольшой анализ концепции «этики убеждения» английского мыслителя (1845-1879) У. К. Клиффорда и связанных с ней вопросов .
Полагаю, что эта тема должна оказаться интересной для интересующихся этикой, философией религии и эпистемологией.
Допустимо ли иметь необоснованное убеждение с точки зрения морали? Что можно назвать обоснованным убеждением? Как соотносится «этика убеждения» с религиозной верой? — эти и подобные вопросы будут предметом данной статьи.
Довольно большая часть христианского сообщества воспринимает религиозное познание как простое принятие и доверие (верование) и по причине трансцендентности божественного не требует достаточных оснований для убеждения.
Другая часть в беспрерывном поиске позволяет себе сомневаться почти во всем, но при этом принимает основополагающие, аксиоматические, не фальсифицируемые базовые предпосылки.
Третья группа людей предпочитает максимально отрицать веру и ставить под сомнение сами базовые предпосылки — таких людей можно назвать агностиками и крайними скептиками. Они выходят за рамки теизма, поэтому требуют отдельного внимания для рассмотрения, но не в этой статье.
На мой взгляд, первая группа находится в наибольшей опасности оказаться в заблуждении, нежели вторая (разница в степени рационализации и сомнения), если рассматривать вопрос внутри христианства. Само же заблуждение, в конечном итоге, может привести к морально неприемлемым последствиям. Из этого следует банальный, но очень важный вывод: поскольку убеждения влияют на жизни людей, морально необходимо позаботиться о качестве этих убеждений. В связи с этим рассматриваемая тема особенно актуальна, поскольку касается благополучия человечества в целом и каждого человека в отдельности.
Что такое «этика убеждения»?
Этика убеждения — это философский принцип, утверждающий, что для каждого человека всегда и везде ошибочно (морально плохо, неправильно) иметь убеждения во что-либо без достаточных на то оснований (свидетельств).[1]… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ.
(В комментариях, для удобства, прикрепил файл в формате pdf)
#рефлексия #статьи R_on_E
Деструктивные оценочные суждения
«То, что он несёт — это бред, абсурд и глупость!», «Все всегда так считали и считают!», «Он неопытен, а значит неправ!», «Он обиженный, поэтому его рассуждения предвзяты и ошибочны», «Куда он лезет, он же ещё совсем "зелёный"!»
Приходилось ли вам когда-нибудь слышать подобные высказывания? — готов с уверенностью предположить, что приходилось. Ведь везде, где есть коммуникация, есть разные формы аргументации, в которой могут присутствовать ошибки. В этом посте будет рассмотрена одна из них.
Для наибольшей последовательности начну с определения.
Оценочное суждение — это мысль о правильности или неправильности чего-либо, кого-либо.
Можно заметить, что эта дефиниция нейтральна и подразумевает лишь форму. Это значит, что сами по себе оценочные суждения не являются чем-то негативным. Кроме того, в обыденной жизни все люди пользуются оценочными суждениями на подсознательном или сознательном уровне. Слушая музыку, созерцая картину, читая литературное произведение, употребляя пищу, размышляя об этике — каждый человек неизменно включает механизм оценки. Наряду с этим, оценочные суждения могут носить форму вывода, основанного на рациональных или иррациональных доводах.
Таким образом, оценивание неизбежно присуще человеку. Поэтому, говорить стоит не о самих по себе оценочных суждениях, а об их неправильном использовании.
Для дальнейшего рассуждения необходимо выделить два вида оценочных суждений: строго субъективные и потенциально объективные. Под первыми я понимаю те суждения, которые не поддаются рациональной проверке и выстраиваются от эстетических предпочтений субъекта. Под вторыми я подразумеваю суждения, которые в определенной степени можно доказывать и аргументировать. О первом мало смысла спорить, ведь «о вкусах не спорят» (можно спорить только о последствиях таких суждений), о втором же имеет смысл спорить по причине более веских оснований и фактов. Злоупотребления и логические ошибки преимущественно относятся именно к последнему.
В теории аргументации под ошибкой такого рода обычно подразумевают суждение, высказанное о предмете, без достаточных приведенных доводов в пользу этого суждения. Если оппонент в дискуссии использует эмоционально окрашенные оценочные выводы, будь они положительные или отрицательные, но перед этим не выстроил аргументацию в пользу своего тезиса, он совершил ошибку. Ошибочность такого подхода заключается не в логической некорректности, а в манипуляторском подтексте, психологически вынуждающем принять тезис оппонента на иррациональной основе. То есть, тезис ещё не доказан, а оценка уже сделана и при этом подаётся как аргумент. Разумеется, она не является аргументом.
Помимо нечестности и деструктивности — использование негативных оценок в дискуссии оскорбляет и приводит к конфликту оппонентов, постепенно смещая акценты с предмета на личность. Приведенные вначале высказывания, если лишены предварительной аргументации, относятся именно к таким оценкам.
Хотя, на мой взгляд, они неприемлемы в принципе, так как обобщающе оскорбляют оппонентов. Деликатней и разумней подобрать эвфемизмы, которые, передавая суть, не будут грубыми.
Осознавая аргументационную бесполезность, нечестность и негативное влияние этого подхода на человеческие взаимоотношения — морально необходимо избегать его ради уважения себя и своих оппонентов. Для конструктивной дискуссии важно минимизировать «одинокие» оценочные суждения и использовать их только в том случае, если они являются естественным продолжением аргументации. В наилучшем случае, как поступают более благородные и интеллигентные люди, вообще не обозначать оценок, но силой самой аргументации позволить оппоненту прийти к схожим выводам.
Некоторые люди и сообщества намеренно избегают дискуссий из-за потенциального превращения их в конфликт, тем самым лишая себя развития и объективности. В некоторых сообществах, споры, иногда доходят даже до рукоприкладства.
В связи с этим очень важно изучать теорию аргументации, чтобы дискуссии были доброжелательными, плодотворными и приносили пользу человечеству.
