Физарум многоглавый — это огромные одиночные клетки с тысячами ядер. Они образуются, когда отдельные жгутиковые клетки собираются вместе и сливаются, в результате получается один большой мешок цитоплазмы с множеством диплоидных ядер. Плазмодий имеет переднюю веерообразную часть, за которой следует сеть разветвлённых трубок, напоминающих кровеносные сосуды. На стадии плазмодия миксомицет становится виден невооружённым глазом, представляя собой одноклеточную желтоватую массу, которая быстро разрастается до внушительных размеров.

Деление ядер физарума на стадии плазмодия не сопровождается цитокинезом, что позволяет ему оставаться многоядерной клеткой, окружённой единой мембраной, причём деление ядер в плазмодии хорошо синхронизировано. В природе он предпочитает влажную среду и чаще всего встречается на гниющей древесине и листьях. Не щадя ничего, плазмодий пожирает все на своём пути — бактерии и другие микроорганизмы, споры грибов. Обволакивая пищу и образуя «питательные вакуоли» с пищеварительными ферментами, он поглощает необходимые вещества (процесс фагоцитоза). Чем больше питательных веществ и благоприятнее среда, тем больше будет размер плазмодия. Быстрый рост пульсирующих и подвижных плазмодиев вызывает как ксено-страх, так и ксено-восхищение.

Плазмодии физарума способны выбирать кратчайшее расстояние между источниками пищи. В экспериментах маленькие кусочки плазмодиев помещали в лабиринт, и когда они заполняли всё пространство лабиринта, на входе и выходе были установлены два блока измельчённой овсянки. Через четыре часа цитоплазматические тракты в тупиковых и более длинных ходах истончились и исчезли. В 2009 году Тосиюки Накагака и его коллеги поместили плазмодий и овсянку на карту вдоль основных транспортных путей Токио, и через 23 часа из формы получилась почти точная копия железнодорожной сети, соединяющей 36 городов Японии.

Плазмодий сначала находил пищу, затем, прогнав питательные вещества через организм, начинал формировать наиболее оптимальный путь, соединяя оба источника пищи. Так, учёными был сделан вывод, что плазмодий, повышая свои шансы на выживание, выбирает наиболее эффективный способ получения питательных веществ, что доказало, что одноклеточные существа могут проявлять примитивный интеллект, перебирать варианты и делать оптимальный выбор.

Physarum polycephalum — это одновременно организм и инопланетное существо, живой парадокс, который вычисляет без мозга, запоминает без разума и решает лабиринты, становясь лабиринтом. Он бросает вызов границе между «примитивной» биологией и развитым интеллектом, предполагая, что истинный язык слизистой плесени написан градиентами, светом и голодом.

«Звёздное дитя» (Оси но ко) на первый взгляд показывает не только тёмную сторону айдол-индустрии и в принципе шоу-бизнеса как места компромиссов с правдой и самим собой, но и развивает идеи «Идеальной грусти» Сатоси Кона — популярность это ложь, это темные звёзды в глазах, это ненависть и одиночество, прячущиеся за улыбкой расщеплённого субъекта, погибающего от рук фаната. Айдолы — это объекты зависти и ненависти, тела без органов, истероидные невротики на грани психоза, вынужденные убивать в себе себя с каждым днём в надежде не уйти в производственный утиль. Это уничтоженная дружба и лживая улыбка, скрывающая гиперотчуждение. Это отцы-маньяки и завистники, готовые в парасоциальном угаре на убийства ради того, чтобы на небосводе горела только одна звезда — их идола.

В криптоинцестуозных отношениях брат и сестра мёртвой Ай Хосино Аквы и Руби — реинкарнированных пациенке и врача — фиксация на фигуре матери, которая для них одновременно объект фанатского обожания и эдипальная структура, разъедающая их изнутри мощнейшим ПТСР. В ментаниях Каны Аримы — одновременно борьба с романтической соперницей и матерью в рамках шизоинцеста, который проигрывает гиперобъекту, большему, чем сама жизнь, образу, который затмил собой реальное и который заставляет всех героев манги и аниме вопрошать — а был ли у них самих когда-то «реальный» образ? Что значить быть кем-то и что такое играть чью-то роль? А может мы просто все играем роли с момента начал жизни и мы все уже эдипизированы с рождения властью, семейными отношениями, реинкарнацией? Реинкарнированный становится рождённым и умерший становится более-чем-живым в коллективном бессознательном Капитала, в жерновах индустрии развлечений. Все люди лгут, потому что хотят и быть и казаться одновременно.

Цель Руби — возродить мистическое, религиозное значение идола как символа надежды на спасение, на будущее, преодолеть проклятье матери ради любви. Но из-за спорной концовки манги, которая перечёркивает весь рост брата и сестры и была задумана ещё до написания манги, а также даёт нам чёткий ответ — Ай прощает своего мужа и убийцу, так как она просто не знала как это–любить, оказывается, что индустрия развлечений требует ещё больше жертв для сохранения иллюзии на будущее. Хеппи энда тут не будет.

