Forwarded from moloko plus
Свершилось! Мы открываем предзаказы на 13-й номер moloko plus — «Вымирание»
Большие скорости и высокие технологии приносят не только потребительское изобилие. За приятным глазу неолиберальным фасадом скрываются птицефабрики и скотобойни, техногенные катастрофы и климатические изменения, повсеместное загрязнение и новые заболевания, вымирание видов — и потенциальное вымирание нашего вида, homo sapiens. Индустриальная революция обогатила небольшую часть людей и увеличила их продолжительность жизни — но, возможно, обрекла на смерть всех остальных.
В тринадцатом номере альманаха мы задумались о том, как человечество изобрело и поработило природу — и о тех, кто теперь пытается ее освободить. Мы задались вопросом: можно ли предотвратить экологическую катастрофу? Что для этого нужно: банки супа Campbell’s, бомбы или сортировка мусора? А может, ничего страшного вовсе и не происходит?
Чтобы во всем разобраться, мы заглянули в вольеры приматов, экофашистские паблики и на поля сражений Первой мировой, вспомнили самые смелые советские проекты и самые страшные техногенные катастрофы, поговорили с жертвами наводнений и отрицателями глобального потепления. Джейми Стюарт из Xiu Xiu и Создатель из серии игр Fallout, Теодор Качинский и Савитри Деви, европейские экоактивисты из Just Stop Oil и российские зеленые националисты из «Экологического авангарда», антропологи и боевые обезьяны — все они ждут вас под классической черной обложкой.
ПРЕДЗАКАЗ
Большие скорости и высокие технологии приносят не только потребительское изобилие. За приятным глазу неолиберальным фасадом скрываются птицефабрики и скотобойни, техногенные катастрофы и климатические изменения, повсеместное загрязнение и новые заболевания, вымирание видов — и потенциальное вымирание нашего вида, homo sapiens. Индустриальная революция обогатила небольшую часть людей и увеличила их продолжительность жизни — но, возможно, обрекла на смерть всех остальных.
В тринадцатом номере альманаха мы задумались о том, как человечество изобрело и поработило природу — и о тех, кто теперь пытается ее освободить. Мы задались вопросом: можно ли предотвратить экологическую катастрофу? Что для этого нужно: банки супа Campbell’s, бомбы или сортировка мусора? А может, ничего страшного вовсе и не происходит?
Чтобы во всем разобраться, мы заглянули в вольеры приматов, экофашистские паблики и на поля сражений Первой мировой, вспомнили самые смелые советские проекты и самые страшные техногенные катастрофы, поговорили с жертвами наводнений и отрицателями глобального потепления. Джейми Стюарт из Xiu Xiu и Создатель из серии игр Fallout, Теодор Качинский и Савитри Деви, европейские экоактивисты из Just Stop Oil и российские зеленые националисты из «Экологического авангарда», антропологи и боевые обезьяны — все они ждут вас под классической черной обложкой.
ПРЕДЗАКАЗ
Forwarded from Кенотаф
Сегодня — очередной день рожденья у великого города Санкт-Петербурга. Решили отпраздновать, высказав своё мнение об обложках романа Андрея Белого «Петербург». Всё гениальное — просто.
Если вы не согласны с нашим мнением по этому и другим вопросам, пишите в @thecenotaphbot.
#обложки_кенотафа
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Если вы не согласны с нашим мнением по этому и другим вопросам, пишите в @thecenotaphbot.
#обложки_кенотафа
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
В 1914 году Томас Манн написал эссе «Фридрих и Великая коалиция» , которое было опубликовано в газете Neue Merkur в 1915 году
Коалиция немного изменилась, но это та же Европа, Европа, объединенная ненавистью, которая не потерпит нас, немцев, которая по-прежнему не потерпит его, кайзера, и которой нужно еще раз доказать в утомительных подробностях, в подробностях, которые, возможно, продлятся семь лет, что короля невозможно устранить.