#аргументация R_on_E
«То, что он несёт — это бред, абсурд и глупость!», «Все всегда так считали и считают!», «Он неопытен, а значит неправ!», «Он обиженный, поэтому его рассуждения предвзяты и ошибочны», «Куда он лезет, он же ещё совсем "зелёный"!»
Приходилось ли вам когда-нибудь слышать подобные высказывания? — готов с уверенностью предположить, что приходилось. Ведь везде, где есть коммуникация, есть разные формы аргументации, в которой могут присутствовать ошибки. В этом посте будет рассмотрена одна из них.
Для наибольшей последовательности начну с определения.
Оценочное суждение — это мысль о правильности или неправильности чего-либо, кого-либо.
Можно заметить, что эта дефиниция нейтральна и подразумевает лишь форму. Это значит, что сами по себе оценочные суждения не являются чем-то негативным. Кроме того, в обыденной жизни все люди пользуются оценочными суждениями на подсознательном или сознательном уровне. Слушая музыку, созерцая картину, читая литературное произведение, употребляя пищу, размышляя об этике — каждый человек неизменно включает механизм оценки. Наряду с этим, оценочные суждения могут носить форму вывода, основанного на рациональных или иррациональных доводах.
Таким образом, оценивание неизбежно присуще человеку. Поэтому, говорить стоит не о самих по себе оценочных суждениях, а об их неправильном использовании.
Для дальнейшего рассуждения необходимо выделить два вида оценочных суждений: строго субъективные и потенциально объективные. Под первыми я понимаю те суждения, которые не поддаются рациональной проверке и выстраиваются от эстетических предпочтений субъекта. Под вторыми я подразумеваю суждения, которые в определенной степени можно доказывать и аргументировать. О первом мало смысла спорить, ведь «о вкусах не спорят» (можно спорить только о последствиях таких суждений), о втором же имеет смысл спорить по причине более веских оснований и фактов. Злоупотребления и логические ошибки преимущественно относятся именно к последнему.
В теории аргументации под ошибкой такого рода обычно подразумевают суждение, высказанное о предмете, без достаточных приведенных доводов в пользу этого суждения. Если оппонент в дискуссии использует эмоционально окрашенные оценочные выводы, будь они положительные или отрицательные, но перед этим не выстроил аргументацию в пользу своего тезиса, он совершил ошибку. Ошибочность такого подхода заключается не в логической некорректности, а в манипуляторском подтексте, психологически вынуждающем принять тезис оппонента на иррациональной основе. То есть, тезис ещё не доказан, а оценка уже сделана и при этом подаётся как аргумент. Разумеется, она не является аргументом.
Помимо нечестности и деструктивности — использование негативных оценок в дискуссии оскорбляет и приводит к конфликту оппонентов, постепенно смещая акценты с предмета на личность. Приведенные вначале высказывания, если лишены предварительной аргументации, относятся именно к таким оценкам.
Хотя, на мой взгляд, они неприемлемы в принципе, так как обобщающе оскорбляют оппонентов. Деликатней и разумней подобрать эвфемизмы, которые, передавая суть, не будут грубыми.
Осознавая аргументационную бесполезность, нечестность и негативное влияние этого подхода на человеческие взаимоотношения — морально необходимо избегать его ради уважения себя и своих оппонентов. Для конструктивной дискуссии важно минимизировать «одинокие» оценочные суждения и использовать их только в том случае, если они являются естественным продолжением аргументации. В наилучшем случае, как поступают более благородные и интеллигентные люди, вообще не обозначать оценок, но силой самой аргументации позволить оппоненту прийти к схожим выводам.
Некоторые люди и сообщества намеренно избегают дискуссий из-за потенциального превращения их в конфликт, тем самым лишая себя развития и объективности. В некоторых сообществах, споры, иногда доходят даже до рукоприкладства.
В связи с этим очень важно изучать теорию аргументации, чтобы дискуссии были доброжелательными, плодотворными и приносили пользу человечеству.
#аргументация R_on_E
Мудрость Сократа
Наверное, многие из вас читали или слышали о древнегреческом философе Сократе. В этом посте я кратко опишу основные черты его методологического подхода, который повлиял на дальнейшее развитие философии и по-прежнему актуален для современности.
Сократ жил примерно в 469-399 году до н.э. в Афинах. Основным источником информации о нем являются «Диалоги» его ученика Платона, который так оформил свои труды, самоустранив свое «я», что порой сложно точно определить, где мысли Платона, а где Сократа. Поэтому у нас наличествует только мифологизированное представление о нем.
Согласно античной традиции, у него была жена и три сына. Внешним видом он противоречил всем стандартам греческой красоты: низкий рост, отвисший живот, короткая шея, большая лысая голова (вероятно) с огромным выпуклым лбом, приплюснутый вздернутый нос и босые ноги. Однако, несмотря на некоторую безразличность к своему внешнему виду и прочим материальным благам, он предпочитал размышлять о внутреннем благе (благо — знание, зло — невежество). В конечном итоге, способ его размышлений, который он сравнивал с укусом овода, пытавшегося пробудить заснувшую лошадь, привел его к смерти.
Сократическая мудрость
В «Апологии Сократа» описывается история о том, как один из его друзей (Херефонт), спросив у дельфийского оракула Пифии, есть ли на свете человек более мудрый, чем Сократ, получил отрицательный ответ. Тогда Сократ задался вопросом исследовать, почему оракул назвал его самым мудрым. Для этого он стал беседовать с мудрейшими из греческих умов, чтобы отыскать среди них человека более мудрого. В результате этого исследования он пришел к выводу, что все эти люди думают, будто знают все, а фактически, на проверку, не обладают претендуемым знанием. Отсюда он заключил, что если он более мудр, то только потому, что, со своей стороны, не думает, будто знает то, чего не знает. Мудрость Сократа — это осознание своего незнания. Разница невежества и мудрости в том, что невежда не знает своего невежества, а мудрец знает и, пребывая в беспокойном влечении к мудрости, вопрошая и сомневаясь, приближается к знанию. Общаясь с разными собеседниками, некоторые из которых занимали высокие положения, Сократ выставлял их несведущими, иронично задавая вопросы (ведь сам он «незнающий»), загоняющие оппонентов в тупик. Это сильно задевало самолюбие последних, почему он приобрел немало врагов, и в последствии был казнен.