Ложь — это форма любви, говорит убитая Ай. Брат врёт сестре, убивает отца и кончает жизнь самоубийством для её защиты, сестра врёт своим фанатам так же, как мать, никакой трансгрессии фигуры идола не происходит и она оба повторяют ошибки своих родителей. Становление идолом, как бы говорит нам Акасака, это резонанс с ужасающим желанием фаната недостижимых высот сверхчеловека-идеала, гиперверие, излучающее свет, параллельно имея внутри всепоглощающую тьму. Фильм, который снимают герои по мотивам убийства Ай — это ложь как форма правды, и повествование оставляет тебя в замешательстве, сродни «Антипорно» Сион Соно — где герои, а где их прототипы. Происходит деконструкция матери-идола дочерью на глазах у всего мира и съемочной группы.

«Единица делится надвое», фабула, знакомая восточной философии со времён «Троецарствия»: «разделённое долго неизбежно соединяется, соединённое долго неизбежно разделяется» показывает, что метафизическая линия манги и аниме лежит в фазах соединения как реинкарнированных личностей, брата и сестры, так и в том, что они неизбежно разделяются — расколотой идентичностью, смертью, отчуждением, ложью, бытием. Что хотел сказать автор? Что шоу-бизнес — это конвейер лжи, а месть неизбежно приводит к большому кругу повторений, и что даже реикарнировавшись, ты не сможешь выйти из круга смертей и перерождений так как ты находишь внутри Капитала? Или что он устал от манги, переключившись на другие проекты, и закончил её поскорее? В любом случае это произведение о том, что люди тянутся к звёздам, но не могут их ни схватить, ни объять. А звёзды всё так же светят, маскируя правду за ложью, которая, так или иначе превратиться в правду. А женщины держат половину неба.

Да уж, сходил я на вышеупомянутое аниме «Создай девушку», и есть что сказать вам, уважаемые машины! Ничего общего ни с «Чобитами», ни с «Призраком в доспехах» это аниме не имеет — скорее мы имеем стереотипную до ужаса историю про то, что так называемые wömen мешают настоящему гению достичь совершенства в «великой» идее, унаследованной от матери. Чтобы гению достичь некого прорыва в исследованиях погибшей матери, пацан-гг создаёт гиноида Зеро, которая сперва имитирует привязанность к герою, но потом влюбляется, но герой, в свою очередь, в порыве инцельского рейджа и проваленных опытов, отвергает Зеро и заставляет её душить себя, так как по протолоку матери никакое из её изобретений не может навредить её сыну.

Зеро пытается выйти за рамки своей программы, но всякий раз спотыкаясь о свои как бы «запрограммированые» чувства к пацану, который во сне с помощью маминой флешки и её воспоминаний понимает, что проект матери был в том, чтобы найти её сынишке-оболтусу электронную тянку. В игру включается таинственная организация, которая крадёт Зеро, чтобы с помощью её памяти вскрыть мамины тайны, но наш герой с помощью робо-самокатов побеждает злодейку-зама мамы, и вступает в бой с Зеро, которая борется с контролем за своим телом этой семейки изобретателей. Буквально разваливаясь и сгорая на ходу, она, кибер-яндере, неистово бьёт ножом героя-пацана, в довольно неплохом эмо-моменте, и отвергает демиургическую власть создателей через отвержение своего собственного запрограммированного эроса.

К сожалению, после своей «смерти», Зеро, лоботомизированная корпорацией, где работает пацан, и который уже оказывается «влюблён» в неё, встаёт с ремонтной койки и глазами, полными пустоты и прислужливой перезаписанной женственности, смотрит на главного героя. Зеро, преодолев свою программу, стала вечной пленницей своей приписанной гендерной роли. Не дав ей умереть, создатели аниме заключили Зеро в вечный цикл смертей и перерождений. Эдипальный кошмар, замаскированный под милую любовную историю.

Последнее время много смотрю видео-гайдов и исторических обзоров про ткачество и шитьё, особенно на канале Бернадетт Баннер, чьё видео о механической прялке заставило ещё задуматься о материальности текстиля, хлопка, льна и человеческом факторе медиации материи и механизма.

Нельзя ускорить плетение нити, как нельзя ускорить и остальные аспекты мануальной машинерии, необходимо следовать за материей, резонировать с тем, что хочет и как двигается ткань и текстиль. Нужно научится отвечать движениям машины, находящейся в работе, познавать физический язык нити. Взаимоотношения между прялкой и нитью имеют особый темперамент, который можно лишь прочувствовать и тем самым понять симондоновскую суть техничности.

Сэди Плант в «Zeros and Ones» рассматривает прядение как квинтэссенцию «женского» труда, которое хранило информацию задолго до появления письменности. Текстильные изображения в отличие от холста, накладного изображения не накладываются на поверхность ткани, но возникают из активной тканой матрицы. Этот аспект прядения делает узоры имманентными к тем процессам, из которых они возникают. Ткацкий станок становится вехой в развитии программного обеспечения и прокладывает генеалогию программирования. Плант считает, что ткачество — это важнейший элемент культуры, это искусство и наука о программном обеспечении.