Враги Германии стремятся привести её к революции и к «цивилизации», лишить её уникального характера, победив её. Это уничтожит всякую надежду на мир в Европе, поскольку Германия никогда пассивно не примет антииндивидуалистское иго «цивилизации»
Быть немцем — нелегко, не так удобно, как быть англичанином, и уж тем более это не столь чёткое и светлое состояние, как жить по-французски. Этот народ испытывает трудности с самим собой, он считает себя сомнительным, он временами чувствует к себе отвращение — но всё же, среди людей и народов, всегда самыми ценными были те, кому было труднее всего».
Но нужно признание — жизнь и история настаивают на этом, они докажут, что невозможно грубой неосведомлённостью насильственно отрицать миссионерскую и незаменимую самобытность этого народа. Вы хотели нас окружить, задушить, уничтожить — но Германия, вы видите это, будет защищать своё глубокое, ненавистное Я, как лев. И результат вашего заговора будет таков: вы с изумлением окажетесь вынуждены заняться нашим изучением
Германия, если выдержит это испытание, поднимется на высоту своего бытия — к свету, к ясности, к гуманности, к свободе... Таково было интеллектуальное оправдание этой войны: что она является войной за освобождение и за свободу — против внешнего удушения и внутреннего помрачения.
Коалиция немного изменилась, но это та же Европа, Европа, объединенная ненавистью, которая не потерпит нас, немцев, которая по-прежнему не потерпит его, кайзера, и которой нужно еще раз доказать в утомительных подробностях, в подробностях, которые, возможно, продлятся семь лет, что короля невозможно устранить.
Враги Германии стремятся привести её к революции и к «цивилизации», лишить её уникального характера, победив её. Это уничтожит всякую надежду на мир в Европе, поскольку Германия никогда пассивно не примет антииндивидуалистское иго «цивилизации»
Быть немцем — нелегко, не так удобно, как быть англичанином, и уж тем более это не столь чёткое и светлое состояние, как жить по-французски. Этот народ испытывает трудности с самим собой, он считает себя сомнительным, он временами чувствует к себе отвращение — но всё же, среди людей и народов, всегда самыми ценными были те, кому было труднее всего».
Но нужно признание — жизнь и история настаивают на этом, они докажут, что невозможно грубой неосведомлённостью насильственно отрицать миссионерскую и незаменимую самобытность этого народа. Вы хотели нас окружить, задушить, уничтожить — но Германия, вы видите это, будет защищать своё глубокое, ненавистное Я, как лев. И результат вашего заговора будет таков: вы с изумлением окажетесь вынуждены заняться нашим изучением
Германия, если выдержит это испытание, поднимется на высоту своего бытия — к свету, к ясности, к гуманности, к свободе... Таково было интеллектуальное оправдание этой войны: что она является войной за освобождение и за свободу — против внешнего удушения и внутреннего помрачения.
Напоминаю всем, что я, с недавнего времени, начал потихоньку развивать свой ютуб-канал, где с периодичностью в две недели провожу стримы на исторические и культурные темы. Ближайший стрим будет на следующей неделе в субботу, но пока до нее еще далеко, и я советую, во-первых, подписаться на мой канал, а, во-вторых, посмотреть какой-нибудь из стримов, что прошли за последние месяцы:
— Прошедший до обидного незамеченным рассказ о шведском «короле спичек» Иваре Крейгере: в 1920-е годы он планировал подчинить себе все мировое производство спичек, бодался с советским правительством за право на покупку дешевой древесины, а также стал героем романа Ильи Эренбурга. Но путь к успеху оборвался из-за финансовых махинаций Крейгера — тот решил, что может обвести вокруг пальца весь мир, но мир был против.
— Беседа с востоковедом-туркологом Андреем Рыженковым — об имперской тоске Турции, о том, как научить новому языку миллионы человек, построить новую страну и направить ее в будущее.
— И недавний стрим о французском аристократе, поэте, бойце Сопротивления и лауреате Ленинской премии мира, который в юности питал интерес к правым идеям, но потом стал смещаться все левее и левее, пока не оказался одним из больших друзей СССР на мировой арене.