Сократическое вопрошание
Одна из главных особенностей диалогов Сократа, которая является следствием незнания, — это постоянное вопрошание. Смысл этих вопрошаний сводится к тому, чтобы во время диалога, вместо того чтобы приводить аргумент, помогать собеседнику самому прийти к этому аргументу. Такой подход использовался как для того, чтобы умерить самоуверенность собеседника, так и для того, чтобы приблизиться к знанию. Первое называется иронией, второе — майевтикой. В диалогах Сократ часто упоминал свою мать акушерку, сравнивая ее деятельность с своей. Она принимала роды у женщин, а он «принимал роды» у мужчин. Как его мать использовала медикаменты и заговоры для благополучного рождения плода, так и он использовал интеллектуальные медикаменты вопрошания для рождения мысли и знания. Таким образом, посредством вопросов Сократ помогал выявить людям собственные мысли (майевтика).
Еще одна Сократовская особенность — это уточнение и анализ понятий. Он стремился к четкому определению слов, выявляя многозначность и отбрасывая неподходящее. Читая диалоги Платона, можно встретить много уточняющих вопросов: «Что есть благочестие, справедливость, прекрасное, добродетель?» и т.п. Это позволяло приблизиться к более универсальному определению и четкой постановке вопроса, но в то же время ставило перед сложностью определения предельного понятия.
Уверен, что многие из вас используют эти способы мышления. Однако, для улучшения мыслительных способностей рекомендую прочитать диалоги Платона, так как методы сократовской мудрости очень развивают критическое мышление и влияют на способность аргументировать.
#рефлексия #мышление R on E
Наверное, многие из вас читали или слышали о древнегреческом философе Сократе. В этом посте я кратко опишу основные черты его методологического подхода, который повлиял на дальнейшее развитие философии и по-прежнему актуален для современности.
Сократ жил примерно в 469-399 году до н.э. в Афинах. Основным источником информации о нем являются «Диалоги» его ученика Платона, который так оформил свои труды, самоустранив свое «я», что порой сложно точно определить, где мысли Платона, а где Сократа. Поэтому у нас наличествует только мифологизированное представление о нем.
Согласно античной традиции, у него была жена и три сына. Внешним видом он противоречил всем стандартам греческой красоты: низкий рост, отвисший живот, короткая шея, большая лысая голова (вероятно) с огромным выпуклым лбом, приплюснутый вздернутый нос и босые ноги. Однако, несмотря на некоторую безразличность к своему внешнему виду и прочим материальным благам, он предпочитал размышлять о внутреннем благе (благо — знание, зло — невежество). В конечном итоге, способ его размышлений, который он сравнивал с укусом овода, пытавшегося пробудить заснувшую лошадь, привел его к смерти.
Сократическая мудрость
В «Апологии Сократа» описывается история о том, как один из его друзей (Херефонт), спросив у дельфийского оракула Пифии, есть ли на свете человек более мудрый, чем Сократ, получил отрицательный ответ. Тогда Сократ задался вопросом исследовать, почему оракул назвал его самым мудрым. Для этого он стал беседовать с мудрейшими из греческих умов, чтобы отыскать среди них человека более мудрого. В результате этого исследования он пришел к выводу, что все эти люди думают, будто знают все, а фактически, на проверку, не обладают претендуемым знанием. Отсюда он заключил, что если он более мудр, то только потому, что, со своей стороны, не думает, будто знает то, чего не знает. Мудрость Сократа — это осознание своего незнания. Разница невежества и мудрости в том, что невежда не знает своего невежества, а мудрец знает и, пребывая в беспокойном влечении к мудрости, вопрошая и сомневаясь, приближается к знанию. Общаясь с разными собеседниками, некоторые из которых занимали высокие положения, Сократ выставлял их несведущими, иронично задавая вопросы (ведь сам он «незнающий»), загоняющие оппонентов в тупик. Это сильно задевало самолюбие последних, почему он приобрел немало врагов, и в последствии был казнен.
Сократическое вопрошание
Одна из главных особенностей диалогов Сократа, которая является следствием незнания, — это постоянное вопрошание. Смысл этих вопрошаний сводится к тому, чтобы во время диалога, вместо того чтобы приводить аргумент, помогать собеседнику самому прийти к этому аргументу. Такой подход использовался как для того, чтобы умерить самоуверенность собеседника, так и для того, чтобы приблизиться к знанию. Первое называется иронией, второе — майевтикой. В диалогах Сократ часто упоминал свою мать акушерку, сравнивая ее деятельность с своей. Она принимала роды у женщин, а он «принимал роды» у мужчин. Как его мать использовала медикаменты и заговоры для благополучного рождения плода, так и он использовал интеллектуальные медикаменты вопрошания для рождения мысли и знания. Таким образом, посредством вопросов Сократ помогал выявить людям собственные мысли (майевтика).
Еще одна Сократовская особенность — это уточнение и анализ понятий. Он стремился к четкому определению слов, выявляя многозначность и отбрасывая неподходящее. Читая диалоги Платона, можно встретить много уточняющих вопросов: «Что есть благочестие, справедливость, прекрасное, добродетель?» и т.п. Это позволяло приблизиться к более универсальному определению и четкой постановке вопроса, но в то же время ставило перед сложностью определения предельного понятия.
Уверен, что многие из вас используют эти способы мышления. Однако, для улучшения мыслительных способностей рекомендую прочитать диалоги Платона, так как методы сократовской мудрости очень развивают критическое мышление и влияют на способность аргументировать.
