А предположим, что и санитарка, утверждающая, что получает 29 тыс. рублей в месяц и мурманский министр здравоохранения Дмитрий Панычев убеждающий всех, что ей начислили аж 116 тыс., оба правы (хотя министру мы, конечно, по определению не верим). Значит в схеме есть кто-то третий, на кого и уходят все деньги, положенные за работу в «красной зоне». И это, не говоря о том, что Мурманская область, наверняка не единственная, где сотрудники, которые были санитарами, затем в 2018 году переведены в уборщики, но выполняющие функции санитаров, имеют прямой контакт в «красной зоне», но не подпадают под выплаты федерального характера. Смешнее всего на это жаловаться президенту, ведь этот перевод последствия осуществленной при Путине и при его поддержке оптимизации отечественной медицины, повышение эффективности которой в последние годы напрямую связано с минимизацией расходуемых на здравоохранение средств. Именно за это Путин и наградил экс-министра здравоохранения РФ Скворцову. А других более значимых заслуг у нее все равно нет
А предположим, что и санитарка, утверждающая, что получает 29 тыс. рублей в месяц и мурманский министр здравоохранения Дмитрий Панычев убеждающий всех, что ей начислили аж 116 тыс., оба правы (хотя министру мы, конечно, по определению не верим). Значит в схеме есть кто-то третий, на кого и уходят все деньги, положенные за работу в «красной зоне». И это, не говоря о том, что Мурманская область, наверняка не единственная, где сотрудники, которые были санитарами, затем в 2018 году переведены в уборщики, но выполняющие функции санитаров, имеют прямой контакт в «красной зоне», но не подпадают под выплаты федерального характера. Смешнее всего на это жаловаться президенту, ведь этот перевод последствия осуществленной при Путине и при его поддержке оптимизации отечественной медицины, повышение эффективности которой в последние годы напрямую связано с минимизацией расходуемых на здравоохранение средств. Именно за это Путин и наградил экс-министра здравоохранения РФ Скворцову. А других более значимых заслуг у нее все равно нет
Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform. Telegram Messenger Blocks Navalny Bot During Russian Election What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion.
from ar