paradox _friends

Наиболее точный исторический «аналог» армянского архиепископа Баграта –архиепископ Макарий III, ставший в 1960-м первым президентом Кипра.

Оба священнослужителя выдвинулись на первые политические роли не в результате стандартной и плановой электоральной процедуры (например, как лидеры христианско-демократической партии), но в период сильной «институциональной» турбулентности.
Макарий III возглавлял кипрское антиколониальное движение.
Баграт Србазан становится «звездой» очередного армянского «улично-демократического» (если не сказать – революционного) эксцесса.

Но с классическими религиозными партийными проектами Европы у кипрского и армянского кейсов различий намного меньше, чем с «политико-теологическими», вроде иранского.
И дело здесь не в конфессии, а в целеполагании.
Поход во власть архиепископов Макария III и Баграта не нёс (в первом случае) и не несёт (во втором) «эсхатологической» нагрузки.
Оба клирика пересекают границу между «б-говым» и «кесаревым», максимум, для «перезагрузки» отдельно взятой страны, но не мира.

Впрочем, это обстоятельство не должно успокаивать тех внешних игроков, которые видят в Србазане более приемлемую и комфортную альтернативу Пашиняну.
Обретение представителями духовенства политической субъектности – процесс в равной степени и непредсказуемый, и «интернационализируемый».

Особенно – на постсоветском пространстве.
И особенно – в эпоху, когда защита традиционных ценностей становится синонимична защите суверенитета. А их хранители (священнослужители) по умолчанию зачисляются в «друзья государства». Что создает серьезные морально-юридические проблемы для делигитимации действий клириков, даже де-факто направленных против существующих светских властей.

www.group-telegram.com/ar/birmanalex.com/2289

9.4K viewsMay 27 at 14:55

Наиболее точный исторический «аналог» армянского архиепископа Баграта –архиепископ Макарий III, ставший в 1960-м первым президентом Кипра.

Оба священнослужителя выдвинулись на первые политические роли не в результате стандартной и плановой электоральной процедуры (например, как лидеры христианско-демократической партии), но в период сильной «институциональной» турбулентности.
Макарий III возглавлял кипрское антиколониальное движение.
Баграт Србазан становится «звездой» очередного армянского «улично-демократического» (если не сказать – революционного) эксцесса.

Но с классическими религиозными партийными проектами Европы у кипрского и армянского кейсов различий намного меньше, чем с «политико-теологическими», вроде иранского.
И дело здесь не в конфессии, а в целеполагании.
Поход во власть архиепископов Макария III и Баграта не нёс (в первом случае) и не несёт (во втором) «эсхатологической» нагрузки.
Оба клирика пересекают границу между «б-говым» и «кесаревым», максимум, для «перезагрузки» отдельно взятой страны, но не мира.

Впрочем, это обстоятельство не должно успокаивать тех внешних игроков, которые видят в Србазане более приемлемую и комфортную альтернативу Пашиняну.
Обретение представителями духовенства политической субъектности – процесс в равной степени и непредсказуемый, и «интернационализируемый».

Особенно – на постсоветском пространстве.
И особенно – в эпоху, когда защита традиционных ценностей становится синонимична защите суверенитета. А их хранители (священнослужители) по умолчанию зачисляются в «друзья государства». Что создает серьезные морально-юридические проблемы для делигитимации действий клириков, даже де-факто направленных против существующих светских властей.

BY paradox _friends