#рефлексия #мышление R on E
«Это красота, которой не имел Соломон, но всей славой своей мог лишь предвещать ее, не имели ее – так мы должны будем сейчас сказать – и Афины со всем своим красивым гуманизмом, и, думая, что в отличие от Иерусалима они имеют ее, они не могли даже предвещать ее. Красивый гуманизм есть зеркало сущности Бога, в котором через Иисуса Христа отразилось человеколюбие (Тит 3:4). Но в этом самооткровении красота Бога объемлет собой как смерть, так и жизнь, как ужас, так и радость, как то, что мы хотели бы назвать отвратительным, так и то, что мы хотели бы назвать красивым. Она раскрывается на пути от одного к другому, в переходе от самоумаления Бога ради человека, к возвышению человека через Бога и до Бога, и она хочет быть узнанной. Этот переход есть тайна имени Иисуса Христа и величия, открытого в его имени. Кто познает это величие как не тот, кому оно само дало познать себя? И как оно может быть познано иначе, чем в лице того, кто сам дает нам его познать? Нет второго такого лица. Никакое другое лицо не является самооткровением божественного человеколюбия. Никакое другое лицо не может одновременно поведать о человеческом страдании истинного Бога и о божественной славе истинного человека. Это роль единственно лишь лица Иисуса Христа.»
Отрывок из книги Богословие красоты. Карл Барт. 26.
#цитаты R on E
Отрывок из книги Богословие красоты. Карл Барт. 26.
#цитаты R on E
«Прекрасное не есть вымысел желания, его собственная природа не исчерпывается феноменологией удовольствия; его (прекрасное) можно признавать вопреки желанию или как то, желанию чего следует способствовать. В прекрасном есть некая переполняющая данность, и обнаруживается оно в изумлении, во встрече с чем-то неожиданным, случайным, по сути неописуемым; оно опознается лишь в момент отклика на него, с позиции человека, к которому оно уже обращено и который может теперь лишь откликнуться. Это преимущество и эта случайность позволяют богословию услышать, в миг пришествия красоты, возвещение благости и славы Бога и увидеть, в притягательности прекрасного, что творение приглашено разделить эти благость и славу. Так говорится в Псалмах: «Вкусите и увидите, как благ Господь» (33:8)»
Дэвид Харт. Красота бесконечного. Стр 26
#цитаты R on E
Дэвид Харт. Красота бесконечного. Стр 26
#цитаты R on E
Репрессивность немощных и сильных
«Нельзя делать X, чтобы не соблазнять немощного брата, имеющего убеждение Y!» — такое утверждение довольно часто можно услышать в контексте столкновения разных взглядов на допустимость того или иного действия внутри христианского сообщества.
С самого зарождения христианства существовала проблема взаимодействия немощных и сильных, в которой убеждения одних претендовали быть принудительными для других. Эта ситуация вызывала серьезные конфликты, доходящие до непринятия друг друга.
Примеры подобного мы наблюдаем в письмах апостола Павла. Несмотря на довольно ясное и широкое изложение Павловых рекомендаций, в среде консервативных христиан можно заметить несколько странную и замкнутую трактовку, которая вместо решения, наоборот, усугубляет проблему.
В послании к Римлянам (14) и в 1 Коринфянам (8; 10) Павел пишет, чтобы сильные в вере не соблазняли немощных. На основании этого утверждается, что сильные обязаны подстраиваться под слабых. Если ты считаешь, что допустимо делать X, но это соблазняет немощного, то тебе следует перестать это делать, иначе ты не любишь последнего. Напоследок, в качестве закрепляющего авторитетного доказательства, звучит текст: «И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:13».
На первый взгляд все логично, но при большем внимании обнаруживается деструктивная неполноценность такой трактовки.
Если сильные в вере будут подстраиваться под немощных, при этом не пытаясь их переубедить, то в итоге сообщество наполнится немощными. При появлении сильного, немощные репрессивно-младенческим образом задавят сильных, подобно тому, как сильные принуждали немощных. По этой причине сообщество не будет развиваться, а немощь будет занимать лидирующие позиции. Призыв к несоблазну, в таком случае, равен призыву к религиозному инфантилизму, духовному и интеллектуальному младенчеству.
Неужели Павел не видел этого? Сомневаюсь.
Далее выделю две стороны его мысли:
1 В контексте обсуждения этой проблемы Павел пишет: «Каждый поступай по удостоверению своего ума (убеждения) 5 ст., что подразумевает зеркальность взаимоотношений убеждений сильных и немощных.
«Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его... Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Рим 14:3–5»
Это значит, что как сильные не могут принуждать слабых, так и слабые не могут принуждать сильных. Далее он пишет: «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию. 15:7». Принимайте, вне зависимости от культурных, религиозных, литургических, обрядовых различий, но во Христе.
Такой подход действительно решает проблему и позволяет каждому развиваться без конфликтов и принуждения.
2 Вторая сторона имеет уже другой уровень риторики. Павел пишет: «…А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:10–13».
Именно этот текст для многих служит основанием репрессивной практики принуждения со стороны немощных.
В первом случае — лояльность принятия, во втором — принятие необходимости подстроиться под немощного.
Получается, что по «удостоверению ума» поступать уже не получится, ведь это может кого-то соблазнить?
Приведенная выше дилемма намекает на антибинарный подход, который исключает крайности и совмещает кажущиеся противоречия.
Нет прямой инструкции к действию, а есть только направление образа мысли в сторону самостоятельного неоднозначного поступка в зависимости от ситуации под эгидой любви.
Нет никакой взаимной репрессивности, есть только добровольное самоограничение в зависимости от понимания реальной в этом необходимости.
Любовь может требовать как снизойти к брату, подстроившись в чем-либо под него, так и, наоборот, «соблазнить» брата, сделав противоположное его убеждениям, дабы сподвигнуть к поиску оснований своих убеждений.
#рефлексия R on E
«Нельзя делать X, чтобы не соблазнять немощного брата, имеющего убеждение Y!» — такое утверждение довольно часто можно услышать в контексте столкновения разных взглядов на допустимость того или иного действия внутри христианского сообщества.
С самого зарождения христианства существовала проблема взаимодействия немощных и сильных, в которой убеждения одних претендовали быть принудительными для других. Эта ситуация вызывала серьезные конфликты, доходящие до непринятия друг друга.
