This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Военный медик о раненых и врачах: Минобороны считает их своей собственностью и рабами
Как обстоят дела с военной медициной в ВС РФ? Судя по пропагандистским материалам в СМИ, все просто замечательно – полевые госпитали оснащены высокотехнологичным оборудованием, 95% раненых возвращается в строй, медики не испытывают ни в чем нужды и благодарят руководство страны за заботу. В то же время мы видим кадры, как инвалидов на костылях отправляют в мясные штурмы. Вы скажете: Командиры— садисты, и будете правы. Но ведь именно врачи выписывают из госпиталей калек с кровоточащими ранами, которые даже ходить самостоятельно не могут, и не просто выписывают, а признают годными к службе. Разве они – не садисты?
- Как вы попали на фронт?
- Пошел добровольцем в октябре 2022 года. Уволился в июне 2024-го по достижении предельного возраста – 65 стукнуло.
- То есть вы заключили контракт с Минобороны, когда вам было 62 года?
- Да. Во время Великой Отечественной войны мой отец пытался уйти добровольцем на фронт, добавив себе два года. Номер не прошел, военком его обматерил и сообщил родителям. Я же все сделал по правилам – прошел в том числе и медкомиссию. Со здоровьем у меня действительно хорошо, работаю, занимаюсь спортом, бегаю полумарафон.
- Вы поддерживаете СВО?
- Если говорить о политике, то я никогда не поддерживал власть и тем более – войну. 24 года носил погоны, полтора года оттрубил в Афганистане, застал и первую чеченскую. Войну я знаю и ненавижу в любом виде. Но я – врач, я не убиваю людей, а только спасаю жизни. Поэтому моральных угрызений не испытываю.
- Как вы оцениваете сегодняшнее состояние военно-медицинской службы?
- Все познается в сравнении. Я начинал службу в конце 70-х. Техническое оснащение очень продвинулось, конечно. А вот организационные структуры сегодня пребывают в развале. Этому есть объективные причины: военная реформа Сердюкова была направлена на «оптимизацию» армии. До него у нас была еще советская структура – массовая армия развертывания с мощной тыловой базой, мобилизационной системой. На выходе же получилась парадно-полицейская армия, то есть та, что умеет маршировать на парадах (тут она, безусловно, лучшая в мире) и проводить контртеррористические операции.
Почти все ругают те реформы, но я считаю, что они были по крайней мере в задумке – верные. Зачем России массовая армия развертывания? Нападать на нашу страну объективно некому, кроме Китая, но тому – просто незачем. Да и кто осмелится напасть на страну с самым мощным ядерным потенциалом?
А вот по исполнению реформ – тут большие вопросы. В частности, медицинская составляющая вооруженных сил была признана избыточной и пошла под нож. Объяснить недалеким чиновникам, что военные госпитали всегда будут «избыточны» в мирное время, потому что они созданы для войны, невозможно. Разумным было бы не ломать уже отлаженный механизм, а вписать его в мирный контур. Катастрофы, наводнения, теракты, происходят и в мирное время. Вот для этих случаев и существует военная медицина.
Например, во время теракта на Дубровке в 2002 году отравленных заложников развозили в гражданские больницы, где персонал, во-первых, не имеет опыта работы с боевыми травмами, во-вторых, не способен быстро обрабатывать большой поток раненых. В то же время квалифицированных военных медиков к ликвидации последствий теракта не привлекали. То же самое касается чрезвычайных ситуаций в регионах. Невозможно взять и заставить гражданских врачей поехать в Якутию работать в палаточных госпиталях во время лесных пожаров. Военные медики именно для этого и подготовлены.
То есть их и в мирное время можно было обеспечить работой, снизив нагрузку на МЧС и гражданские больницы. Но вместо этого при Сердюкове массово ликвидировались госпиталя, была почти полностью похерена система санаторно-курортного лечения, порезана система подготовки кадров.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Но вот Кремль затеял большую войну под брендом «спецоперации», и тут-то выясняется, что под нее надо разворачивать всю инфраструктуру массовой армии. Но военная медицина – это такая штука, которую можно быстро разрушить, а чтобы восстановить, требуется 10-15 лет. Проблема усугубляется тем, что гражданская медицина тоже заоптимизирована до состояния недееспособности, что во всей красе продемонстрировала нам пандемия.
Невозможно взять и укомплектовать госпитали гражданскими медиками. Тут специфика другая, например, часто мы имеем дело с сочетанными травмами, то есть когда у пациента и ожог, и множественные осколочные, и контузия. Гражданские врачи просто теряются в такой ситуации. Они привыкли лечить то, что умеют. Сдал пациент анализы – и пошел по профильным врачам. Каждый отвечает только за свое направление. У нас подход абсолютно другой: необходимо игнорировать то, что в данный момент не опасно, и устранить причину возможной смерти. Грубо говоря, в теле 15 осколков, и один – в легком. Вытащить надо именно его, а остальные – удалить вместе с ногой, потому что раненый не выдержит длительной операции, а отложить ногу на потом, когда стабилизируется дыхательная система, не получится – он умрет от занесенной инфекции. И все это надо оценить буквально на глаз в первые же минуты. В этом специфика военной медицины, если объяснять простыми словами.
- Вы так и не ответили на вопрос о том, с чем предстоит столкнуться раненым российским солдатам.
