Еще вдогонку про китайскую цензуру:

Скоро на русском выйдет роман Янь Лянькэ – автора, которого часто характеризуют словом “запрещенный” (aka banned in China). Мне кажется, тут явно нужно искать какое-то другое слово, например, “нежелательный”, тем более само время его подсказывает)

Дело в том, что у нас действительно есть ряд китайских авторов, которых можно смело называть запрещенными, – их книг не найти ни в китайских магазинах, ни в интернете, упоминания о них чистятся. Например, Ма Цзянь или Юн Чжан (но она и пишет сразу на английском). Туда же метит Янь Гэлин – довыступалась про ковид, председателя Си плохим словом назвала) Такие авторы обычно давно живут за границей, публикуются там же.

А есть Янь Лянькэ, который живет в Пекине. В конце девяностых и начале нулевых, пока его еще не раскусили, брал материковые литературные премии одну за другой. А потом в 2006 году вышли “Сны деревни Динчжуан”, вот тогда все наконец и узнали, что он за гусь. История получилась громкая, некрасивая, издателя обязали изъять весь тираж из магазинов, издатель понес убытки, обвинил во всем автора, отказался платить гонорар, автор подал на издателя в суд, даже выиграл. Он остался членом союза писателей, но премии на материке ему больше не светят, как и почетные места в разных президиумах или контракты с кинокомпаниями. Причем сюжет “Динчжуана” даже лег в основу фильма “Любовь на всю жизнь”, но имени Янь Лянькэ нет в титрах – чтобы никто ничего не заподозрил)

Осенью я ездила на конференцию переводчиков китайской литературы в Нанкин и пожалела, что заранее не придумала какой-то жест, чтобы мы с другими переводчиками Янь Лянькэ могли друг друга узнавать, как масоны. Потому что из моего представления убрали все упоминания о том, что я переводила Янь Лянькэ, даже "разрешенные" вещи, у остальных переводчиков биографии тоже основательно почистили. Все равно мы друг друга узнали, но не сразу)

То есть писатель есть, но его как бы и нет. И издавать его как бы можно. Запрещенный? Нет, что вы, у нас никого не запрещают, просто материковые издательства не хотят нести убытки, а вдруг его книги никто не купит? Запрещенные книги? Да нет, упаси господь, автор сам отнес их в гонконгское издательство, ну захотелось ему так. Поэтому не запрещенный, нет. Просто немного нежелательный.

Чуть позже еще напишу, какие темы на материке считаются "чувствительными", а пока утешительный фрагмент из интервью с Янь Лянькэ:

«Про цензурные запреты – я всегда отвечаю так: во-первых, в Китае действительно существует явная и довольно строгая цензура. Если китайский писатель за всю жизнь ни разу не сталкивался с цензурой, если его книги проходили без замечаний, думаю, стоит усомниться в качестве того, что он пишет. Второе: цензурный запрет вовсе не означает, что книга непременно хороша, в этом нужно отдавать себе отчет. Нельзя автоматически считать все запрещенные книги сокровищами литературы. Третье: цензура не может в одночасье исчезнуть, она будет ужесточаться, но нужно понимать, что это далеко не самое большое препятствие для писателя. Цензура и самоцензура – само собой, это очень мешает, но куда важнее для книги – что ты за писатель, что у тебя в голове».

Продолжение про китайскую цензуру в книгах

До недавнего времени “чувствительных” тем было сравнительно немного, их можно уместить в одном цзацзуане.

Не очень-то следует издавать:

воспоминания о Тяньаньмэнь-89;
любые упоминания о Фалуньгун;
рассуждения о национальных автономиях;
эпизоды о “борьбе с бандитизмом” в восьмидесятые;
авторов, что насмешничают над святынями.

