Благова на водах

По пути в Монголию дочитала «Песнь пророка» Пола Линча — прекрасный роман, но я не умею писать о книгах, поэтому скажу об одном конкретном образе, который меня поразил в финале. Главная героиня Айлиш, чью жизнь разрушила авторитарная власть и гражданская война, принимает очень плохое решение (и у нее нет другого выхода, она в ловушке). Перед тем как сделать последний шаг, Айлиш смотрит на темный мыс и видит синюю лошадь — наконец для Айлиш всё проясняется, она испытывает что-то вроде откровения.

(цитата будет внизу под спойлером)

Конечно, я сразу вспомнила «Синего коня» Франца Марка — очень люблю этого художника и его цветных коней. Искусствовед Морган Мейс в своем сборнике эссе к картине «Судьба животных» писал, что Марк, похоже, пережил откровение и попытался прикоснуться к истине — в 1911 году он вдруг начал писать поразительные картины в совершенно новом для себя стиле. Сам Франц Марк, судя по письмам к жене, тоже считал, что прикоснулся к истине. Но абсолютная истина невыразима, потому что если попытаться впихнуть ее в слова, она подчинится системе слов и перестанет быть абсолютной. В общем, после того как что-то странное произошло с Францем Марком, он стал писать разноцветных, диких лошадей. Считается, что синий — это цвет духа, невыразимого переживания, и его лошади в этих оттенках особенно хороши.

В том же сборнике Мейс пишет про Эдгара Дега, который тоже часто рисовал лошадей и тоже любил синий. Но это совсем другие лошади и совсем другой художник. Он был насквозь буржуазным и искренне любил свой мир, понимая при этом его порочность и его насильственную основу. Поэтому лошади Дега всегда в подчинении — в стойле, сбруе, под ездоком. В детстве я не знала про Франца Марка, но мама выписывала для меня журнал «Художественная галерея», каждый выпуск которого был посвящен какому-то художнику. Выпуск про Дега был одним из самых затертых: я любила рассматривать репродукции его картин, всматривалась в болезненные изгибы балерин (которым как будто всегда было больно), подневольных лошадей и чувствовала, будто за этим есть что-то сюрреалистичное — но не могла, конечно, сформулировать.

В тот же период я занималась верховой ездой, но бросила, как только прочитала «Лошадиную энциклопедию» Александра Невзорова. Мне было где-то десять лет, и я не помню подробностей, но уловила, что люди поработили лошадей и заставили их страдать. Я не хотела больше участвовать в этом, хотя езда доставляла мне удовольствие.

Лошади — древние, сильные животные, благороднейшие из существ. История человечества — это в том числе история порабощения лошадей. Мы совершали над ними насилие, чтобы выжить, но даже с раскрошенными зубами и шпорами в боках они оставались такими же благородными, умными и красивыми. Я видела много таких, но дикая лошадь — для меня особенно мощный образ освобождения, первозданной дикости, хождения по кромке жизни. А синие оттенки делают её потусторонней, божественной, знающей нечто невыразимое.

И вот, я лечу в Монголию — страну, которая больше всех других обязана лошадям, зависима от них, культура которой вся пропитана лошадиной темой — и дочитываю страшную книгу, которую можно прочитать как пророчество. Читаю — и вдруг в двух последних предложениях встречаю синюю лошадь на темном мысе. Меня словно бьют под дых, мне становится трудно дышать.

И ещё кое-что.

Сейчас я в Москве, но этот пост писала в Монголии. В местном художественном музее я увидела картину The Eight Horses of Happiness (можно перевести как «Восемь лошадей счастья») и долго возле неё стояла. Это настоящее монгольское искусство, очищенное от влияния буддизма и СССР. На картине лошади резвятся, ржут, ссут, кусают себя за копыта. Те самые дикие, прикольные, свободные существа. Я сделала фотографию и купила себе домой репродукцию.

