В отряде с февраля 23-го года. Заканчивается четвертый контракт.
Казак. Когда мобилизовали сына, узнал, что рядом с сыном стоит казачий отряд БАРС. Разузнал про отряд БАРС, так оказался в БАРС 16.
До войны около 20 лет работал управляющим фермерского хозяйства.
Срочную службу служил под Очаковом. Уже тогда оказался связанным с сельским хозяйством, в армии занимался мелиорацией. Строили канал на полуостров Майский.
Вернулся из армии, женился, работал. Сын. Внучка. Сейчас сын служит в артиллерии.
Кисель служит в отряде, продлевая каждый раз. Вне отпусков выходил только один раз – произошла ошибка в военкомате, ездил, исправлял.
В отряде кем только не был – от штурмовика до старшины роты, сейчас в роте охраны.
Несколько контузий, одно ранение.
От себя добавлю – неугомонный труженик. Сейчас несет службу на одном из постов. График трудный даже для молодых, но Кисель в часы законного отдыха, практически всегда, трудится.
"Надо пойти дрова попилить, порубить. Ребята с позиций приедут, а дров нет" – и идёт готовить дрова для парней.
В отряде с февраля 23-го года. Заканчивается четвертый контракт.
Казак. Когда мобилизовали сына, узнал, что рядом с сыном стоит казачий отряд БАРС. Разузнал про отряд БАРС, так оказался в БАРС 16.
До войны около 20 лет работал управляющим фермерского хозяйства.
Срочную службу служил под Очаковом. Уже тогда оказался связанным с сельским хозяйством, в армии занимался мелиорацией. Строили канал на полуостров Майский.
Вернулся из армии, женился, работал. Сын. Внучка. Сейчас сын служит в артиллерии.
Кисель служит в отряде, продлевая каждый раз. Вне отпусков выходил только один раз – произошла ошибка в военкомате, ездил, исправлял.
В отряде кем только не был – от штурмовика до старшины роты, сейчас в роте охраны.
Несколько контузий, одно ранение.
От себя добавлю – неугомонный труженик. Сейчас несет службу на одном из постов. График трудный даже для молодых, но Кисель в часы законного отдыха, практически всегда, трудится.
"Надо пойти дрова попилить, порубить. Ребята с позиций приедут, а дров нет" – и идёт готовить дрова для парней.
Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. In this regard, Sebi collaborated with the Telecom Regulatory Authority of India (TRAI) to reduce the vulnerability of the securities market to manipulation through misuse of mass communication medium like bulk SMS. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future.
from ar