Неприятно, конечно, но ничего, жить можно. Но в последние годы перечень здорово так расширился и в цзацзуань уже не укладывается. Так что перечислю обычным списком (если что упустила, давайте дополнять):

1) Сразу внесем ясность: про ЛГБТ лучше не надо.
2) Хотите писать про ковид – сначала поучитесь у товарища Хэ Цзяньмина, его даже на русский перевели, такую он хорошую книгу написал (“Шанхайская весна” называется).
3) Про “культурную революцию” и так уже достаточно написано, но если вам очень хочется, пишите с легкой ностальгической грустинкой. Было ведь и хорошее.
4) Если пишете про войну, и японцы выходят похожими на людей, плохо пишете, старайтесь лучше.
5) Если пишете про войну, и китайцы творят какие-то ужасы, см. пункт 4.
6) Да, про Упреждающую Оборонительную войну с Вьетнамом тоже не надо.
7) Вот этой чернухи про голод, лагеря, репрессии – достаточно.
8) И вообще, если ваше произведение можно квалифицировать как “очерняющее действительность”, вам стоит немного подумать, на чью мельницу вы льете воду. В литературе столько прекрасных тем, далось вам это очернение действительности. Воспойте красоту родного края. А если вы у нас такой правдолюбец, можете покритиковать безголовое начальство на местах, взяточников и коррупционеров (лучше, чтобы в конце их приняли товарищи по “двойному указанию”).

Я как-то на фб уже писала, моя подруга перевела на китайский “Историю одного города” Салтыкова-Щедрина, и редактор ее заранее попросил поменять название на “Рассказы об одном городе” (故事 вместо 历史). Так меньше вероятность, что цензор вообще будет туда заглядывать. И это очень в духе времени: осторожнее про историю, тем более после 1949 года. Хотите писать – нащупайте правильный тон.

Причем у читателей по-прежнему сохраняется большой интерес к истории, например, в последние годы в Китае очень популярна документальная трилогия Ян Бэньфэнь (杨本芬《秋园》、《浮木》、《我本芬芳》) о женщинах ее семьи на фоне истории XX века. Это совсем не Юн Чжан, пишет Ян Бэньфэнь довольно наивно, но на доубане все равно оценка 9.0 (и почти сто тысяч проголосовавших).

Что еще сказать. Все равно авторы как-то выкручиваются, им не привыкать. Переносят действие в отдаленную эпоху и оттуда показывают кукиш, уходят в фантастику, в магический реализм, даже в детскую литературу. А кто-то уезжает и начинает писать на английском. Я думаю, усиливающаяся цензура – точно не повод хоронить китайскую литературу, но отдельных авторов все равно жалко.

Не люблю, когда Ребекку Куанг, Белинду Танг (Эми Тан, Мадлен Тьен, Лизу Си, Селесту Инг) называют китайскими авторами, но все равно хороший список для начала:

​​Загадочные и мудрые: ТОП-5 современных китайский писателей
В честь наступления Китайского нового года хотим познакомить вас с самыми яркими современными литераторами Поднебесной.
 
🇨🇳 Мо Янь – классик современной китайской литературы, лауреат Нобелевской премии 2012 года. В России опубликованы несколько его книг: «Перемены», «Лягушки», «Страна вина», «Смерть пахнет сандалом», а также знаменитый роман «Красный гаолян» -  история «самых удалых героев и самых отъявленных мерзавцев», где патриархальный уклад сельской жизни сгорает в огне беспощадной войны, заливающей все вокруг потоками крови, алой, как растущий на бескрайних полях красный гаолян...

🇨🇳 Лю Цысинь – компьютерный инженер и китайский писатель-фантаст номер один, знаменитый далеко за пределами Китая, благодаря своему роману «Задача трех тел», первому азиатскому произведению, получившему престижную премию «Хьюго».

🇨🇳 Чжан Юэжань живет в Пекине и считается одной из самых популярных современных молодых писательниц Китая. На русский язык переведен ее роман «Кокон», дважды номинированный на литературную премию «Ясная Поляна». Тут есть сошедшиеся в кровавой вражде «равноуважаемые семьи», их разлученные дети, к счастью, оставшиеся в живых и встретившиеся через много лет, чтобы рассказать друг другу все, что им выпало пережить, размышления о душе, неизбежности и предназначении. Восточная жестокость, замешанная на восточной же созерцательности, выливающаяся в идеи христианского искупления. И все это на фоне китайской истории второй половины XX столетия.

🇨🇳 🇺🇸 Ребекка Куанг ― американская писательница китайского происхождения,
пишущая на стыке фэнтези и альтернативной истории. На русском языке уже вышли ее мрачная трилогия «Опиумная война», вдохновленная эпохой династии Сун и Японско-китайской войной, и «Вавилон. Сокрытая история», удостоенный премии «Небьюла». А грядущей весной издательство Fanzon представит новый сатирический роман Ребекки Куанг «Йеллоуфейс» - остроумную авантюру о закулисье книгоиздания, темной стороне соцсетей, писательской ревности и лжи во имя призрачной славы.