Примеры подобного мы наблюдаем в письмах апостола Павла. Несмотря на довольно ясное и широкое изложение Павловых рекомендаций, в среде консервативных христиан можно заметить несколько странную и замкнутую трактовку, которая вместо решения, наоборот, усугубляет проблему.
В послании к Римлянам (14) и в 1 Коринфянам (8; 10) Павел пишет, чтобы сильные в вере не соблазняли немощных. На основании этого утверждается, что сильные обязаны подстраиваться под слабых. Если ты считаешь, что допустимо делать X, но это соблазняет немощного, то тебе следует перестать это делать, иначе ты не любишь последнего. Напоследок, в качестве закрепляющего авторитетного доказательства, звучит текст: «И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:13».
На первый взгляд все логично, но при большем внимании обнаруживается деструктивная неполноценность такой трактовки.
Если сильные в вере будут подстраиваться под немощных, при этом не пытаясь их переубедить, то в итоге сообщество наполнится немощными. При появлении сильного, немощные репрессивно-младенческим образом задавят сильных, подобно тому, как сильные принуждали немощных. По этой причине сообщество не будет развиваться, а немощь будет занимать лидирующие позиции. Призыв к несоблазну, в таком случае, равен призыву к религиозному инфантилизму, духовному и интеллектуальному младенчеству.
Неужели Павел не видел этого? Сомневаюсь.
Далее выделю две стороны его мысли:
1 В контексте обсуждения этой проблемы Павел пишет: «Каждый поступай по удостоверению своего ума (убеждения) 5 ст., что подразумевает зеркальность взаимоотношений убеждений сильных и немощных.
«Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его... Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Рим 14:3–5»
Это значит, что как сильные не могут принуждать слабых, так и слабые не могут принуждать сильных. Далее он пишет: «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию. 15:7». Принимайте, вне зависимости от культурных, религиозных, литургических, обрядовых различий, но во Христе.
Такой подход действительно решает проблему и позволяет каждому развиваться без конфликтов и принуждения.
2 Вторая сторона имеет уже другой уровень риторики. Павел пишет: «…А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:10–13».
Именно этот текст для многих служит основанием репрессивной практики принуждения со стороны немощных.
В первом случае — лояльность принятия, во втором — принятие необходимости подстроиться под немощного.
Получается, что по «удостоверению ума» поступать уже не получится, ведь это может кого-то соблазнить?
Приведенная выше дилемма намекает на антибинарный подход, который исключает крайности и совмещает кажущиеся противоречия.
Нет прямой инструкции к действию, а есть только направление образа мысли в сторону самостоятельного неоднозначного поступка в зависимости от ситуации под эгидой любви.
Нет никакой взаимной репрессивности, есть только добровольное самоограничение в зависимости от понимания реальной в этом необходимости.
Любовь может требовать как снизойти к брату, подстроившись в чем-либо под него, так и, наоборот, «соблазнить» брата, сделав противоположное его убеждениям, дабы сподвигнуть к поиску оснований своих убеждений.
#рефлексия R on E
Спасение верой во Христа или Христом?
Чтобы понять этот вопрос, необходимо посмотреть на спасение в юридическом аспекте. Не как на динамический процесс обожения и избавления от зла, а как на билет в рай и избавление от вечных мук.
Спасение Христом — это одностороннее, универсальное, реализованное желание даровать всему человечеству избавление от мук ада (сейчас я не затрагиваю перспективу спасения от зла).
Спасение верой во Христа — это двухсторонний синергичный акт, который окончательно реализуется только после признания информации о Христе и самого Христа.
Если спасение от ада происходит только верой во Христа (и верой в содеянное им), а вера возможна только в осознанности, какая участь ждет:
- Людей, не слышавших о Христе.
- Детей неосознанного возраста.
- Искренних, честных, добрых атеистов и агностиков, которые с точки зрения христианской этики были более моральны, чем многие христиане.
- Искренне верующих людей нехристианских взглядов.
Ответ честных фундаменталистских ортодоксов при принятии посылки необходимости «осознанной веры во Христа» должен звучать радикально:
Раз они вне Христа и вне церкви — они вне спасения и идут в ад. А поскольку наказание в аду (или геенне) вечно, они обречены на безвозвратные мучения.
Если фундаменталист сбавит тон и, к примеру, будет говорить, что не знает посмертной участи младенцев, участи верных монахов-буддистов, участи аборигенов, то тогда он обязан поставить на такой же уровень скепсиса и спасение Sola fide.
Не кажется ли вам такая концепция странной и несправедливой? Как с ней сочетать Бога-любовь?
В дальнейшем я планирую оформить свои мысли в виде статьи или серии постов. А сейчас, если у вас есть варианты ответа на эту проблематику, буду рад почитать их в комментариях под постом.
P.S. Под новым хештегом буду публиковать проблемные #вопросы, достойные рефлексии и ответа.
#вопросы R on E
Чтобы понять этот вопрос, необходимо посмотреть на спасение в юридическом аспекте. Не как на динамический процесс обожения и избавления от зла, а как на билет в рай и избавление от вечных мук.
Спасение Христом — это одностороннее, универсальное, реализованное желание даровать всему человечеству избавление от мук ада (сейчас я не затрагиваю перспективу спасения от зла).
Спасение верой во Христа — это двухсторонний синергичный акт, который окончательно реализуется только после признания информации о Христе и самого Христа.
Если спасение от ада происходит только верой во Христа (и верой в содеянное им), а вера возможна только в осознанности, какая участь ждет:
- Людей, не слышавших о Христе.
- Детей неосознанного возраста.
- Искренних, честных, добрых атеистов и агностиков, которые с точки зрения христианской этики были более моральны, чем многие христиане.
- Искренне верующих людей нехристианских взглядов.
Ответ честных фундаменталистских ортодоксов при принятии посылки необходимости «осознанной веры во Христа» должен звучать радикально:
Раз они вне Христа и вне церкви — они вне спасения и идут в ад. А поскольку наказание в аду (или геенне) вечно, они обречены на безвозвратные мучения.