- Я вынужден так издалека начинать, чтобы была понятна ситуация в целом. Военные медики в России традиционно очень сильные. Не скажу, что лучшие в мире, чтоб не хвастаться, но сами посудите: Россия с петровских времен, когда в стране появилась медицина европейского типа, постоянно воевала, поэтому у медиков была возможность наращивать опыт, делиться им с молодежью. Сильной стороной российской и советской военной медицины была великолепная организация. Проще говоря, конвейер медпомощи был отлажен на всех уровнях. Сегодня же мы увязли в большой войне, имея разрушенную структуру. Есть отличный хирург с большим опытом, есть хорошо оснащенный госпиталь, опытный персонал, но не налажена система эвакуации раненых. Чтобы спасти жизнь солдату, его нужно вовремя доставить на операционный стол. Упущено время – смерть. Но в логистике и заключается слабое звено.
Другой момент. Начинать-то надо даже не с эвакуации, а с самопомощи: каждый боец должен уметь оказать первичную помощь и себе, и товарищу. Причем комплексно – надо не только наложить жгут, затомпонировать рану, но и обезболить, правильно зафиксировать конечность, продезинфицировать. Какая разница, умрет боец от потери крови или от занесенной инфекции? Но большинство уверено, что достаточно остановить кровотечение – а дальше пусть доктора разбираются. Уровень санподготовки в войсках крайне низок. И это – основная причина раневой летальности.
Дело, конечно, еще и в том, что, собственно, сейчас любая подготовка солдат, в том числе основе оказания самому себе медицинской помощи на поле боя, чистой воды профанация! Покажут, как вязать жгут и то кое-как, вот и все обучение. При этом, что выдается штатно солдатам использовать НЕВОЗМОЖНО! Китайский, самый дешевый (при этом наверняка еще и просроченный) жгут моментально рвется, и боец вынужден умереть от потери крови. Безумно прискорбно и грустно от такого отношения власти к своим же ребятам, но правда есть правда…
- То есть по-вашему солдаты сами виноваты, что не могут оказать себе помощь?
- Кто виноват – вопрос философский. Давайте обратимся к фактам. Убивает сразу разорвавшийся снаряд, грубо говоря, каждого десятого. Одного убило, 9 получили ранения. Из этих 9 раненых двоих уже не спасти – они умрут в течение 30 минут, а трое будут ранены тяжело, их возможно спасти, если товарищи окажут им первую помощь, и они будут доставлены в медпункт в течение часа. Но это за гранью фантастики. Не прилетит на поляну санитарный вертолет, как в фильме, значит эти трое тоже покойники. Осталось пятеро раненых, из которых двое могут передвигаться, а трое – нет. Для этих троих – критическое время – 4-5 часов.
Невозможно взять и укомплектовать госпитали гражданскими медиками. Тут специфика другая, например, часто мы имеем дело с сочетанными травмами, то есть когда у пациента и ожог, и множественные осколочные, и контузия. Гражданские врачи просто теряются в такой ситуации. Они привыкли лечить то, что умеют. Сдал пациент анализы – и пошел по профильным врачам. Каждый отвечает только за свое направление. У нас подход абсолютно другой: необходимо игнорировать то, что в данный момент не опасно, и устранить причину возможной смерти. Грубо говоря, в теле 15 осколков, и один – в легком. Вытащить надо именно его, а остальные – удалить вместе с ногой, потому что раненый не выдержит длительной операции, а отложить ногу на потом, когда стабилизируется дыхательная система, не получится – он умрет от занесенной инфекции. И все это надо оценить буквально на глаз в первые же минуты. В этом специфика военной медицины, если объяснять простыми словами.
- Вы так и не ответили на вопрос о том, с чем предстоит столкнуться раненым российским солдатам.
- Я вынужден так издалека начинать, чтобы была понятна ситуация в целом. Военные медики в России традиционно очень сильные. Не скажу, что лучшие в мире, чтоб не хвастаться, но сами посудите: Россия с петровских времен, когда в стране появилась медицина европейского типа, постоянно воевала, поэтому у медиков была возможность наращивать опыт, делиться им с молодежью. Сильной стороной российской и советской военной медицины была великолепная организация. Проще говоря, конвейер медпомощи был отлажен на всех уровнях. Сегодня же мы увязли в большой войне, имея разрушенную структуру. Есть отличный хирург с большим опытом, есть хорошо оснащенный госпиталь, опытный персонал, но не налажена система эвакуации раненых. Чтобы спасти жизнь солдату, его нужно вовремя доставить на операционный стол. Упущено время – смерть. Но в логистике и заключается слабое звено.
Другой момент. Начинать-то надо даже не с эвакуации, а с самопомощи: каждый боец должен уметь оказать первичную помощь и себе, и товарищу. Причем комплексно – надо не только наложить жгут, затомпонировать рану, но и обезболить, правильно зафиксировать конечность, продезинфицировать. Какая разница, умрет боец от потери крови или от занесенной инфекции? Но большинство уверено, что достаточно остановить кровотечение – а дальше пусть доктора разбираются. Уровень санподготовки в войсках крайне низок. И это – основная причина раневой летальности.
Дело, конечно, еще и в том, что, собственно, сейчас любая подготовка солдат, в том числе основе оказания самому себе медицинской помощи на поле боя, чистой воды профанация! Покажут, как вязать жгут и то кое-как, вот и все обучение. При этом, что выдается штатно солдатам использовать НЕВОЗМОЖНО! Китайский, самый дешевый (при этом наверняка еще и просроченный) жгут моментально рвется, и боец вынужден умереть от потери крови. Безумно прискорбно и грустно от такого отношения власти к своим же ребятам, но правда есть правда…
- То есть по-вашему солдаты сами виноваты, что не могут оказать себе помощь?