🇨🇳 🇺🇸 Белинда Танг – еще одна молодая американка с китайскими корнями, чей роман «Карта утрат» не так давно вышел в издательстве «Фантом Пресс». Итянь возвращается в родную китайскую деревню из Америки, где живет уже почти 10 лет. Возвращается не по своей воле – пропал отец, нужно его найти. Единственный, кто ему может помочь – Ханьвэнь, интеллектуалка и красавица, несбывшаяся мечта из далекого прошлого. «Карта утрат» — это китайская версия библейского сюжета о возвращении блудного сына, с мелькающими тут и там тенями Чехова, Пушкина, Тургенева и Тарковского.

АПД: друзья, всем большое спасибо за отклик, театр вышел на связь с автором, извинился и пообещал уладить вопрос с правами. Надеюсь, имя Янь Гэлин в ближайшее время появится на афишах.

Неприятная история. На пятое марта в Театре Наций назначена премьера спектакля “Молодость”, режиссер – Галина Зальцман. На сайте указано, что спектакль поставлен по фильму китайского режиссера Фэн Сяогана. Такой фильм действительно есть, но он снят по одноименному роману Янь Гэлин (严歌苓《芳华》). Фильм строго следует роману, автор и писала книгу по просьбе Фэн Сяогана, сразу под экранизацию.

На сайте Театра Наций про Янь Гэлин ни слова, театр не получил у нее разрешения на постановку, просто поставил перед фактом за две недели до премьеры, а когда автор ответила, что неплохо бы договориться о гонораре, отписались, что их спектакль способствует популяризации ее творчества в России (напомню, на сайте про Янь Гэлин ни слова), и пропали с радаров.

Янь Гэлин уже обратилась к своему юристу, но я думаю, внимание общественности поможет решить проблему мирным путем, так что лайк и репост приветствуется) И если у вас есть контакты режиссера, тоже будем очень благодарны, пока с ней связаться не удалось.

Появился предзаказ на Янь Лянькэ, а в марте книга приедет из типографии. Роман очень страшный и неуютный, я чуть позже еще подробнее о нем напишу, расскажу, как переводила, а пока можно обложкой полюбоваться.

Янь Лянькэ — автор пятнадцати романов, свыше пятидесяти рассказов и новелл, а также нескольких сборников эссе. «Когда солнце погасло» — смелая, мастерски написанная антиутопия, в которой со странным изяществом и мрачностью исследуются темы ночи и смерти, снов и реальности.

Перевeла с китайского Алина Перлова. Ждём в марте!

Постоянный мрак, похороны, март, который отменили. “И о смерти, и о смерти нам сегодня подумать пора”. Зато “Миф о Сизифе” внезапно утешил (вот уж от кого не ждали):

"Если и есть личная судьба, то это отнюдь не предопределение свыше, либо, в крайнем случае, предопределение сводится к тому, как о нем судит сам человек: оно фатально и достойно презрения. В остальном он сознает себя властелином своих дней. В неумолимое мгновение, когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь, Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была сотворена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Убежденный в человеческом происхождении всего человеческого, желающий видеть и знающий, что ночи не будет конца, слепец продолжает путь. И вновь скатывается камень.

Я оставляю Сизифа у подножия его горы! Ноша всегда найдется. Но Сизиф учит высшей верности, которая отвергает богов и двигает камни. Он тоже считает, что все хорошо. Эта вселенная, отныне лишенная властелина, не кажется ему ни бесплодной, ни ничтожной. Каждая крупица камня, каждый отблеск руды на полночной горе составляет для него целый мир. Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым".

Читаем с дочкой Пиноккио, и как же я люблю старые детские книги (и старые переводы). Синтаксис, который кажется нам сейчас капельку манерным, словосочетания вроде “продувной негодяй”. Или вот:

Когда мы завтра вернемся, ты уже сделаешь нам такое одолжение и будешь хорошенький, мертвенький, и ротик у тебя будет очень-очень широко открыт.