Если фундаменталист сбавит тон и, к примеру, будет говорить, что не знает посмертной участи младенцев, участи верных монахов-буддистов, участи аборигенов, то тогда он обязан поставить на такой же уровень скепсиса и спасение Sola fide.
Не кажется ли вам такая концепция странной и несправедливой? Как с ней сочетать Бога-любовь?
В дальнейшем я планирую оформить свои мысли в виде статьи или серии постов. А сейчас, если у вас есть варианты ответа на эту проблематику, буду рад почитать их в комментариях под постом.
P.S. Под новым хештегом буду публиковать проблемные #вопросы, достойные рефлексии и ответа.
#вопросы R on E
ИСТИНА И КРАСОТА
«Весь мир образов, окружающий нас, есть единственное поле значений. Каждый цветок, который мы видим, есть выражение, каждый ландшафт имеет свое значение, каждое лицо человека или животного говорит своим бессловесным языком. Тщетной была бы попытка перевести этот язык в понятия. Хотя мы можем попытаться как-то обозначить, даже описать содержание, выражаемое этими вещами, нам никогда не удастся изложить его адекватно. Этот язык выражения обращен, прежде всего, не к понятийному мышлению, а к некоему особому разумению, способному читать форму (Gestalt) вещей.
…Не случайно эта (таинственность истины) сторона истины тесно взаимосвязана с понятием красоты. Ведь имя этого лучащегося свойства истины, переливающегося через край своим сиянием, своей неделимой целостностью и своей совершенной выразительной мощью, есть на самом деле не что иное, как именно красота.
Красота есть та сторона истины, которая не поддается никакой дефиниции, и уловить ее можно лишь в прямом контакте с ней; благодаря красоте, каждая встреча с истиной оказывается новым событием.
Красота – это необъяснимое действенное излучение из средоточия бытия в выразительную поверхность образа, излучение, которое отражает себя в образе и сообщает оному единство, полноту и глубину, превосходящие то, что образ содержит как таковой»
Отрывок из книги Ханса Урса Фон Бальтазара «Теологика» 1.т. с.140,141.
#цитаты R on E
«Весь мир образов, окружающий нас, есть единственное поле значений. Каждый цветок, который мы видим, есть выражение, каждый ландшафт имеет свое значение, каждое лицо человека или животного говорит своим бессловесным языком. Тщетной была бы попытка перевести этот язык в понятия. Хотя мы можем попытаться как-то обозначить, даже описать содержание, выражаемое этими вещами, нам никогда не удастся изложить его адекватно. Этот язык выражения обращен, прежде всего, не к понятийному мышлению, а к некоему особому разумению, способному читать форму (Gestalt) вещей.
…Не случайно эта (таинственность истины) сторона истины тесно взаимосвязана с понятием красоты. Ведь имя этого лучащегося свойства истины, переливающегося через край своим сиянием, своей неделимой целостностью и своей совершенной выразительной мощью, есть на самом деле не что иное, как именно красота.
Красота есть та сторона истины, которая не поддается никакой дефиниции, и уловить ее можно лишь в прямом контакте с ней; благодаря красоте, каждая встреча с истиной оказывается новым событием.
Красота – это необъяснимое действенное излучение из средоточия бытия в выразительную поверхность образа, излучение, которое отражает себя в образе и сообщает оному единство, полноту и глубину, превосходящие то, что образ содержит как таковой»
Отрывок из книги Ханса Урса Фон Бальтазара «Теологика» 1.т. с.140,141.
#цитаты R on E
О КРАСОТЕ
В современном обществе, преимущественно мыслящем в парадигме постмодерна, особенно актуально поразмышлять о таком понятии, как красота. Если раньше о ней, в большинстве случаев, рассуждали как о чем-то объективно существующем, то в наше время она часто понимается лишь как субъективная непостоянная оценка. Нечто похожее можно проследить в тенденциях отрицания объективности истины и этики. Каждый сам создает и определяет, что есть добро и что есть истина. В конечном итоге каждый человек безосновательно может назвать красоту другого - уродством, истину - ложью, зло - добром.
В связи с этим, считаю важным рефлексировать над этой темой, чтобы, насколько возможно, преодолеть возникающий хаос, и иметь более твердое основание в утверждениях подобного рода.
В этом небольшом тексте я попытаюсь рассмотреть понятие красоты, затрону вопросы ее онтологического статуса, эпистемологии, идентификации и отношения с другими понятиями.
Размышляя об онтологическом статусе красоты, мы невольно сталкиваемся с проблемой дефиниции. Что есть красота? Существует ли она самостоятельно, вне восприятия субъекта? Как ее можно идентифицировать? Какими субстанциональными определяющими атрибутами она обладает?
Забегая вперед, стоит заметить, что для ответа на эти вопросы придется изначально прибегнуть к базовым, эмпирически недоказуемым предпосылкам, включающих в себя ответы на предельные вопросы и, в зависимости от них, выстраивать последующий анализ.
Как уже было сказано, вопрос красоты тесно связан с проблематикой объективности этики и истины (под объективностью в этом тексте, в зависимости от контекста, будет пониматься как вопрос реального присутствия в бытии, так и вопрос универсальности). Поэтому, прежде всего, кратко будут рассмотрены некоторые эпистемологические и онтологические концепции, после чего, имея определенный фоновый бэкграунд, сфокусируемся на самом понятии красоты. ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ…
#статьи R on E
В современном обществе, преимущественно мыслящем в парадигме постмодерна, особенно актуально поразмышлять о таком понятии, как красота. Если раньше о ней, в большинстве случаев, рассуждали как о чем-то объективно существующем, то в наше время она часто понимается лишь как субъективная непостоянная оценка. Нечто похожее можно проследить в тенденциях отрицания объективности истины и этики. Каждый сам создает и определяет, что есть добро и что есть истина. В конечном итоге каждый человек безосновательно может назвать красоту другого - уродством, истину - ложью, зло - добром.