- Кто виноват – вопрос философский. Давайте обратимся к фактам. Убивает сразу разорвавшийся снаряд, грубо говоря, каждого десятого. Одного убило, 9 получили ранения. Из этих 9 раненых двоих уже не спасти – они умрут в течение 30 минут, а трое будут ранены тяжело, их возможно спасти, если товарищи окажут им первую помощь, и они будут доставлены в медпункт в течение часа. Но это за гранью фантастики. Не прилетит на поляну санитарный вертолет, как в фильме, значит эти трое тоже покойники. Осталось пятеро раненых, из которых двое могут передвигаться, а трое – нет. Для этих троих – критическое время – 4-5 часов.
Если за это время их удастся прооперировать – есть шанс не только спасти им жизнь, но и вернуть в строй. В реалиях текущей войны эти раненые – уже не жильцы. Эвакуация с поля боя, как система, в российской армии отсутствует.
Это не потому, что всем плевать на судьбу раненых, просто в условиях, когда у тебя над головой непрерывно висят дроны, она фактически невозможна. В лучшем случае придется ждать до ночи. Так что трое обездвиженных раненых все равно будут потеряны. Шансы есть лишь у двоих легкораненых, которые способны двигаться сами. И если они смогут добраться до своих позиций. В этом случае имеет значение их навык самопомощи. Ведь пока не доберутся до своих, надеяться не на кого. Но если добрались, то надо еще как-то попасть в госпиталь к квалифицированным специалистам. Здесь снова проблемы. Раскисла дорога – машина не пройдет. Да и не ездят эвакуационные машины на ЛБС по запросу. Во-первых, водитель не знает дороги. Во-вторых, первого уже достаточно.
Команда эвакуации забирает раненых на сборном пункте, обычно это 5-10 км от ЛБС. Дроны и там, конечно, шалят, но это уже не зона сплошного поражения. Однако эти 5-10 км от передовой надо как-то преодолеть, и с этим возникают сложности. Был в моей практике случай – словил боец в запястье осколок размером в спичечную головку. Так он его сам себе пинцетом удалил, потому что боялся, что до пункта эвакуации не доберется – там весь путь простреливается. Думал, само заживет. Через день рука опухла, через три потеряла подвижность, температура подскочила до 40. Через пять суток я ее ампутировал. Еще через два дня раненый впал в кому – ослабленный организм так отреагировал на антибиотик. С раневой инфекцией шутки плохи. К счастью, удалось его оперативно доставить в Москву, жизнь ему спасли. Но остаться без руки в 23 года – никому не пожелаешь такого.
Что мы имеем в итоге в нашем умозрительном примере: из девяти раненых взрывом снаряда выживают только двое легкораненых и то с риском получить сильные осложнения. Если раненый попал в госпиталь – он может рассчитывать на квалифицированную помощь. Но большинство до госпиталя не доживают. Я не пугаю, просто такова реальность.
- Каково в потерях соотношение убитых и раненых?
- Такой статистики нет. В Афганистане боевые ранения получили 40 тысяч человек, погибшие в боях и умершие от ран – 9 тысяч и 2 тысячи человек соответственно. То есть примерно на одного погибшего приходилось четыре спасенных раненых. Точных цифр я по памяти не назову, но порядок верен. Основную нагрузку госпиталям обеспечивали инфекционные больные – их было свыше 400 тысяч, более 800 скончались.
Сегодня осмелюсь предположить, что на одного выжившего раненого приходится минимум двое погибших и умерших от ран. Поэтому статистика по раненым строжайше засекречена, ведь по ней можно судить об общих потерях.
- Минобороны отчитывается о 98% раненых, возвращенных в строй. Как вы это прокомментируете?
- Есть три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика. Госпитальной смертности, получается, практически нет, она где-то на уровне 0,4%. Это чисто бухгалтерские фокусы. Если раненый умер на койке, то его можно «уволить задним числом». В акте о смерти пишется, что поступил мертвым. Кто проверит? Иногда даже на две недели дату смерти смещали. Начальству нужна красивая отчетность – вот и получите.
Но этому есть и другое объяснение. В Афганистане госпитальная смертность была на уровне 5% не потому, что плохо лечили, а потому что эвакуировали даже очень тяжелораненых, многие из которых – не жильцы. При необходимости – вертолетом. Сегодня тяжелораненые из штурмовых подразделений вообще не имеют шансов. Они умирают в серой зоне, многие, чтоб избавиться от мучений, сами сводят счеты с жизнью. В госпиталя попадают только очень живучие и очень везучие – кто сам смог вернуться на позиции или кого вынесли, грамотно оказали первую помощь, потом быстро доставили в госпиталь.
Это не потому, что всем плевать на судьбу раненых, просто в условиях, когда у тебя над головой непрерывно висят дроны, она фактически невозможна. В лучшем случае придется ждать до ночи. Так что трое обездвиженных раненых все равно будут потеряны. Шансы есть лишь у двоих легкораненых, которые способны двигаться сами. И если они смогут добраться до своих позиций. В этом случае имеет значение их навык самопомощи. Ведь пока не доберутся до своих, надеяться не на кого. Но если добрались, то надо еще как-то попасть в госпиталь к квалифицированным специалистам. Здесь снова проблемы. Раскисла дорога – машина не пройдет. Да и не ездят эвакуационные машины на ЛБС по запросу. Во-первых, водитель не знает дороги. Во-вторых, первого уже достаточно.
Команда эвакуации забирает раненых на сборном пункте, обычно это 5-10 км от ЛБС. Дроны и там, конечно, шалят, но это уже не зона сплошного поражения. Однако эти 5-10 км от передовой надо как-то преодолеть, и с этим возникают сложности. Был в моей практике случай – словил боец в запястье осколок размером в спичечную головку. Так он его сам себе пинцетом удалил, потому что боялся, что до пункта эвакуации не доберется – там весь путь простреливается. Думал, само заживет. Через день рука опухла, через три потеряла подвижность, температура подскочила до 40. Через пять суток я ее ампутировал. Еще через два дня раненый впал в кому – ослабленный организм так отреагировал на антибиотик. С раневой инфекцией шутки плохи. К счастью, удалось его оперативно доставить в Москву, жизнь ему спасли. Но остаться без руки в 23 года – никому не пожелаешь такого.