Вообще в Пиноккио на современный взгляд необычно много смерти: кроме хорошенького и мертвенького, есть еще четыре кролика, черные, как чернила, которые несут на плечах маленький гробик, потом мраморное надгробие на могиле девочки с лазурными волосами, издохший Мелампо, несчастный Фитиль, превращенный Господинчиком в осла и погибший от непосильной работы.

На это можно сказать, что и детская смертность в XIX веке была намного выше, вполне естественно, что бедных малышей пугали черными гробиками. Но мне кажется, что современные авторы впали в другую крайность – смерть вообще ушла из детских книжек. Ее можно найти разве что в гетто “такие специальные книги, которые мы покупаем, если нужно поговорить с ребенком о смерти”. Вроде “Как я появился на свет”, только наоборот. А в обычных детских книжках смерти не встретишь, разве что у кого-нибудь из второстепенных героев умрет хомячок.

И я думаю, дело не в ФЗ 436, это началось намного раньше и не только у нас. Просто чаще всего дошкольникам читают уставшие родители, а уставшим родителям хочется, чтобы в книжке были Петсон, Финдус, мюклы, в крайнем случае – противный Густавсон, а не кролики с черным гробиком на плечах, чтобы не приходилось поперхиваться в неожиданных местах и объяснять ребенку, что все когда-нибудь умрут – да, милый, и ты тоже.

И поперхиваемся мы потому, что смерти нет не только в книгах, она как будто вычеркнута из жизни. Мы не видим мертвых, мы не можем нормально попрощаться, мы оставляем живого человека в больнице, а потом нам показывают гроб в крематории, где лежит вообще, совсем не он. И почти все ритуалы, которые были нужны прежде всего родственникам, теперь взяли на себя "такие специальные службы", и смерти как будто не стало. Вот и в книжках тоже.

И еще мне кажется, что в современной детской литературе какой-то крен в сторону преуменьшения зла. Монстр оказывается не монстром, а несчастным одиноким зайкой, которого нужно пожалеть и обогреть, лягушка не съедает кузнечика, они вместе весело поют и танцуют на лугу. И мир представляется таким добрым разумным местом, где нет никакого зла, есть только небольшое количество бармалеев, которых мало любила мама, но если бармалеев пожалеть и быстренько объяснить все правила, они сразу исправятся.

Моего внутреннего ребенка такое писательское прекраснодушие подбешивает. И я в нем узнаю родной миллениальский невротизм: зла нет, смерти нет, давайте все обнимемся, испечем печеньки, залезем под одеялко и посмотрим “Друзей”.

А потом приходит Карло Коллоди и говорит:

У бедняги украли четыре золотые монеты. Стало быть, вяжите его и немедленно посадите в тюрьму.

Шах и мат, дорогие миллениалы, и как мы теперь объясним такой поворот нашим детям?)

Еще про “хорошеньких и мертвеньких” – есть замечательная лекция Александры Борисенко о переводе детской литературы – почему перевод так часто превращается в пересказ, почему в викторианских детских книгах так много смерти, откуда берется цензура в детской литературе и как далеко она заходит и еще много всего интересного. Если вы вдруг не видели, очень советую.

Мне нравится версия номер четыре. Во имя добрососедских отношений и поддержания инициативы Один Пояс – Один Путь Цзингфанг превратилась в Донгфанг, не потеряв ни одной "г" по дороге. Если серьезно, дорогой Фангзонг, с таким отношением мы никогда на Восток не повернемся, будем до скончания дней сидеть на своих Васюганских болотах и пересказы Кена Лю почитывать.

Загадочная запись на Фантлабе: от Fanzon анонсирован роман "Скитальцы" китайского автора "Хао Донгфанг".

У меня от такого небрежения системой Палладия глаза вылезли из орбит, должно быть "Хао Дунфан"; но я пошел по ссылке и обнаружил, что она ведет на роман Хао Цзинфан (郝景芳), в оригинале он называется 流浪苍穹 (что-то вроде "Бродяжий небосвод"), в переводе Кена Лю на английский стал Vagabonds, откуда и русское "Скитальцы", в переводе с английского, вестимо. Но на сайте "ЭКСМО" указан(а) Хао Донгфанг. Версии:

(1) это все-таки 流浪苍穹 Хао Цзинфан, Донгфанг самозародился невесть как;
(2) это "Скитальцы" некоей(-его) Хао Дунфан(а), название совпало случайно;
(3) это просто Хао Цзинфан успела поменять имя и стала Хао Дунфан за это время.
(4) это шифровка из Центра, "дунфан" — скорее всего 东方, "Восток", "восточное направление", речь о резком повороте российского книгоиздания лицом на Восток;
(5) это потому что иероглиф 景 теперь читается не "цзин", а "дун" в честь скорой победы коммунизма;
(6) это кто-то накосячил.

