Сегодня обсуждали со знакомым сложности работы в поле, когда ты попадаешь в совершенно чуждую себе среду. В связи с этим решила поднять текст, который был опубликован где-то год назад.
Да, антропология – это не наука, а искусство, поэтому хватит придумывать лучшую объяснительную модель, давайте наслаждаться и пытаться понимать друг друга Клиффорд Гирц
Когда я только начинала свою исследовательскую работу, мне очень повезло оказаться в лаборатории биологически-активных соединений под руководством Людмилы Анатольевны Павловой. Я только-только закончила ВГИК, и видела мир через призму своих представлений о нем. Наука в первое время казалась мне необычайно ограниченной, казалось, что все вокруг пытается выдавить мой богатый внутренний мир и оставить осадок в виде сухих фактов. Именно Людмила Анатольевна научила меня тому, что искусство есть везде, а наука благодаря тем ограничениям, которые она устанавливает, позволяет выкристаллизовывать настоящие шедевры. Тот период был очень сложным, трансформации которые происходили тогда, сильно изменили мой взгляд на мир. И главное, что я поняла для себя как антрополог, это то, что самой большой ошибкой в моей работе является желание что-то представить об исследовательском объекте. Как только антрополог начинает представлять, он тут же начинает заниматься самоописанием или фантазированием. Основная задача антрополога, как мне кажется, заключается в описании и объяснении мира чужих для своих так, чтобы читатели (свои) этот мир поняли и увидели, не пытаясь его представлять. Это можно сравнить с абстрактным искусством и живописью. Абстракция будит фантазию зрителя, в то время как живопись стремится погрузить человека в конкретную ситуацию, почувствовать ту самую атмосферу, побывать в том самом моменте, который запечатлел художник. Так и задача антрополога состоит в том, чтобы текст представлял собой объемное полотно, которое не просто описывает цвет стен или убранство помещения (хотя и это несомненно важно), но имеет потенциал объяснить причины происходящего так, чтобы читатель понял их без лишних фантазий. Но как это сделать? Я долгое время задавалась вопросом о месте антрополога в поле. Если антрополог стоит над полем и обозревает его со стороны, то велика вероятность скатиться в то самое самоописание. С другой стороны, погружение в поле приводит к тому, что антрополог растворяется в нем. Частно бывает, что исследователи, глубоко ушедшие в поле, увидевшие несправедливость и проблемы исследуемого сообщества, становятся активистами, теряя объективность. И здесь позволю себе еще одну метафору. Я немного понимаю в технике актерского мастерства и поэтому мне кажется справедливым сравнить погружение актера в роль с погружением антрополога в поле. Здесь есть общие стадии: изучение материала; наблюдение, выхватывание деталей, объясняющий мотивы и поступки персонажа или исследуемого сообщества; изучение контекста, исторического периода; сосуществование, диалоги и т.д. и т.п. И в какой-то момент действительно происходит погружение, в котором как будто открывается еще одна пара глаз, но при этом человек все равно остаётся собой. И здесь очень важно существовать в хрупком равновесии, чтобы не дать полю, словно Крошечке Хаврошечке закрыть своей колыбельной хотя бы одну пару глаз. «Спи глазок, спи другой» - и вот ты уже потеряла границы и бежишь на баррикады. Или наоборот «Спи глазок, спи другой» - и ты стоишь в глухом одиночестве в мире чужих тебе представлений и ориентиров и кричишь в пространство: «Ну как же можно так жить!». И все - миссия провалена. На самом деле, и то, и другое периодически происходит, здесь важно вовремя себя ущипнуть и открыть обе пары глаз, выпить кофе и жить дальше, отдавая себе отчет в том, кто ты, где ты и почему.
Сегодня обсуждали со знакомым сложности работы в поле, когда ты попадаешь в совершенно чуждую себе среду. В связи с этим решила поднять текст, который был опубликован где-то год назад.
Да, антропология – это не наука, а искусство, поэтому хватит придумывать лучшую объяснительную модель, давайте наслаждаться и пытаться понимать друг друга Клиффорд Гирц
Когда я только начинала свою исследовательскую работу, мне очень повезло оказаться в лаборатории биологически-активных соединений под руководством Людмилы Анатольевны Павловой. Я только-только закончила ВГИК, и видела мир через призму своих представлений о нем. Наука в первое время казалась мне необычайно ограниченной, казалось, что все вокруг пытается выдавить мой богатый внутренний мир и оставить осадок в виде сухих фактов. Именно Людмила Анатольевна научила меня тому, что искусство есть везде, а наука благодаря тем ограничениям, которые она устанавливает, позволяет выкристаллизовывать настоящие шедевры. Тот период был очень сложным, трансформации которые происходили тогда, сильно изменили мой взгляд на мир. И главное, что я поняла для себя как антрополог, это то, что самой большой ошибкой в моей работе является желание что-то представить об исследовательском объекте. Как только антрополог начинает представлять, он тут же начинает заниматься самоописанием или фантазированием. Основная задача антрополога, как мне кажется, заключается в описании и объяснении мира чужих для своих так, чтобы читатели (свои) этот мир поняли и увидели, не пытаясь его представлять. Это можно сравнить с абстрактным искусством и живописью. Абстракция будит фантазию зрителя, в то время как живопись стремится погрузить человека в конкретную ситуацию, почувствовать ту самую атмосферу, побывать в том самом моменте, который запечатлел художник. Так и задача антрополога состоит в том, чтобы текст представлял собой объемное полотно, которое не просто описывает цвет стен или убранство помещения (хотя и это несомненно важно), но имеет потенциал объяснить причины происходящего так, чтобы читатель понял их без лишних фантазий. Но как это сделать? Я долгое время задавалась вопросом о месте антрополога в поле. Если антрополог стоит над полем и обозревает его со стороны, то велика вероятность скатиться в то самое самоописание. С другой стороны, погружение в поле приводит к тому, что антрополог растворяется в нем. Частно бывает, что исследователи, глубоко ушедшие в поле, увидевшие несправедливость и проблемы исследуемого сообщества, становятся активистами, теряя объективность. И здесь позволю себе еще одну метафору. Я немного понимаю в технике актерского мастерства и поэтому мне кажется справедливым сравнить погружение актера в роль с погружением антрополога в поле. Здесь есть общие стадии: изучение материала; наблюдение, выхватывание деталей, объясняющий мотивы и поступки персонажа или исследуемого сообщества; изучение контекста, исторического периода; сосуществование, диалоги и т.д. и т.п. И в какой-то момент действительно происходит погружение, в котором как будто открывается еще одна пара глаз, но при этом человек все равно остаётся собой. И здесь очень важно существовать в хрупком равновесии, чтобы не дать полю, словно Крошечке Хаврошечке закрыть своей колыбельной хотя бы одну пару глаз. «Спи глазок, спи другой» - и вот ты уже потеряла границы и бежишь на баррикады. Или наоборот «Спи глазок, спи другой» - и ты стоишь в глухом одиночестве в мире чужих тебе представлений и ориентиров и кричишь в пространство: «Ну как же можно так жить!». И все - миссия провалена. На самом деле, и то, и другое периодически происходит, здесь важно вовремя себя ущипнуть и открыть обе пары глаз, выпить кофе и жить дальше, отдавая себе отчет в том, кто ты, где ты и почему.
BY Три золотых орешка
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea. Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. This provided opportunity to their linked entities to offload their shares at higher prices and make significant profits at the cost of unsuspecting retail investors. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from us
