Как вы думаете, какая самая центральная проблема геронтологии?

Каждая вторая книга о старении содержит сентенцию: «Существует около 300 теорий старения».

Это даже не проблема — это центральная катастрофа геронтологии.

Даже если бы существовали всего две теории, главной целью исследователей должно было бы стать выяснение, какая из них верна, какая — нет, или же обе ошибочны.

Когда теорий двадцать две — это уже кошмарное состояние науки. А когда их 300 (цифра, которая, вероятно, неверна и просто кочует из книги в книгу), мы, по сути, уже не говорим о науке.

Исследования старения сегодня фрагментированы. Каждый подход опирается на отдельный механизм, игнорируя большинство фактов.

Именно поэтому мы движемся к продлению жизни так медленно. Разработка терапевтических подходов игнорирует 99% имеющейся информации, а надежда строится на том, чтобы почти наугад повлиять на значимый процесс и добиться замедления старения.

Так было с антиоксидантами, теломеразой, сенолитиками. И так же скоро произойдёт с эпигенетическим откатом.

Желание longevity-стартапов прийти к практическому результату понятно. Но вместо попыток опровержения гипотез мы видим многолетние старания «пристроить» к тому или иному заболеванию что-то, связанное со старением.

Теория должна учитывать все известные факты и предсказывать новые.

Главная статья о старении — Hallmarks of Aging — не объясняет, каков вклад каждого процесса, не выстраивает иерархию причинно-следственных связей, не содержит количественных показателей. Она не отвечает на вопрос «откуда берётся старение». В ней отсутствуют глубокие эволюционные обоснования и единый объяснительный механизм, который бы показывал, почему возникают все эти процессы и как они взаимодействуют во времени.

Различия в продолжительности жизни у видов, бессмертие половых клеток, отсутствие постоянного отбора на долгожительство остаются в разделе «Спекуляции», без удовлетворительных объяснений, основанных на математических моделях.

Например, теория одноразовой сомы пытается объяснить противоречие между плодовитостью и продолжительностью жизни, но приводит к нелепому выводу о необходимости выбора из-за ограниченных ресурсов. Но ведь ресурсов может быть сколько угодно. Где же тогда отбор на бессмертие?

Остаются необъяснимыми такие факты, как большая продолжительность жизни самок или десяти- и двадцатикратные различия в сроках жизни между кастами эусоциальных насекомых.

Мы многое знаем о старении с точки зрения «что происходит», но глава «почему это происходит» остаётся заполненной исключительно спекуляциями, без экспериментальных подтверждений.

Самая распространённая гипотеза — антагонистической плейотропии — не указывает конкретные механизмы для каждого организма. Неясно, о вреде каких именно генов во второй половине жизни идёт речь. Нет доказанной физиологической модели, показывающей, в чём выгода для животного пренебречь приспособленностью во второй половине жизни.

Вопрос об общей теории старения остаётся на периферии научного интереса. Мало публикаций, нет профильных конференций.

Мне известны лишь несколько работ, в которых предпринята попытка сопоставить существующие теории и устранить противоречия между ними.

В частности, Пётр Лидский предложил анализировать теории старения, оценивая, насколько каждая из них объясняет ключевые факты. Он составил таблицу, показывающую это сравнение.

Но это только начало работы. В таблице не учтены новые значимые гипотезы, возможно, пропущены важные факты, и не из каждой теории выведены чёткие предсказания, которые можно было бы проверить экспериментально.

Именно эта работа — критический анализ теорий — станет самой важной. Она и определит, возможна ли в принципе разработка лекарства от старости.