В каждом стриме я говорю не только о главной истории выпуска, но и рассказываю о книгах, о текстах, о фильмах, что заинтересовали меня в последнее время; отвечаю на ваши вопросы и советую что-то посмотреть. Подписывайтесь!
— Прошедший до обидного незамеченным рассказ о шведском «короле спичек» Иваре Крейгере: в 1920-е годы он планировал подчинить себе все мировое производство спичек, бодался с советским правительством за право на покупку дешевой древесины, а также стал героем романа Ильи Эренбурга. Но путь к успеху оборвался из-за финансовых махинаций Крейгера — тот решил, что может обвести вокруг пальца весь мир, но мир был против.
— Беседа с востоковедом-туркологом Андреем Рыженковым — об имперской тоске Турции, о том, как научить новому языку миллионы человек, построить новую страну и направить ее в будущее.
— И недавний стрим о французском аристократе, поэте, бойце Сопротивления и лауреате Ленинской премии мира, который в юности питал интерес к правым идеям, но потом стал смещаться все левее и левее, пока не оказался одним из больших друзей СССР на мировой арене.
В каждом стриме я говорю не только о главной истории выпуска, но и рассказываю о книгах, о текстах, о фильмах, что заинтересовали меня в последнее время; отвечаю на ваши вопросы и советую что-то посмотреть. Подписывайтесь!
YouTube
Egor Sennikov
Share your videos with friends, family, and the world
О лице войны
Я по-прежнему прочитывал десятки газет: может быть, кто-нибудь на свете мыслит — следовательно, существует? Я искал, что говорят писатели. Меня не удивили воинственные речи Киплинга, Гауптмана, Лоти. Я смеялся над оперными выступлениями Д’Аннунцио, который требовал крови. Но и другие — Верхарн, Анатоль Франс, Мирбо, Уэллс, Томас Манн — повторяли то же, что говорили Пуанкаре или фон Бюлов. В некоторых газетах были белые пятна — статьи или сообщения, зачеркнутые цензурой (французы почему-то называют цензуру женским именем — Анастасия). Эти белые пятна меня несколько обнадеживали: кто-то знает правду, но не может её высказать.
Свидетельство современника:
«Леже привёз с фронта много рисунков. Он рисовал на отдыхе, в землянках, порой в окопах. Некоторые рисунки забрызганы дождём, некоторые разодраны; почти все — на грубой обёрточной бумаге. Странные, таинственные рисунки. Да, я этого никогда не видел, но мне кажется, что я видел именно это, только это. Леже — кубист, порой он схематичен, порой страшит раздроблением всего, что мы видим, но передо мной — лицо войны.
В его рисунках нет ничего личного, нет даже немцев или французов — просто люди. А может быть, и не люди вовсе — люди подчинены машине. Солдаты в касках, крупы лошадей, трубы походных кухонь, колёса орудий — всё это детали механизма.
Нет красок: и пушки, и лица солдат на войне теряют цвет. Прямые линии, плоскости, рисунки, похожие на чертежи, отсутствие произвольного, увлекательно неправильного. На войне нет места мечте. Хорошо оборудованный завод для уничтожения человечества. Эти листочки — обрывки планов, а срисовал их добродушный нормандец — Фернан Леже...»
Читая в Париже газеты, я всё же не мог себе представить, что фронт — это грандиозная машина, планомерно истребляющая людей. Подвиги, добродетели, страдания мало что решали: смерть была механической. В Кале я увидел, как деловито подготавливают эту смерть. Две тысячи триста автомобильных частей. Цифры, повсюду цифры. «Часть 617 для танка крупного калибра», «Рули 1301 для мотоциклеток»... Выгружали баранов из Австралии, муку из Канады, чай с Цейлона. Выгружали также очередную партию солдат — они растерянно оглядывались. Огромная пекарня пекла в сутки двести тысяч хлебов. Солдаты жевали хлеб. Война пожирала солдат.
Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь»
Я по-прежнему прочитывал десятки газет: может быть, кто-нибудь на свете мыслит — следовательно, существует? Я искал, что говорят писатели. Меня не удивили воинственные речи Киплинга, Гауптмана, Лоти. Я смеялся над оперными выступлениями Д’Аннунцио, который требовал крови. Но и другие — Верхарн, Анатоль Франс, Мирбо, Уэллс, Томас Манн — повторяли то же, что говорили Пуанкаре или фон Бюлов. В некоторых газетах были белые пятна — статьи или сообщения, зачеркнутые цензурой (французы почему-то называют цензуру женским именем — Анастасия). Эти белые пятна меня несколько обнадеживали: кто-то знает правду, но не может её высказать.
Свидетельство современника:
«Леже привёз с фронта много рисунков. Он рисовал на отдыхе, в землянках, порой в окопах. Некоторые рисунки забрызганы дождём, некоторые разодраны; почти все — на грубой обёрточной бумаге. Странные, таинственные рисунки. Да, я этого никогда не видел, но мне кажется, что я видел именно это, только это. Леже — кубист, порой он схематичен, порой страшит раздроблением всего, что мы видим, но передо мной — лицо войны.
В его рисунках нет ничего личного, нет даже немцев или французов — просто люди. А может быть, и не люди вовсе — люди подчинены машине. Солдаты в касках, крупы лошадей, трубы походных кухонь, колёса орудий — всё это детали механизма.
Нет красок: и пушки, и лица солдат на войне теряют цвет. Прямые линии, плоскости, рисунки, похожие на чертежи, отсутствие произвольного, увлекательно неправильного. На войне нет места мечте. Хорошо оборудованный завод для уничтожения человечества. Эти листочки — обрывки планов, а срисовал их добродушный нормандец — Фернан Леже...»
Читая в Париже газеты, я всё же не мог себе представить, что фронт — это грандиозная машина, планомерно истребляющая людей. Подвиги, добродетели, страдания мало что решали: смерть была механической. В Кале я увидел, как деловито подготавливают эту смерть. Две тысячи триста автомобильных частей. Цифры, повсюду цифры. «Часть 617 для танка крупного калибра», «Рули 1301 для мотоциклеток»... Выгружали баранов из Австралии, муку из Канады, чай с Цейлона. Выгружали также очередную партию солдат — они растерянно оглядывались. Огромная пекарня пекла в сутки двести тысяч хлебов. Солдаты жевали хлеб. Война пожирала солдат.
Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь»
И в продолжение предыдущей записи — картины и рисунки Фернана Леже о войне
Андрей Константинов, герой транзитного времени
В этом мае исполнилось 25 лет сериалу «Бандитский Петербург». Первые два его сезона («Барон» и «Адвокат») я посмотрел тогда же, когда они и выходили — и меня, ребенка, они очень сильно впечатлили. Что-то в этом было такое неуловимо и странное, и страшное, и интересное. Татьяна Буланова, надрывающаяся в очень «твинпиксовском» кабаке с песней, в которой слова складываются в мрачные строки: Кончено, между нами все кончено / Мы расстанемся молча, но / Я знаю, что сожжены мосты. Печать скорби на лице актера Домогарова. Потертость и серость родного Петербурга. Абсолютно обреченные лица актеров Певцова и Дроздовой, чьи герои только что провели ночь вместе — а теперь смотрят в пустоту перед собой, ожидая неизбежного. Сталинские позы артиста Борисова, играющего вора в законе Антибиотика.
К этому юбилею написал об Андрее Константинове для Кинопоиска — не претендуя на исчерпывающее повествование, все же решил попробовать уловить его образ. Мне кажется, что у него получилось не просто стать одним из важных героев переходного времени (что само по себе сложно — когда все течет и меняется), но и описать странную, лиминальную природу этой эпохи. Когда двери открываются в пропасть, когда вчерашний богач сегодня лежит в канаве, когда все меняется по сто раз на дню — и надо как-то лавировать.