Что мы имеем в итоге в нашем умозрительном примере: из девяти раненых взрывом снаряда выживают только двое легкораненых и то с риском получить сильные осложнения. Если раненый попал в госпиталь – он может рассчитывать на квалифицированную помощь. Но большинство до госпиталя не доживают. Я не пугаю, просто такова реальность.
- Каково в потерях соотношение убитых и раненых?
- Такой статистики нет. В Афганистане боевые ранения получили 40 тысяч человек, погибшие в боях и умершие от ран – 9 тысяч и 2 тысячи человек соответственно. То есть примерно на одного погибшего приходилось четыре спасенных раненых. Точных цифр я по памяти не назову, но порядок верен. Основную нагрузку госпиталям обеспечивали инфекционные больные – их было свыше 400 тысяч, более 800 скончались.
Сегодня осмелюсь предположить, что на одного выжившего раненого приходится минимум двое погибших и умерших от ран. Поэтому статистика по раненым строжайше засекречена, ведь по ней можно судить об общих потерях.
- Минобороны отчитывается о 98% раненых, возвращенных в строй. Как вы это прокомментируете?
- Есть три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика. Госпитальной смертности, получается, практически нет, она где-то на уровне 0,4%. Это чисто бухгалтерские фокусы. Если раненый умер на койке, то его можно «уволить задним числом». В акте о смерти пишется, что поступил мертвым. Кто проверит? Иногда даже на две недели дату смерти смещали. Начальству нужна красивая отчетность – вот и получите.
Но этому есть и другое объяснение. В Афганистане госпитальная смертность была на уровне 5% не потому, что плохо лечили, а потому что эвакуировали даже очень тяжелораненых, многие из которых – не жильцы. При необходимости – вертолетом. Сегодня тяжелораненые из штурмовых подразделений вообще не имеют шансов. Они умирают в серой зоне, многие, чтоб избавиться от мучений, сами сводят счеты с жизнью. В госпиталя попадают только очень живучие и очень везучие – кто сам смог вернуться на позиции или кого вынесли, грамотно оказали первую помощь, потом быстро доставили в госпиталь.
Что касается легкораненых, особенно контуженных, то часто их вообще не отпускают из подразделений. Дадут отлежаться несколько дней – и снова гонят на боевые. Болезни не считаются основанием покидать часть, а они тоже приводят порой к смерти, особенно легочные инфекции.
- То есть глянцевая статистика обусловлена тем, что раненых просто доводят до смерти неоказанием помощи?
- Да, проблема такая есть. Ну и врут в отчетности, конечно, безбожно. Я честно скажу, что такого жестокого отношения к личному составу и близко не было в Советской армии и вообще до этой войны.
- Чем вы объясните откровенно садистские практики отправки недолеченных раненых, буквально на костылях под конвоем обратно в подразделения?
- Вот это, конечно, чистый беспредел. И все в погоне за красивой процентовкой возвращения в строй. Минобороны дает такую установку, что лицо, заключившее контракт – это их собственность, типа крепостного. Они же купили мужика, поэтому отпускать его на волю нельзя. А дальше в дело идет нехитрая манипуляция. Может безногий человек работать писарем в штабе? Может, следовательно его надо признать годным к военной службе и вернуть хозяину. А хозяин уже не смотрит на категорию годности – раз годен, значит иди на штурм.
- Почему врачи идут на поводу у Минобороны?
- Так они сами – такая же собственность Минобороны, раз погоны носят. Никто не хочет спорить с начальством. Я к этой дичи отношения не имел, работал обычным хирургом, почти год – в полевом госпитале. И начальник у меня был хороший, старой закалки лекарь. Его на войну сослали как бы в ссылку с понижением. Он с руководством военного округа был на ножах, его намеренно подставили по бухгалтерии и предложили на выбор: или командировка «за ленту», или уголовное дело. Коллектив у нас был хороший, в основном из стариков. Ну и работали так, что молодые рты открывали от изумления.
- В соцсетях много жалоб на медперсонал, который относится к пациентам хуже, чем ветеринары к скоту. Согласны с этим?
- Не спорю, эксцессов хватает. Но не надо все валить на медперсонал. Я ведь не зря начал с реформ Сердюкова, которые буквально похоронили отлаженную систему военной медицины. У парадно-полицейской армии, участвующей лишь в локальных конфликтах, не может быть большого потока раненых. А мы ведем войну большого формата, причем поток раненых в период активных боевых действий идет, как девятый вал. Я наблюдал, как молодые врачи натурально падали в обморок от усталости после 14-часовой смены. И это каждый день без выходных. Условия, прямо скажем, бесчеловечные. Как реакция – люди эмоционально выгорают, становятся раздражительными, агрессивными. Для них раненый – не объект заботы, а источник проблем.
С другой стороны, пациенты – тоже не подарочек, много откровенно маргинального контингента, пошедшего на войну исключительно за длинным рублем: говорят исключительно матом, могут и ударить. Бывшие зеки, особенно если «крыша прохудилась», вообще проблемные товарищи. Очень сложно в таких условиях сохранять самообладание. У меня-то хорошая закалка, но ведь часто врачи – бывшие гражданские, которые пошли в армию за высокими окладами и льготами. Но их не предупредили, что они тоже становятся рабами Минобороны, и вынуждены жить и работать в совершенно скотских условиях. Поэтому все, что вы говорите – следствие именно системных проблем.