В общем, как писали в великом фантастическом альманахе "Завтра" (не путать с прохановской газеткой), "загадоченъ космосъ".

Друзья, уже завтра в CWS стартует курс Полины Степановой, посвященный азиатскому кино и сериалам. Если вам интересно, как устроены дорамы, по каким драматургическим законам они существуют, почему захватывают мир, вам сюда. Я уже записалась, завтра будет лекция про историю китайского сериала, очень жду)

Пока дело ограничивается иском против Мо Яня от ура-патриотического блогера с ником "Искорка Мао". Судя по всему, Искорке захотелось немного хайпа, иск заявлен на полтора миллиарда юаней - по юаню за каждого оскорбленного автором китайца. В общем, абсурд, надеюсь, тем всё и кончится)

Три китайских автора в длинном списке! Ма Боюна вы и без меня давно прочитали, Чи Ли - сборник рассказов, пока есть только в Строках, а Янь Лянькэ уже в офлайн магазины приехал, ура)

​27 лучших переводных книг современных зарубежных писателей и писательниц со всего света — объявлен длинный список номинации «Иностранная литература» 22 сезона премии «Ясная Поляна»

Сегодня соучредители литературной премии «Ясная Поляна», музей-усадьба Л. Н. Толстого и компания Samsung Electronics, объявили длинный список номинации «Иностранная литература» за 2024 год. В него вошли 27 книг зарубежных авторов из 14 стран, включая Аргентину, Голландию, Ирландию, Испанию, Италию, Китай, Мексику, Норвегию, Южную Корею и другие страны:

1. Клаудиа Пиньейро. Элена знает. — М.: Дом Историй, 2023. Перевод Маши Малинской.

2. Мэгги О`Фаррелл. Портрет Лукреции. Трагическая история Медичи. — М.: Inspiria, 2023 г. Перевод Екатерины Шуруповой.

3. Иэн Макьюэн. Упражнения. — М.: Inspiria, 2024. Перевод Олега Алякринского.

4. Чухе Ким. Звери малой земли. — М.: Inspiria, 2024. Перевод Кирилла Батыгина.

5. Шехан Карунатилака. Семь лун Маали Алмейды. — М.: Строки, 2023. Перевод Юлии Полещук.

6. Шан Хьюз. Перл. — М.: Livebook, 2023. Перевод Дарьи Ивановской.

7. Штефани фор Шульте. Мальчик с чёрным петухом. — Казахстан: Фолиант, 2024. Перевод Татьяны Набатниковой.

8. Даниэль Шпек. Улица Яффо. — М.: Фантом Пресс, 2022. Перевод Анны Чередниченко.

9. Илья Пфейффер. Гранд-отель «Европа». — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2022. Перевод Ирины Лейченко, Екатерины Асоян и Ирины Михайловой.

10. Пол Линч. Песнь пророка. — М: Иностранка, 2024. Перевод Марины Клеветенко.

11. Хуан Габриэль Васкес. Тайная история Костагуаны. — М.: Livebook, 2023. Перевод Дарьи Синицыной.

12. Джулия Каминито. Вода в озере никогда не бывает сладкой. — М.: Дом Историй, 2023. Перевод Анны Князевой.

13. Ма Боюн. Зоопарк на краю света. — М.: Livebook, 2023. Перевод Ольги Кремлиной.

14. Янь Лянькэ. Когда солнце погасло. — СПб.: Поляндрия NoAge, 2024. Перевод Алины Перловой.

15. Чи Ли. Ее город. — М.: Строки, 2024. Перевод Натальи Власовой.

16. Гильермо Арриаги. Спасти огонь. — СПб.: Поляндрия NoAge, 2023. Перевод Дарьи Синицыной.

17. Вигдис Йорт. Жива ли мать. — М.: Эксмо, 2022. Перевод Анастасии Наумовой.