«Нормальное течение времени сломалось. Все оказались не там, где должны были. За одним столом встречаются люди, чей статус определен случайными событиями, а завтра их может смыть за борт новой волной. Вчерашний студент юрфака и прокурор становится бандитом; бывший чиновник и партийный бонза решает вопросы нелегального вывоза металлов; университетский товарищ, считавшийся погибшим в Афганистане, вдруг встает из могилы и оказывается живым и здоровым бригадиром петербургской ОПГ. Главный петербургский прокурор занимается сексом с секретаршей на рабочем месте; депутат Ленсовета, с трибуны призывающий к борьбе с преступностью, работает на вора в законе. Город, описываемый Константиновым, — переходный мир, где все постоянно меняются ролями.
„Бандитский Петербург“ был историей не про хороших и плохих, а про запутавшееся время. Про то, что правым и неправым может оказаться один и тот же человек в зависимости от того, с какой стороны ты на него смотришь. И все криминальные реалии не мужская романтика, как в „Бригаде“, а следствие потери ориентиров. Все это добавляло стандартному, казалось бы, криминальному сериалу глубину, которой часто не хватало другим российским проектам. В итоге сериал и сейчас воспринимается не как упражнение в жанре, а как отражение времени, как память о городе, которого нет».
P. S. Андрей Константинов был из тех людей, с которыми я мечтал когда-нибудь познакомиться поближе и о многом расспросить — и горько, что его с нами больше нет.
В этом мае исполнилось 25 лет сериалу «Бандитский Петербург». Первые два его сезона («Барон» и «Адвокат») я посмотрел тогда же, когда они и выходили — и меня, ребенка, они очень сильно впечатлили. Что-то в этом было такое неуловимо и странное, и страшное, и интересное. Татьяна Буланова, надрывающаяся в очень «твинпиксовском» кабаке с песней, в которой слова складываются в мрачные строки: Кончено, между нами все кончено / Мы расстанемся молча, но / Я знаю, что сожжены мосты. Печать скорби на лице актера Домогарова. Потертость и серость родного Петербурга. Абсолютно обреченные лица актеров Певцова и Дроздовой, чьи герои только что провели ночь вместе — а теперь смотрят в пустоту перед собой, ожидая неизбежного. Сталинские позы артиста Борисова, играющего вора в законе Антибиотика.
К этому юбилею написал об Андрее Константинове для Кинопоиска — не претендуя на исчерпывающее повествование, все же решил попробовать уловить его образ. Мне кажется, что у него получилось не просто стать одним из важных героев переходного времени (что само по себе сложно — когда все течет и меняется), но и описать странную, лиминальную природу этой эпохи. Когда двери открываются в пропасть, когда вчерашний богач сегодня лежит в канаве, когда все меняется по сто раз на дню — и надо как-то лавировать.
«Нормальное течение времени сломалось. Все оказались не там, где должны были. За одним столом встречаются люди, чей статус определен случайными событиями, а завтра их может смыть за борт новой волной. Вчерашний студент юрфака и прокурор становится бандитом; бывший чиновник и партийный бонза решает вопросы нелегального вывоза металлов; университетский товарищ, считавшийся погибшим в Афганистане, вдруг встает из могилы и оказывается живым и здоровым бригадиром петербургской ОПГ. Главный петербургский прокурор занимается сексом с секретаршей на рабочем месте; депутат Ленсовета, с трибуны призывающий к борьбе с преступностью, работает на вора в законе. Город, описываемый Константиновым, — переходный мир, где все постоянно меняются ролями.
„Бандитский Петербург“ был историей не про хороших и плохих, а про запутавшееся время. Про то, что правым и неправым может оказаться один и тот же человек в зависимости от того, с какой стороны ты на него смотришь. И все криминальные реалии не мужская романтика, как в „Бригаде“, а следствие потери ориентиров. Все это добавляло стандартному, казалось бы, криминальному сериалу глубину, которой часто не хватало другим российским проектам. В итоге сериал и сейчас воспринимается не как упражнение в жанре, а как отражение времени, как память о городе, которого нет».
P. S. Андрей Константинов был из тех людей, с которыми я мечтал когда-нибудь познакомиться поближе и о многом расспросить — и горько, что его с нами больше нет.