- Один контрактник отмечает проблему с обезболивающим: промедлол запрещен, а разрешенные препараты – очень слабые.
- Нет, он не прав. Промедол используется широко. Проблема в том, что он отнесен к наркотическим веществам и в свободной продаже его нет. В индивидуальной аптечке он должен быть, но бойцов не всегда обеспечивают ею. Или аптечку выдали, но промедола в ней нет. Кайфоловы уже его употребили. Так что покупать ИПП и медикаменты приходится самим, а продажа мощных анестетиков нелегальна. В результате этого бардака промедола нет там, где он нужен, а там, где он есть – его разворовывают.
- То есть глянцевая статистика обусловлена тем, что раненых просто доводят до смерти неоказанием помощи?
- Да, проблема такая есть. Ну и врут в отчетности, конечно, безбожно. Я честно скажу, что такого жестокого отношения к личному составу и близко не было в Советской армии и вообще до этой войны.
- Чем вы объясните откровенно садистские практики отправки недолеченных раненых, буквально на костылях под конвоем обратно в подразделения?
- Вот это, конечно, чистый беспредел. И все в погоне за красивой процентовкой возвращения в строй. Минобороны дает такую установку, что лицо, заключившее контракт – это их собственность, типа крепостного. Они же купили мужика, поэтому отпускать его на волю нельзя. А дальше в дело идет нехитрая манипуляция. Может безногий человек работать писарем в штабе? Может, следовательно его надо признать годным к военной службе и вернуть хозяину. А хозяин уже не смотрит на категорию годности – раз годен, значит иди на штурм.
- Почему врачи идут на поводу у Минобороны?
- Так они сами – такая же собственность Минобороны, раз погоны носят. Никто не хочет спорить с начальством. Я к этой дичи отношения не имел, работал обычным хирургом, почти год – в полевом госпитале. И начальник у меня был хороший, старой закалки лекарь. Его на войну сослали как бы в ссылку с понижением. Он с руководством военного округа был на ножах, его намеренно подставили по бухгалтерии и предложили на выбор: или командировка «за ленту», или уголовное дело. Коллектив у нас был хороший, в основном из стариков. Ну и работали так, что молодые рты открывали от изумления.
- В соцсетях много жалоб на медперсонал, который относится к пациентам хуже, чем ветеринары к скоту. Согласны с этим?
- Не спорю, эксцессов хватает. Но не надо все валить на медперсонал. Я ведь не зря начал с реформ Сердюкова, которые буквально похоронили отлаженную систему военной медицины. У парадно-полицейской армии, участвующей лишь в локальных конфликтах, не может быть большого потока раненых. А мы ведем войну большого формата, причем поток раненых в период активных боевых действий идет, как девятый вал. Я наблюдал, как молодые врачи натурально падали в обморок от усталости после 14-часовой смены. И это каждый день без выходных. Условия, прямо скажем, бесчеловечные. Как реакция – люди эмоционально выгорают, становятся раздражительными, агрессивными. Для них раненый – не объект заботы, а источник проблем.
С другой стороны, пациенты – тоже не подарочек, много откровенно маргинального контингента, пошедшего на войну исключительно за длинным рублем: говорят исключительно матом, могут и ударить. Бывшие зеки, особенно если «крыша прохудилась», вообще проблемные товарищи. Очень сложно в таких условиях сохранять самообладание. У меня-то хорошая закалка, но ведь часто врачи – бывшие гражданские, которые пошли в армию за высокими окладами и льготами. Но их не предупредили, что они тоже становятся рабами Минобороны, и вынуждены жить и работать в совершенно скотских условиях. Поэтому все, что вы говорите – следствие именно системных проблем.
- Один контрактник отмечает проблему с обезболивающим: промедлол запрещен, а разрешенные препараты – очень слабые.
- Нет, он не прав. Промедол используется широко. Проблема в том, что он отнесен к наркотическим веществам и в свободной продаже его нет. В индивидуальной аптечке он должен быть, но бойцов не всегда обеспечивают ею. Или аптечку выдали, но промедола в ней нет. Кайфоловы уже его употребили. Так что покупать ИПП и медикаменты приходится самим, а продажа мощных анестетиков нелегальна. В результате этого бардака промедола нет там, где он нужен, а там, где он есть – его разворовывают.
- Другая распространенная жалоба солдат, прошедших жернова военной медицины – повальный дефицит лекарств.
- Речь даже не о лекарствах, а о расходниках. Возьмем банальную перекись водорода, что используется для отслоения бинтов от ран. Снабжаются им госпиталя исправно, но по нормативам мирного времени. У нас же официально войны нет, военного положения нет и даже режим ЧС не введен. Соответственно, антисептик быстро заканчивается, приходится бинты отдирать «насухую», что весьма болезненно. Раненые воспринимают это чуть ли не как намеренное издевательство.
- То есть даже в военный госпиталь надо ехать со своей простыней и медикаментами?
- Кстати, одноразовые простыни – тоже большой дефицит. И если бы можно было купить их в аптеке – уже неплохо. Но когда госпиталь расположен в разрушенном городе, в подвале, то где купишь все эти расходники?
- В Украине развито волонтерское движение, они поддерживают госпиталя.
- Знаю, нас тоже волонтеры часто выручали, но они не могут заменить собой государственную систему снабжения. К тому же бюрократы изрядно портят жизнь. Например, особисты как-то возбудились и наложили строжайший запрет на прием любых препаратов от волонтеров. Объясняли это тем, что дескать украинские спецслужбы подсовывают через волонтеров яд вместо физраствора. С чего они это взяли – загадка, мне такие факты не известны, но проблем они своей паранойей добавили. В тыловых госпиталях та же картина – там порой пациенты покупают препараты сами и доставляют их по сложной схеме, словно наркотики в тюрьму. Дебилизм непобедим!