А в последний день я шла по юрточному району и крутила в голове мысли о лошадях и синем цвете. Я остановилась, чтобы сфотографировать смог над Улан-Батором, как вдруг увидела синие ворота юрточного дворика. Кто-то любительской рукой нарисовал на них лошадь.

www.group-telegram.com/ar/kmv_chika.com/331

393 viewsedited  Nov 25 at 12:07

По пути в Монголию дочитала «Песнь пророка» Пола Линча — прекрасный роман, но я не умею писать о книгах, поэтому скажу об одном конкретном образе, который меня поразил в финале. Главная героиня Айлиш, чью жизнь разрушила авторитарная власть и гражданская война, принимает очень плохое решение (и у нее нет другого выхода, она в ловушке). Перед тем как сделать последний шаг, Айлиш смотрит на темный мыс и видит синюю лошадь — наконец для Айлиш всё проясняется, она испытывает что-то вроде откровения.

(цитата будет внизу под спойлером)

Конечно, я сразу вспомнила «Синего коня» Франца Марка — очень люблю этого художника и его цветных коней. Искусствовед Морган Мейс в своем сборнике эссе к картине «Судьба животных» писал, что Марк, похоже, пережил откровение и попытался прикоснуться к истине — в 1911 году он вдруг начал писать поразительные картины в совершенно новом для себя стиле. Сам Франц Марк, судя по письмам к жене, тоже считал, что прикоснулся к истине. Но абсолютная истина невыразима, потому что если попытаться впихнуть ее в слова, она подчинится системе слов и перестанет быть абсолютной. В общем, после того как что-то странное произошло с Францем Марком, он стал писать разноцветных, диких лошадей. Считается, что синий — это цвет духа, невыразимого переживания, и его лошади в этих оттенках особенно хороши.

В том же сборнике Мейс пишет про Эдгара Дега, который тоже часто рисовал лошадей и тоже любил синий. Но это совсем другие лошади и совсем другой художник. Он был насквозь буржуазным и искренне любил свой мир, понимая при этом его порочность и его насильственную основу. Поэтому лошади Дега всегда в подчинении — в стойле, сбруе, под ездоком. В детстве я не знала про Франца Марка, но мама выписывала для меня журнал «Художественная галерея», каждый выпуск которого был посвящен какому-то художнику. Выпуск про Дега был одним из самых затертых: я любила рассматривать репродукции его картин, всматривалась в болезненные изгибы балерин (которым как будто всегда было больно), подневольных лошадей и чувствовала, будто за этим есть что-то сюрреалистичное — но не могла, конечно, сформулировать.

В тот же период я занималась верховой ездой, но бросила, как только прочитала «Лошадиную энциклопедию» Александра Невзорова. Мне было где-то десять лет, и я не помню подробностей, но уловила, что люди поработили лошадей и заставили их страдать. Я не хотела больше участвовать в этом, хотя езда доставляла мне удовольствие.

Лошади — древние, сильные животные, благороднейшие из существ. История человечества — это в том числе история порабощения лошадей. Мы совершали над ними насилие, чтобы выжить, но даже с раскрошенными зубами и шпорами в боках они оставались такими же благородными, умными и красивыми. Я видела много таких, но дикая лошадь — для меня особенно мощный образ освобождения, первозданной дикости, хождения по кромке жизни. А синие оттенки делают её потусторонней, божественной, знающей нечто невыразимое.

И вот, я лечу в Монголию — страну, которая больше всех других обязана лошадям, зависима от них, культура которой вся пропитана лошадиной темой — и дочитываю страшную книгу, которую можно прочитать как пророчество. Читаю — и вдруг в двух последних предложениях встречаю синюю лошадь на темном мысе. Меня словно бьют под дых, мне становится трудно дышать.

И ещё кое-что.

Сейчас я в Москве, но этот пост писала в Монголии. В местном художественном музее я увидела картину The Eight Horses of Happiness (можно перевести как «Восемь лошадей счастья») и долго возле неё стояла. Это настоящее монгольское искусство, очищенное от влияния буддизма и СССР. На картине лошади резвятся, ржут, ссут, кусают себя за копыта. Те самые дикие, прикольные, свободные существа. Я сделала фотографию и купила себе домой репродукцию.

А в последний день я шла по юрточному району и крутила в голове мысли о лошадях и синем цвете. Я остановилась, чтобы сфотографировать смог над Улан-Батором, как вдруг увидела синие ворота юрточного дворика. Кто-то любительской рукой нарисовал на них лошадь.

BY Благова на водах