18. Юн Фоссе. Другое имя (Септология I-II). — М.: Inspiria, 2022. Перевод Нины Федоровой.

19. Ольга Токарчук. Книги Якова. — М.: Inspiria, 2023. Перевод Ирины Адельгейм.

20. Дэниел Мейсон. Настройщик. — М.: Фантом Пресс, 2023. Перевод Марии Кульневой.

21. Эрнан Диаз. Доверие. — М.: Строки, 2023. Перевод Дмитрия Шепелева.

22. Абрахам Вергезе. Завет воды. — М.: Фантом Пресс, 2024. Перевод Марии Александровой.

23. Джули Оцука. Пловцы. — М.: Livebook, 2023. Перевод Евгении Макаровой.

24. Сорж Шаландон. Сын негодяя. — СПб.: ИД Ивана Лимбаха, 2023. Перевод Натальи Мавлевич.

25. Мохамед Мбугар Сарр. В тайниках памяти. — М.: Синдбад, 2023. Перевод Нины Кулиш.

26. Мишель Уэльбек. Уничтожить. — М.: Corpus, 2023. Перевод Марии Зониной.

27. Ким Тоён. Как путешествовать с коровой. — М.: АСТ, 2024. Перевод Чун Ин Сун и Анастасии Войцехович.

Сохраняйте и присоединяйтесь к поздравлениям издателей и переводчиков, благодаря усилиям которых мы можем прочитать эти невероятные истории из разных стран👏👏👏

Алексей Чигадаев замечательно пишет про Янь Лянькэ, который вчера попал в длинный список Ясной Поляны.

Я когда переводила "Кокон", была уверена, что его полюбят вообще все, с первых же страниц, потому что он очень печальный и бьет в самый нерв. А когда переводила "Солнце", наоборот, боялась, что этот роман никому не понравится - он очень печальный и бьет в самый нерв, но есть нюанс)

Если серьезно, "Кокон" очень красивый, порой даже избыточно, а "Солнце" как будто специально хочет сделать читателю некрасиво и неуютно, вывернуть все наизнанку, но этот неуют - он для дела нужен.

Чтобы было понятнее, чего ждать, процитирую свой комментарий для Города Переводчиков о работе над книгой:

Действие романа умещается в одну ночь, во время которой городок Гаотянь, затерянный в горах провинции Хэнань, оказывается охвачен эпидемией сомнамбулизма. В состоянии сомнамбулизма люди начинают делать то, что им больше всего хотелось сделать наяву, а наблюдает за эпидемией и рассказывает историю той ночи умственно отсталый мальчик по имени Няньнянь.

Няньнянь – очень ненадежный рассказчик. Иногда он мыслит и говорит довольно ясно, но часто бывает, что он заговаривается, повторяется, путает последовательность действий, смешивает направления и стороны света. Все действие происходит ночью, читатель почти не видит город, только отдельные сцены, выхваченные светом фонарей, и атмосферой роман очень напоминает «Слепоту» Сарамаго, где город поражает эпидемия слепоты, и читатель «слепнет» вместе с героями.

У Янь Лянькэ особенный, узнаваемый стиль, в его прозе часто встречаются параллелизмы и повторы, которые создают довольно четкий, почти поэтический ритм. Кроме того, Янь Лянькэ часто придумывает неологизмы, использует сложные метафоры для описания звуков, цветов и запахов. Все эти черты встречаются в новом романе, но поскольку рассказчик в «Солнце» – слабоумный мальчик, по сравнению с другими романами Янь Лянькэ язык здесь чуть более вывихнутый и болезненный. Няньнянь часто путает или неправильно использует фразеологизмы и устойчивые обороты, запинается, повторяется. То захлебывается, то будто замедляется, делает паузы там, где по логике их быть не должно, а иногда попросту забывает, о чем только что говорил. Все эти приемы я постаралась сохранить в переводе.

Кроме того, в книге довольно необычная пунктуация – из всех знаков препинания используются только точки, запятые, тире и кавычки в названиях книг. Вопросительных и восклицательных знаков в книге нет, интонацию реплик читатель достраивает сам, и эту особенность мы, конечно, тоже сохранили.

Но я так считаю, если Алексею книга понравилась, это уже успех)