- Очень часто приходится слышать, что раненым ампутируют конечности лишь потому, что это проще, менее затратно, чем спасти их. То есть врачам просто лень возиться.
- Я бы не стал огульно обвинять медперсонал. У военных медиков главный приоритет – спасение жизни. Если у меня есть основания полагать, что попытка сохранить конечность поставит под угрозу жизнь пациента, я не буду рисковать. Другой аспект: я уже упоминал, что нагрузка на персонал временами запредельная. То есть порой выбор стоит так: этому парню можно попытаться спасти руку, что потребует 6-часовой операции с привлечением двух хирургов. Но у меня на приемке 15 раненых и за это время двое из них умрут, не дождавшись своей очереди на операционном столе. В данном случае я руководствуюсь приоритетом – жизнь важнее.
Наконец, часто, действительно, конечность можно БЫЛО БЫ спасти, если бы не катастрофически низкий уровень медподготовки в войсках. Наложенный жгут или турникет – это не способ остановки кровотечения, это способ остановки кровоснабжения конечности. Безопасное время – час, причем через каждые 15 минут надо жгут ослаблять А у нас, как зачастую, приходит раненый, а у него рука уже фиолетовая. Как жгут наложили два дня назад, так и не снимали. Ну все – тут уже только резать.
- В СМИ постоянно проходит информация о том, что власти в регионах передали под нужды военных то одно, то другое медучреждение. Получается, что доступность медпомощи для населения из-за этого снижается?
- Не совсем так. Возрастающие трудности с доступом к медуслугам – следствие неостановимого оттока кадров. Медики увольняются, потому что условия труда ухудшаются: нагрузка растет, а зарплаты – нет. Во время войны часть сотрудников перетекла в военные медучреждения. А нагрузка на гражданских врачей выросла как из-за нехватки персонала, так и по причине того, что военных стали посылать долечиваться в гражданские больницы, коек в госпиталях не хватает. Соответственно, условия труда во время войны еще более ухудшились, что усилило кадровый отток.
Война – не причина, а катализатор кризиса. Что касается совмещения потоков военных и гражданских – это, действительно, крайне нежелательно. И дело не только в том, что специфика боевых травм требует специальных подходов. В военных госпиталях активное использование антибиотиков создает угрозу мутации бактерий, таким образом раненые становятся источником распространения так называемых супербактерий, резистентных к антибиотикам.
- Речь даже не о лекарствах, а о расходниках. Возьмем банальную перекись водорода, что используется для отслоения бинтов от ран. Снабжаются им госпиталя исправно, но по нормативам мирного времени. У нас же официально войны нет, военного положения нет и даже режим ЧС не введен. Соответственно, антисептик быстро заканчивается, приходится бинты отдирать «насухую», что весьма болезненно. Раненые воспринимают это чуть ли не как намеренное издевательство.
- То есть даже в военный госпиталь надо ехать со своей простыней и медикаментами?
- Кстати, одноразовые простыни – тоже большой дефицит. И если бы можно было купить их в аптеке – уже неплохо. Но когда госпиталь расположен в разрушенном городе, в подвале, то где купишь все эти расходники?
- В Украине развито волонтерское движение, они поддерживают госпиталя.
- Знаю, нас тоже волонтеры часто выручали, но они не могут заменить собой государственную систему снабжения. К тому же бюрократы изрядно портят жизнь. Например, особисты как-то возбудились и наложили строжайший запрет на прием любых препаратов от волонтеров. Объясняли это тем, что дескать украинские спецслужбы подсовывают через волонтеров яд вместо физраствора. С чего они это взяли – загадка, мне такие факты не известны, но проблем они своей паранойей добавили. В тыловых госпиталях та же картина – там порой пациенты покупают препараты сами и доставляют их по сложной схеме, словно наркотики в тюрьму. Дебилизм непобедим!
- Очень часто приходится слышать, что раненым ампутируют конечности лишь потому, что это проще, менее затратно, чем спасти их. То есть врачам просто лень возиться.
- Я бы не стал огульно обвинять медперсонал. У военных медиков главный приоритет – спасение жизни. Если у меня есть основания полагать, что попытка сохранить конечность поставит под угрозу жизнь пациента, я не буду рисковать. Другой аспект: я уже упоминал, что нагрузка на персонал временами запредельная. То есть порой выбор стоит так: этому парню можно попытаться спасти руку, что потребует 6-часовой операции с привлечением двух хирургов. Но у меня на приемке 15 раненых и за это время двое из них умрут, не дождавшись своей очереди на операционном столе. В данном случае я руководствуюсь приоритетом – жизнь важнее.
Наконец, часто, действительно, конечность можно БЫЛО БЫ спасти, если бы не катастрофически низкий уровень медподготовки в войсках. Наложенный жгут или турникет – это не способ остановки кровотечения, это способ остановки кровоснабжения конечности. Безопасное время – час, причем через каждые 15 минут надо жгут ослаблять А у нас, как зачастую, приходит раненый, а у него рука уже фиолетовая. Как жгут наложили два дня назад, так и не снимали. Ну все – тут уже только резать.
- В СМИ постоянно проходит информация о том, что власти в регионах передали под нужды военных то одно, то другое медучреждение. Получается, что доступность медпомощи для населения из-за этого снижается?
- Не совсем так. Возрастающие трудности с доступом к медуслугам – следствие неостановимого оттока кадров. Медики увольняются, потому что условия труда ухудшаются: нагрузка растет, а зарплаты – нет. Во время войны часть сотрудников перетекла в военные медучреждения. А нагрузка на гражданских врачей выросла как из-за нехватки персонала, так и по причине того, что военных стали посылать долечиваться в гражданские больницы, коек в госпиталях не хватает. Соответственно, условия труда во время войны еще более ухудшились, что усилило кадровый отток.