Кинопоиск
Юбилей «Бандитского Петербурга: как Андрей Константинов создал портрет 1990-х — Статьи на Кинопоиске
Профайл автора «Бандитского Петербурга» Андрея Константинова.
Forwarded from Canal du Midi
Наверное, надо выложить короткое описание всех книг двойного длинного списка премии «Большая книга» (видеоверсия будет дальше)
Номинация «Нон-фикшн»
1. Зоя Богуславская «Халатная жизнь»
Мемуары Богуславской, которая знала всех и помнит всех, напрочь лишенные какой бы то ни было структуры, но это никак не делает книгу хуже, а только лучше. Попадет в шорт-лист.
2. Людмила Вебер «Девочка и тюрьма»
Девочку арестовали по подозрению в убийстве, которого не было, девочку посадили в тюрьму, девочка подробно описала все, что с ней в тюрьме происходило, портреты сокамерниц довольно эффектные. Шансы на шорт-лист низкие.
3. Алексей Волынец «Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах»
Воеводу Рюму Языков загрыз кот, а воевода Поярков велел в голодную зиму есть трупы. Увлекательно, но шансы на шорт-лист не высокие.
4. Михаил Гундарин, Евгений Попов «САША (Александр Кабаков и его время)»
Совсем недавно Попов и Кабаков получали «Большую книгу» за биографическо-мемуарную книгу про Аксенова, а теперь Попов с другим постоянным соавтором пишет биографию самого Кабакова. Преданные читатели Попова легко догадаются, что из всего творческого наследия Кабакова будет сделан упор на нелюбовь писателя к либералам. С большой вероятностью войдет в шорт-лист. Самое интересное в книге — ее издатель, «Экологическая палата России».
5. Олег Демидов «Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова»
Главная проблема этой книги, то, что буквально только что уже вышла отличная биография Леонида Губанова — роман Эдуарда Лимонова «Москва майская». Шансы на шорт-лист невысокие.
6. Игорь Дуардович «Его страшный двойник»
Палладин журнала «Вопросы литературы» написал документальный триллер про жизнь Домбровского. Шансы на короткий список достаточно низкие.
7. Евфросиния Капустина «Люди, которых нет на карте»
Девушка в 2023 году полетела волонтерствовать в Гватемалу и Никарагуа. Возможно, это правильный вариант, как для оправдания существования, так и для попадания в шорт-лист.
8. Вячеслав Курицын «Главная русская книга»
Один из главных критиков 90-х написал превосходный пошаговый разбор «Войны и мира», от чтения которого получаешь колоссальное удовольствие. Надеюсь, что попадает в шорт-лист.
9. Елена Левкиевская «Белорусские мифы. От Мары и домашнего ужа до волколака и Злыдни»
Добротная работа по фольклору, больше подходящая премии «Просветитель».
10. Александр Ливергант «Даниель Дефо: факт или вымысел»
Блестящая биография Дефо, которая на самом деле вовсе не про Англию XVII-XVIII веков, а про нас здесь и сейчас. А еще там есть история про мужчину, которые начал ругать кошку и немедленно умер. Коты убивают — сквозная тема «Большой книги». Должна пройти в короткий список.
11. Елена Погорелая «Владислав Дворжецкий. Чужой человек»
Стандартная биография актера. Вряд ли пройдет в большой список.
12. Андрей Рубанов «Ледяная тетрадь»
Увы и ах, худший текст длинного списка, при том что я большой фанат прозы Рубанова. Это как бы биография Аввакума, но в реальности это просто пересказ википедических фактов из жизни самого известного протопопа в истории человечества, а в остальном Рубанов удивительно скучно разговаривает с радиоточкой. Зачем? Надеюсь, что она никуда не пройдет, а сочинитель забудет про эту книгу, как про страшный сон.
13. Олег Трушин «Паустовский: Растворивший время»
Довольно любопытная, но скорее типичная биография Паустовского. Впрочем, пророчу е1 хорошие шансы на попадание в короткий список.