В связи с этим, считаю важным рефлексировать над этой темой, чтобы, насколько возможно, преодолеть возникающий хаос, и иметь более твердое основание в утверждениях подобного рода.
В этом небольшом тексте я попытаюсь рассмотреть понятие красоты, затрону вопросы ее онтологического статуса, эпистемологии, идентификации и отношения с другими понятиями.
Размышляя об онтологическом статусе красоты, мы невольно сталкиваемся с проблемой дефиниции. Что есть красота? Существует ли она самостоятельно, вне восприятия субъекта? Как ее можно идентифицировать? Какими субстанциональными определяющими атрибутами она обладает?
Забегая вперед, стоит заметить, что для ответа на эти вопросы придется изначально прибегнуть к базовым, эмпирически недоказуемым предпосылкам, включающих в себя ответы на предельные вопросы и, в зависимости от них, выстраивать последующий анализ.
Как уже было сказано, вопрос красоты тесно связан с проблематикой объективности этики и истины (под объективностью в этом тексте, в зависимости от контекста, будет пониматься как вопрос реального присутствия в бытии, так и вопрос универсальности). Поэтому, прежде всего, кратко будут рассмотрены некоторые эпистемологические и онтологические концепции, после чего, имея определенный фоновый бэкграунд, сфокусируемся на самом понятии красоты. ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ…
#статьи R on E
✏️Посты
▫️Как работает мышление?
▫️Как понимать написанное?
▫️Проблемы понимания текста
▫️Проблемы понимания текста в философской герменевтике
▫️Опасность чтения инакомыслящих
▫️Личность или средство?
▫️Деструктивные оценочные суждения
▫️Мудрость Сократа
▫️Репрессивность немощных и сильных
▫️Спасение верой во Христа или Христом?
📝 Статьи
▪️Библейская типология
▪️Об этике убеждения У. К. Клиффорда
▪️О красоте
#публикации R on E
▫️Как работает мышление?
▫️Как понимать написанное?
▫️Проблемы понимания текста
▫️Проблемы понимания текста в философской герменевтике
▫️Опасность чтения инакомыслящих
▫️Личность или средство?
▫️Деструктивные оценочные суждения
▫️Мудрость Сократа
▫️Репрессивность немощных и сильных
▫️Спасение верой во Христа или Христом?
📝 Статьи
▪️Библейская типология
▪️Об этике убеждения У. К. Клиффорда
▪️О красоте
#публикации R on E
Является ли опыт аргументом?
Предметом этого текста будет вопрос о том, может ли опыт претендовать на звание аргумента в процессе подтверждения истинности какого-либо утверждения.
Актуальность этого вопроса продиктована вечной важностью теории аргументации, которая является неотъемлемой частью любой разумной коммуникации. Если в обществе ею пренебрегают, такое общество становится более примитивным в восприятии реальности и скатывается во власть «ведущего», не имея собственной критической способности меняться в сторону более вероятной истины.
Прежде чем приступить к детальному рассмотрению вопроса, необходимо прояснить дефиниции. Термин «опыт» может употребляться в разных значениях, однако в данном случае я буду рассуждать только о двух видах опыта:
1. Опыт как информация
2. Опыт как переживание
Под первым понимается опыт, который на самом начальном этапе имеет потенциал наиболее универсальной понятийной фиксации данных как информации и содержит в себе ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ…
#статьи #аргументация R on E
Предметом этого текста будет вопрос о том, может ли опыт претендовать на звание аргумента в процессе подтверждения истинности какого-либо утверждения.
Актуальность этого вопроса продиктована вечной важностью теории аргументации, которая является неотъемлемой частью любой разумной коммуникации. Если в обществе ею пренебрегают, такое общество становится более примитивным в восприятии реальности и скатывается во власть «ведущего», не имея собственной критической способности меняться в сторону более вероятной истины.
Прежде чем приступить к детальному рассмотрению вопроса, необходимо прояснить дефиниции. Термин «опыт» может употребляться в разных значениях, однако в данном случае я буду рассуждать только о двух видах опыта:
1. Опыт как информация
2. Опыт как переживание
Под первым понимается опыт, который на самом начальном этапе имеет потенциал наиболее универсальной понятийной фиксации данных как информации и содержит в себе ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ…
#статьи #аргументация R on E
На протяжении всей своей работы я почти все время колебался, как поступить в этом отношении. Примеры и пояснения казались мне необходимыми, и поэтому в первом наброске они и в самом деле были приведены мной в соответствующих местах. Однако вскоре я убедился в громадности своей задачи и многочисленности предметов, с которыми мне придется иметь дело, и так как я увидел, что этот материал уже в сухом, чисто схоластическом изложении придаст значительный объем моему сочинению, то я счел нецелесообразным еще более расширить его примерами и пояснениями, которые необходимы только для популярности, между тем как мою работу нельзя было приспособить для широкого распространения, а настоящие знатоки науки не особенно нуждаются в такого рода облегчении. Такое облегчение, конечно, приятно, но здесь оно могло бы повлечь за собой нечто противоречащее поставленной мной цели.
Правда, аббат Террассон говорит: если измерять объем книги не числом листов, а временем, необходимым для того, чтобы ее понять, то о многих книгах можно было бы сказать, что они были бы значительно короче, если бы они не были так коротки.
Но, с другой стороны, если добиваются понятности пространного, но объединенного одним принципом комплекса спекулятивных знаний, то с таким же правом можно было бы сказать: некоторые книги были бы гораздо более ясными, если бы их не старались сделать столь ясными.
В самом деле, средства, способствующие ясности, помогают пониманию отдельных частей, но нередко отдаляют понимание целого, мешая читателю быстро обозревать целое, и своими слишком яркими красками затемняют и скрадывают расчленение или структуру системы, между тем как именно от структуры системы главным образом и зависят суждения о ее единстве и основательности.
3 том собрания сочинений И. Канта. Критика чистого разума, 15-16 стр.