Война – не причина, а катализатор кризиса. Что касается совмещения потоков военных и гражданских – это, действительно, крайне нежелательно. И дело не только в том, что специфика боевых травм требует специальных подходов. В военных госпиталях активное использование антибиотиков создает угрозу мутации бактерий, таким образом раненые становятся источником распространения так называемых супербактерий, резистентных к антибиотикам.
И если в медучреждении недостаточно строгие меры инфекционной защиты, то это создает большие угрозы.
- Александр Моисеевич, что вы можете сказать тем людям, которые намереваются отправиться добровольцами на войну?
- Как врач, я вынужден честно их предупредить: выживаемость солдат на фронте сегодня многократно ниже, чем в Афганистане или на чеченской войне. Если речь о штурмовых подразделениях, то это почти всегда билет в один конец. Но именно туда и направляется основной поток добровольцев для восполнения потерь.
Принимая решение о заключении контракта, надо четко это осознавать, а не уповать на авось. Если же вы твердо решили разменять свою жизнь на деньги, по крайней мере не экономьте на приобретении аптечки, не надейтесь, что ее вам выдадут. Не рассчитывайте на качественный инструктаж в учебке, там вас готовят к смерти, а не к выживанию. Хотя бы на Ютьюбе прослушайте курс тактической медицины, потренируйтесь накладывать жгут, делать перевязку себе и товарищу. Это примерно на треть увеличит ваши шансы на выживание в случае ранения.
Но еще раз констатирую: нет ни одного контрактника, что прошел через мой операционный стол, который не сожалел бы о том, что отправился на войну. Никакие деньги не стоят жизни или утраченного здоровья, особенно для молодых людей.
📌 ОТ РЕДАКЦИИ: надеемся, что все вышеизложенное окажет-таки влияние на тех, кто все еще думает успеть «поднять бабла» и заработать на квартиру, заключив контракт. Ребята, помните, что даже если вы останетесь живым после этой войны, то далеко не факт, что вы сохраните руки и ноги, и не станете манекеном, который каждый день будет проклинать свою жадность, наблюдая с завистью за здоровыми парнями на улице. Но даже если вам и повезет остаться живым и здоровым, то поймите уже наконец, НИКТО И НИКОГДА не даст вам вернуться домой с большими деньгами. Ваши командиры сделают всё, чтобы заставить вас «поделиться» заработанными на убийствах деньгами, сделав так, что бОльшая часть вашего заработка осядет именно в ИХ карманах…
✅ Transformator | Подписаться
Обязательно поделитесь этой статьей с близкими и друзьями!
- Александр Моисеевич, что вы можете сказать тем людям, которые намереваются отправиться добровольцами на войну?
- Как врач, я вынужден честно их предупредить: выживаемость солдат на фронте сегодня многократно ниже, чем в Афганистане или на чеченской войне. Если речь о штурмовых подразделениях, то это почти всегда билет в один конец. Но именно туда и направляется основной поток добровольцев для восполнения потерь.
Принимая решение о заключении контракта, надо четко это осознавать, а не уповать на авось. Если же вы твердо решили разменять свою жизнь на деньги, по крайней мере не экономьте на приобретении аптечки, не надейтесь, что ее вам выдадут. Не рассчитывайте на качественный инструктаж в учебке, там вас готовят к смерти, а не к выживанию. Хотя бы на Ютьюбе прослушайте курс тактической медицины, потренируйтесь накладывать жгут, делать перевязку себе и товарищу. Это примерно на треть увеличит ваши шансы на выживание в случае ранения.
Но еще раз констатирую: нет ни одного контрактника, что прошел через мой операционный стол, который не сожалел бы о том, что отправился на войну. Никакие деньги не стоят жизни или утраченного здоровья, особенно для молодых людей.
📌 ОТ РЕДАКЦИИ: надеемся, что все вышеизложенное окажет-таки влияние на тех, кто все еще думает успеть «поднять бабла» и заработать на квартиру, заключив контракт. Ребята, помните, что даже если вы останетесь живым после этой войны, то далеко не факт, что вы сохраните руки и ноги, и не станете манекеном, который каждый день будет проклинать свою жадность, наблюдая с завистью за здоровыми парнями на улице. Но даже если вам и повезет остаться живым и здоровым, то поймите уже наконец, НИКТО И НИКОГДА не даст вам вернуться домой с большими деньгами. Ваши командиры сделают всё, чтобы заставить вас «поделиться» заработанными на убийствах деньгами, сделав так, что бОльшая часть вашего заработка осядет именно в ИХ карманах…
Обязательно поделитесь этой статьей с близкими и друзьями!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Друзья, подводим итоги майского конкурса на ЛУЧШИЕ ЭССЕ.
Спасибо каждому за участие!
Из множества достойных работ редакция выбрала трёх победителей.
▪️@VasoCh34
▪️Подписчик, который пожелал остаться анонимным
▪️@skoryk_alex
Работы победителей будем публиковать на нашем канале в течение этого месяца.
Если у вас есть чем поделиться, вы можете УЖЕ СЕЙЧАС послать нам в редакцию свои мысли в формате короткого эссе: @transformator_reklama_tg
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Чиновник, агитировавший школьников подписывать контракт, СЕЛ за взятку, а парень ПОГИБ на войне
Прямо с трибуны Константин Дизендорф говорил о грядущей мобилизации и хвалил 18-летнего парня, который «сам вызвался».
Закономерный итог: парень погиб — не дожил и до 19, а чиновник сел за взятку.