14. Елена Холмогорова «Недрогнувшей рукой»
Хорошие мемуары хорошей критикессы. Как жить, когда вся твоя жизнь это сплошная литература и окололитература. Надеюсь, что пройдет в короткий список.
Номинация «Нон-фикшн»
1. Зоя Богуславская «Халатная жизнь»
Мемуары Богуславской, которая знала всех и помнит всех, напрочь лишенные какой бы то ни было структуры, но это никак не делает книгу хуже, а только лучше. Попадет в шорт-лист.
2. Людмила Вебер «Девочка и тюрьма»
Девочку арестовали по подозрению в убийстве, которого не было, девочку посадили в тюрьму, девочка подробно описала все, что с ней в тюрьме происходило, портреты сокамерниц довольно эффектные. Шансы на шорт-лист низкие.
3. Алексей Волынец «Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах»
Воеводу Рюму Языков загрыз кот, а воевода Поярков велел в голодную зиму есть трупы. Увлекательно, но шансы на шорт-лист не высокие.
4. Михаил Гундарин, Евгений Попов «САША (Александр Кабаков и его время)»
Совсем недавно Попов и Кабаков получали «Большую книгу» за биографическо-мемуарную книгу про Аксенова, а теперь Попов с другим постоянным соавтором пишет биографию самого Кабакова. Преданные читатели Попова легко догадаются, что из всего творческого наследия Кабакова будет сделан упор на нелюбовь писателя к либералам. С большой вероятностью войдет в шорт-лист. Самое интересное в книге — ее издатель, «Экологическая палата России».
5. Олег Демидов «Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова»
Главная проблема этой книги, то, что буквально только что уже вышла отличная биография Леонида Губанова — роман Эдуарда Лимонова «Москва майская». Шансы на шорт-лист невысокие.
6. Игорь Дуардович «Его страшный двойник»
Палладин журнала «Вопросы литературы» написал документальный триллер про жизнь Домбровского. Шансы на короткий список достаточно низкие.
7. Евфросиния Капустина «Люди, которых нет на карте»
Девушка в 2023 году полетела волонтерствовать в Гватемалу и Никарагуа. Возможно, это правильный вариант, как для оправдания существования, так и для попадания в шорт-лист.
8. Вячеслав Курицын «Главная русская книга»
Один из главных критиков 90-х написал превосходный пошаговый разбор «Войны и мира», от чтения которого получаешь колоссальное удовольствие. Надеюсь, что попадает в шорт-лист.
9. Елена Левкиевская «Белорусские мифы. От Мары и домашнего ужа до волколака и Злыдни»
Добротная работа по фольклору, больше подходящая премии «Просветитель».
10. Александр Ливергант «Даниель Дефо: факт или вымысел»
Блестящая биография Дефо, которая на самом деле вовсе не про Англию XVII-XVIII веков, а про нас здесь и сейчас. А еще там есть история про мужчину, которые начал ругать кошку и немедленно умер. Коты убивают — сквозная тема «Большой книги». Должна пройти в короткий список.
11. Елена Погорелая «Владислав Дворжецкий. Чужой человек»
Стандартная биография актера. Вряд ли пройдет в большой список.
12. Андрей Рубанов «Ледяная тетрадь»
Увы и ах, худший текст длинного списка, при том что я большой фанат прозы Рубанова. Это как бы биография Аввакума, но в реальности это просто пересказ википедических фактов из жизни самого известного протопопа в истории человечества, а в остальном Рубанов удивительно скучно разговаривает с радиоточкой. Зачем? Надеюсь, что она никуда не пройдет, а сочинитель забудет про эту книгу, как про страшный сон.
13. Олег Трушин «Паустовский: Растворивший время»
Довольно любопытная, но скорее типичная биография Паустовского. Впрочем, пророчу е1 хорошие шансы на попадание в короткий список.
14. Елена Холмогорова «Недрогнувшей рукой»
Хорошие мемуары хорошей критикессы. Как жить, когда вся твоя жизнь это сплошная литература и окололитература. Надеюсь, что пройдет в короткий список.