Кинорежиссер Эсфирь Шуб, нарисованная в 1937 году оператором Константином Венцем.
ГЦМК

#история_кино_с_котиками

Юрий Пименов (да, тот, который «Новая Москва») кино любил с юности и нарисовал немало прекрасных карикатур и зарисовок с натуры для кинопрессы 1920-х (как-нибудь соберем для вас подборку). А уже маститым живописцем писал портреты актеров — например, Татьяны Самойловой в роли Анны Карениной.

«Советский экран», 1967, № 16.

Считается, что кино оттепели если не всем, то многим обязано итальянскому неореализму, который повлиял и на режиссеров, и на актеров, и на операторов, и на сценаристов. Но восприятие неореализма не было однозначно положительным (киноначальству, например, «пессимизм» итальянского кино казался опасным, если его пытались перенести на советскую почву). А многим советским зрителям (как и итальянским, кстати) некоторое однообразие беспросветного бытия героев неореализма скоро наскучило. Вот как эти ощущения выразил начинающий сценарист Виктор Викторов (будущий соавтор «Начальника Чукотки») в подборке «кинопародий» в журнале «Искусство кино» за 1959 год:

КОЛЛИЗИЯ В РАЙОНЕ КОЛИЗЕЯ
Итальянский психологически-бытовой фильм

...Вечер. Сырые улицы. Обязательно сырые.
Что-то говорит диктор. По улице идет пара влюбленных. Их очень жалко.
За влюбленными идет жестянщик. У него фотогеничное лицо и фигура Аполлона. Таковы все жестянщики в этом городе.
За жестянщиком идет собака. Или мальчик.
Или оба сразу. Обоих жалко до слез.
Вечер. Жестянщик приходит домой. Он снимает пальто. Потом умывается. Потом ест.
Потом ковыряет в зубах. Глядя на это, хочется плакать.
Дочку жестянщика совсем жалко. В прошлом году у нее был роман с тремя сержантами сразу. Один был из Неаполя, бедняжка.
Вечер. Жестянщик кончил ковырять в зубах. Он смотрит на свою дочь. Он думает.
Или, вернее, не думает. Все равно его жалко.
Вечер. Собака жестянщика смотрит на его дочь. Она думает за троих. Таковы все здешние собаки.
...Все те же улицы. Красивая дочь жестянщика надевает пальто и выходит на улицу. Сырые улицы. Говорят, на улицах еще остались сержанты.
Ах, как жалко!