Вот такие морды агитируют ваших детей доблестно умирать за родину, в то время, как сами её же разворовывают.
✅ Transformator | Подписаться
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
Прямо с трибуны Константин Дизендорф говорил о грядущей мобилизации и хвалил 18-летнего парня, который «сам вызвался».
Закономерный итог: парень погиб — не дожил и до 19, а чиновник сел за взятку.
Вот такие морды агитируют ваших детей доблестно умирать за родину, в то время, как сами её же разворовывают.
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Фонд национального благосостояния стремительно сокращается
В мае 2025 года объем ликвидной части ФНБ сократился сразу на 4,2 млрд долларов — это самое резкое падение с начала года.
По данным Минфина:
🔹 Почти 20 тонн золота ушло за четыре месяца, 18,6 — только за май:
— 1 января: 187,7 тонн
— 1 мая: 168,1 тонн
— 1 июня: 139,5 тонн
🔹10,9 млрд юаней улетели в топку войны только за один месяц:
— 1 января: 164 млрд
— 1 мая: 164,6 млрд
— 1 июня: 153,7 млрд
📉 В целом ликвидная часть фонда (юани + золото):
— 1 января: $37,5 млрд
— 1 мая: $40,4 млрд (временный рост за счёт подорожания золота)
— 1 июня: $36,4 млрд
Россияне из своих мизерных зарплат скидываются детям на лечение, пока государство ежедневно сжигает в воздухе миллиарды. Страну откровенно грабят продолжением этой дорогостоящей войны!!
✅ Transformator | Подписаться
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
В мае 2025 года объем ликвидной части ФНБ сократился сразу на 4,2 млрд долларов — это самое резкое падение с начала года.
По данным Минфина:
🔹 Почти 20 тонн золота ушло за четыре месяца, 18,6 — только за май:
— 1 января: 187,7 тонн
— 1 мая: 168,1 тонн
— 1 июня: 139,5 тонн
🔹10,9 млрд юаней улетели в топку войны только за один месяц:
— 1 января: 164 млрд
— 1 мая: 164,6 млрд
— 1 июня: 153,7 млрд
📉 В целом ликвидная часть фонда (юани + золото):
— 1 января: $37,5 млрд
— 1 мая: $40,4 млрд (временный рост за счёт подорожания золота)
— 1 июня: $36,4 млрд
Россияне из своих мизерных зарплат скидываются детям на лечение, пока государство ежедневно сжигает в воздухе миллиарды. Страну откровенно грабят продолжением этой дорогостоящей войны!!
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
В московском транспорте начнут показывать карты бомбоубежищ
Ролики с информацией о ближайших укрытиях покажут на экранах в автобусах и электробусах. Один из первых роликов уже презентовали главе МЧС.
Также в МЧС пообещали добавить вкладку с адресами убежищ в «Госуслуги».
Сейчас официального списка в открытом доступе нет — узнать адрес укрытия можно только позвонив по телефону в местный пункт гражданской обороны.
Проект запускают на фоне регулярных атак дронов на столицу. Точная дата начала трансляции роликов пока не названа.
Шел четвертый год «освобождения» чужих земель, военкоры продолжают докладывать про слабость украинской армии, но бомбоубежища разрастаются по СВОЕЙ стране, а обстрелам уже подвергались даже далёкие от боевых действий жители Сибири...
✅ Transformator | Подписаться
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
Ролики с информацией о ближайших укрытиях покажут на экранах в автобусах и электробусах. Один из первых роликов уже презентовали главе МЧС.
Также в МЧС пообещали добавить вкладку с адресами убежищ в «Госуслуги».
Сейчас официального списка в открытом доступе нет — узнать адрес укрытия можно только позвонив по телефону в местный пункт гражданской обороны.
Проект запускают на фоне регулярных атак дронов на столицу. Точная дата начала трансляции роликов пока не названа.
Шел четвертый год «освобождения» чужих земель, военкоры продолжают докладывать про слабость украинской армии, но бомбоубежища разрастаются по СВОЕЙ стране, а обстрелам уже подвергались даже далёкие от боевых действий жители Сибири...
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
🕯️ В Аксае Ростовской области СВО-шник избил мужчину до смерти — пострадавший умер, не приходя в сознание
1 июня 50-летний Игорь Бубликов отдыхал с женой в баре, когда к нему пристал нетрезвый посетитель. На улице тот ударил Бубликова в лицо — мужчина упал и потерял сознание. Нападавший продолжал избивать его и ударил также мать жены погибшего.
Игорь получил тяжёлую черепно-мозговую травму и скончался в реанимации через три дня.
Нападавшим оказался 35-летний военнослужащий Игорь Радченко, участник СВО, находившийся в отпуске. Его задержали и передали военной прокуратуре.
Вот так отдыхают российские «защитники», героическая риторика про честь и достоинство разбивается о реальность, где пьяные солдаты бьют женщин и убивают безоружных.
✅ Transformator | Подписаться
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
1 июня 50-летний Игорь Бубликов отдыхал с женой в баре, когда к нему пристал нетрезвый посетитель. На улице тот ударил Бубликова в лицо — мужчина упал и потерял сознание. Нападавший продолжал избивать его и ударил также мать жены погибшего.
Игорь получил тяжёлую черепно-мозговую травму и скончался в реанимации через три дня.
Нападавшим оказался 35-летний военнослужащий Игорь Радченко, участник СВО, находившийся в отпуске. Его задержали и передали военной прокуратуре.
Вот так отдыхают российские «защитники», героическая риторика про честь и достоинство разбивается о реальность, где пьяные солдаты бьют женщин и убивают безоружных.
Поделитесь этой новостью с близкими и друзьями!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM