Многие используют этот лозунг только иронически, видя в нём противоречие. Если для нас свобода имеет ценность, то, как кажется, непоследовательно покушаться на свободу, даже если это необходимо для её защиты. В этом рассуждении слышны отзвуки противопоставления Робертом Нозиком «моральных целей» и «моральных ограничений». По Нозику, главное заблуждение утилитаризма и ему подобных теорий в том, что они трактуют моральное благо слишком узко — как реализацию какой-то цели. Это ведёт к тому, что такие теории могут предписывать поступиться своей же главной ценностью в одних случаях, чтобы максимизировать её в других. Утилитаризм в принципе может предписывать нам поступиться счастьем одного человека или группы лиц, чтобы увеличить совокупное счастье для всех.
Такие теории, считает Нозик, не учитывают, что каждый индивид имеет внутреннюю ценность. Более адекватный учёт этой ценности требует от нас формулировать нашу этику не через цели, а через ограничения. Например: «Нельзя убивать невинных людей» или «Нельзя покушаться на свободу». Получившаяся теория не будет допускать, что иногда можно поступиться нашими ценностями, ведь эти ценности обуславливают строгие ограничения, которые не предполагают исключений. (Нозик не считал, что у этих ограничений нет исключений, но об этом часто забывают.)
Критики лозунга «Никакой свободы врагам свободы», кажется, исходят из похожего рассуждения. Для них свобода — это не моральная цель, подлежащая максимизации, а ценность, устанавливающая строгое ограничение «Нельзя покушаться на свободу». Проблема в том, что этот вывод неправдоподобен с собственной деонтологической точки зрения Нозика (и похожих на неё). Утверждая значимость каждой отдельной личности, Нозик исходит из имплицитной предпосылки о том, что не существует внешних по отношению к агенту ценностей (agent-external values). Представьте пустой мир, в котором нет никаких живых существ. Будет ли в таком мире что-то ценное? Как полагает Нозик, в мире не может быть ничего ценного, если это некому ценить. Обратное было бы верно, только если бы была верна контринтуитивная платоническая метафизика.
Проблема критиков лозунга «Никакой свободы врагам свободы» в том, что они рассматривают свободу именно как подобную платоническую ценность. С их точки зрения, свобода сама по себе неприкосновенна, даже если её реализация значительно вредит людям. Но если мы будем исходить, как это делает Нозик, из самоценности именно индивидов, то ценность свободы будет лишь производной. И в таком случае нет ничего противоречивого в том, чтобы рассматривать свободу как ценность, подлежащую максимизации. Консервативный философ Эдвард Фезер подмечал как-то, что в самом по себе утилитарном мышлении нет ничего плохого и есть много обстоятельств, где долг требует от человека мыслить утилитарно. Собственный пример Фезера — работа почтальона. Хороший почтальон должен думать как утилитарист: «Как бы мне разнести максимальное количество писем с минимальными затратами времени и сил?»
Но у этого утилитарного мышления есть ограничения. Хороший почтальон не стал бы угонять чужую машину или порабощать незнакомых людей, чтобы сделать доставку писем эффективнее. Моральные права других людей, вытекающие из их самоценности, ограничивают диапазон средств, доступных для почтальона (или любого другого человека). Но в рамках, заданных этими правами, почтальон должен действовать как утилитарист — стремясь к количественной максимизации предоставляемого им блага.
Аналогичным образом мы можем думать и о свободе. Сама по себе свобода — это не странная морально неприкасаемая платоническая сущность, это та реальная степень контроля над собственной жизнью, которой обладает человек. Это всего лишь ещё одно благо, которое может быть максимизировано в пределах, задаваемых моральными правами людей. Поэтому даже для строгих деонтологов, которые исходят из самоценности каждого индивида, нет никакого противоречия в том, чтобы ограничивать свободу одних, когда это требуется для обеспечения более широкой свободы для всех — никакой свободы врагам свободы.
Многие используют этот лозунг только иронически, видя в нём противоречие. Если для нас свобода имеет ценность, то, как кажется, непоследовательно покушаться на свободу, даже если это необходимо для её защиты. В этом рассуждении слышны отзвуки противопоставления Робертом Нозиком «моральных целей» и «моральных ограничений». По Нозику, главное заблуждение утилитаризма и ему подобных теорий в том, что они трактуют моральное благо слишком узко — как реализацию какой-то цели. Это ведёт к тому, что такие теории могут предписывать поступиться своей же главной ценностью в одних случаях, чтобы максимизировать её в других. Утилитаризм в принципе может предписывать нам поступиться счастьем одного человека или группы лиц, чтобы увеличить совокупное счастье для всех.
Такие теории, считает Нозик, не учитывают, что каждый индивид имеет внутреннюю ценность. Более адекватный учёт этой ценности требует от нас формулировать нашу этику не через цели, а через ограничения. Например: «Нельзя убивать невинных людей» или «Нельзя покушаться на свободу». Получившаяся теория не будет допускать, что иногда можно поступиться нашими ценностями, ведь эти ценности обуславливают строгие ограничения, которые не предполагают исключений. (Нозик не считал, что у этих ограничений нет исключений, но об этом часто забывают.)
Критики лозунга «Никакой свободы врагам свободы», кажется, исходят из похожего рассуждения. Для них свобода — это не моральная цель, подлежащая максимизации, а ценность, устанавливающая строгое ограничение «Нельзя покушаться на свободу». Проблема в том, что этот вывод неправдоподобен с собственной деонтологической точки зрения Нозика (и похожих на неё). Утверждая значимость каждой отдельной личности, Нозик исходит из имплицитной предпосылки о том, что не существует внешних по отношению к агенту ценностей (agent-external values). Представьте пустой мир, в котором нет никаких живых существ. Будет ли в таком мире что-то ценное? Как полагает Нозик, в мире не может быть ничего ценного, если это некому ценить. Обратное было бы верно, только если бы была верна контринтуитивная платоническая метафизика.
Проблема критиков лозунга «Никакой свободы врагам свободы» в том, что они рассматривают свободу именно как подобную платоническую ценность. С их точки зрения, свобода сама по себе неприкосновенна, даже если её реализация значительно вредит людям. Но если мы будем исходить, как это делает Нозик, из самоценности именно индивидов, то ценность свободы будет лишь производной. И в таком случае нет ничего противоречивого в том, чтобы рассматривать свободу как ценность, подлежащую максимизации. Консервативный философ Эдвард Фезер подмечал как-то, что в самом по себе утилитарном мышлении нет ничего плохого и есть много обстоятельств, где долг требует от человека мыслить утилитарно. Собственный пример Фезера — работа почтальона. Хороший почтальон должен думать как утилитарист: «Как бы мне разнести максимальное количество писем с минимальными затратами времени и сил?»
Но у этого утилитарного мышления есть ограничения. Хороший почтальон не стал бы угонять чужую машину или порабощать незнакомых людей, чтобы сделать доставку писем эффективнее. Моральные права других людей, вытекающие из их самоценности, ограничивают диапазон средств, доступных для почтальона (или любого другого человека). Но в рамках, заданных этими правами, почтальон должен действовать как утилитарист — стремясь к количественной максимизации предоставляемого им блага.
Аналогичным образом мы можем думать и о свободе. Сама по себе свобода — это не странная морально неприкасаемая платоническая сущность, это та реальная степень контроля над собственной жизнью, которой обладает человек. Это всего лишь ещё одно благо, которое может быть максимизировано в пределах, задаваемых моральными правами людей. Поэтому даже для строгих деонтологов, которые исходят из самоценности каждого индивида, нет никакого противоречия в том, чтобы ограничивать свободу одних, когда это требуется для обеспечения более широкой свободы для всех — никакой свободы врагам свободы.
BY Моральная крыса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. The last couple days have exemplified that uncertainty. On Thursday, news emerged that talks in Turkey between the Russia and Ukraine yielded no positive result. But on Friday, Reuters reported that Russian President Vladimir Putin said there had been some “positive shifts” in talks between the two sides. In view of this, the regulator has cautioned investors not to rely on such investment tips / advice received through social media platforms. It has also said investors should exercise utmost caution while taking investment decisions while dealing in the securities market. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children.
from ar