#цитаты R on E
Правда, аббат Террассон говорит: если измерять объем книги не числом листов, а временем, необходимым для того, чтобы ее понять, то о многих книгах можно было бы сказать, что они были бы значительно короче, если бы они не были так коротки.
Но, с другой стороны, если добиваются понятности пространного, но объединенного одним принципом комплекса спекулятивных знаний, то с таким же правом можно было бы сказать: некоторые книги были бы гораздо более ясными, если бы их не старались сделать столь ясными.
В самом деле, средства, способствующие ясности, помогают пониманию отдельных частей, но нередко отдаляют понимание целого, мешая читателю быстро обозревать целое, и своими слишком яркими красками затемняют и скрадывают расчленение или структуру системы, между тем как именно от структуры системы главным образом и зависят суждения о ее единстве и основательности.
3 том собрания сочинений И. Канта. Критика чистого разума, 15-16 стр.
#цитаты R on E
Покаяние и оправдание
Понятие «покаяние» в христианской сотериологии занимает важное место. Однако в зависимости от предпочтений разных мировоззренческих групп оно может приобретать разные оттенки: некоторые понимают его как инструмент особой духовности, необходимый для христианской жизни; другие рассматривают его как юридическую уплату за прощение; третьи используют его для манипуляций; четвертые видят в покаянии естественное проявление благодарности за уже обретенное прощение; пятые же, совмещают все перечисленное.
В этой небольшой рефлексии я затрону некоторые проблемные элементы использования этого понятия в контексте оправдания и предложу возможные решения.
В классическом греческом языке слово μετανοέω (метаноэо), часто переводимое в Новом Завете как "покаяние", в основном означало "передумать" или "изменить свое мнение". Этимологически оно состоит из двух частей: "мета-" (μετά), что означало "после" или "за", и "нойя" (νοια) от корня "нус" (νους), который переводится как "разум" или "ум".
В дохристианскую эпоху это слово не имело специфического религиозного подтекста и чаще всего относилось к простому изменению какой-либо мысли. В эллинистической традиции оно приобрело более глубокий характер и стало подразумевать переосмысление жизненных принципов и внутреннюю трансформацию. В раннем христианстве метанойя получила религиозный подтекст и стала пониматься как духовное преобразование и обращение к Богу.
Динамичность использования этого слова особенно ярко свидетельствует о том, что на начальном этапе интерпретации к нему нужно относиться строго в зависимости от контекста «языковой области» и не наделять его поспешно удобными смыслами. Языковая игра автора должна диктовать значение, а не наоборот. Таким образом, сама по себе метанойя не обязательно является раскаянием, покаянием, эмоциональным сожалением или просьбой о прощении. Она может косвенно приобретать этот смысл, если перемена мнения происходит относительно греха (нарушения некоего запрета) или реального вреда, нанесенного другому. Если же контекст иной, как, например, в Евр. 12:17, то было бы весьма странно утверждать подобное. Такое положение вещей не исключает сложности в определении значения, особенно в тех случаях, когда текст можно равноправно интерпретировать по-разному.
С точки зрения выяснения авторского смысла было бы правильнее провести тщательный экзегетический анализ возможного прочтения всех текстов Нового Завета с этим словом. Однако подобный анализ был бы слишком объемным и не подошел бы для жанра эссе. Поэтому я буду рассуждать об этом слове в уже богословски нагруженном состоянии, выясняя адекватность и релевантность его использования. То есть, не буду претендовать на экзегетически верное определение покаяния, а попробую над текстово осмыслить сами интерпретации… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ..
#эссе R on E
Понятие «покаяние» в христианской сотериологии занимает важное место. Однако в зависимости от предпочтений разных мировоззренческих групп оно может приобретать разные оттенки: некоторые понимают его как инструмент особой духовности, необходимый для христианской жизни; другие рассматривают его как юридическую уплату за прощение; третьи используют его для манипуляций; четвертые видят в покаянии естественное проявление благодарности за уже обретенное прощение; пятые же, совмещают все перечисленное.
В этой небольшой рефлексии я затрону некоторые проблемные элементы использования этого понятия в контексте оправдания и предложу возможные решения.
В классическом греческом языке слово μετανοέω (метаноэо), часто переводимое в Новом Завете как "покаяние", в основном означало "передумать" или "изменить свое мнение". Этимологически оно состоит из двух частей: "мета-" (μετά), что означало "после" или "за", и "нойя" (νοια) от корня "нус" (νους), который переводится как "разум" или "ум".
В дохристианскую эпоху это слово не имело специфического религиозного подтекста и чаще всего относилось к простому изменению какой-либо мысли. В эллинистической традиции оно приобрело более глубокий характер и стало подразумевать переосмысление жизненных принципов и внутреннюю трансформацию. В раннем христианстве метанойя получила религиозный подтекст и стала пониматься как духовное преобразование и обращение к Богу.
Динамичность использования этого слова особенно ярко свидетельствует о том, что на начальном этапе интерпретации к нему нужно относиться строго в зависимости от контекста «языковой области» и не наделять его поспешно удобными смыслами. Языковая игра автора должна диктовать значение, а не наоборот. Таким образом, сама по себе метанойя не обязательно является раскаянием, покаянием, эмоциональным сожалением или просьбой о прощении. Она может косвенно приобретать этот смысл, если перемена мнения происходит относительно греха (нарушения некоего запрета) или реального вреда, нанесенного другому. Если же контекст иной, как, например, в Евр. 12:17, то было бы весьма странно утверждать подобное. Такое положение вещей не исключает сложности в определении значения, особенно в тех случаях, когда текст можно равноправно интерпретировать по-разному.
С точки зрения выяснения авторского смысла было бы правильнее провести тщательный экзегетический анализ возможного прочтения всех текстов Нового Завета с этим словом. Однако подобный анализ был бы слишком объемным и не подошел бы для жанра эссе. Поэтому я буду рассуждать об этом слове в уже богословски нагруженном состоянии, выясняя адекватность и релевантность его использования. То есть, не буду претендовать на экзегетически верное определение покаяния, а попробую над текстово осмыслить сами интерпретации… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ..
#эссе R on E
