либертарная теология

Кровопролитие туманит разум всем — всем сторонам конфликта и всем наблюдателям; черная волна затопляет душу; и вот воспитанный не как-нибудь и не где-нибудь, а в традициях русской «либерастии», думаю в связи с этим, что основная идея эпохи — идея именно реалистическая, требуемая политическим моментом — дипломатия, переговоры, императив, навыки, усилия деэскалации. «Хамасовцы/палестинцы/арабы/мусульмане/не-запад» — «дикари/безумцы/звери» : эта двойная спираль (1) распространения скверны — навязывания коллективной ответственности/вины — на огромные массы (2) дегуманизируемых человеческих существ — она к счастью дезактивируется (?) реальностью: заложники в плену не у «оси зла», не у милиардов мусульман, не у арабов, не у палестиницев, а у конкретной организации — Хамаса, и с ней-то именно нужно вести переговоры о освобождении заложников (и велись, ведутся уже несмотря ни на что и это правильно); как — если угодно — и войну вести можно (в смысле чисто физической возможности) с конкретным врагом, а не вообще «злом». Вражда (https://www.group-telegram.com/ar/libertarian_theology.com/25) — расчеловечивание врага — есть потеря реальности, потеря способности регистрации реальности: уже не конкретные организации, учреждения, формирования, лидеры и пр. — с которыми можно переговариваться/воевать, а одно сплошное «зверье»; следовательно встреча с реальностью выключает вражду.

Славная традиция русской «либерастии» научила нас, что правильно было переговариваться с террористами в Буденовске, и было бы правильно переговариваться с террористами в Норд-Осте и Беслане: почему? — потому что переговоры есть средство спасения жизней жертв, средство умиротворения, прекращения насилия. Если насилие (терроризм, война) — зло, то добром не может выступать насилие же: эскалации насилия противоположность — деэскалация, войны — дипломатия, терроризму — переговоры. «Уничтожить их всех» — фантазм, очень сладкий; «они существуют», «они существуют вместе с нами» — это реальность. Переговоры меряются не мерой инфернальностью контрагента, а собственной возможностью/невозможностью: надо переговариваться до тех пор пока возможно.

«Справедливость» — способ разрешить себе дереализацию в сладком фантазме насилия: убивать, убивать, убивать. Следовательно «справедливость» есть нечто буквальным образом злое, нечто такое что надо отбросить («справедливость» — мотивация террористов), хотя бы потому что она слепит: даже если нужна война, то война — комплекс конкретных мероприятий, требующих знания противника, то есть пребывания в реальности, признание существование врага, узнавания врага, понимания ситуации, трезвости, расчета и т.д.

Реальность у всех общая: мы (кем бы эти «мы» не были: мы все) в одной реальности. Хочется немедленной победы/справедливости: ее не происходит, потому что война есть хоть и минимум, но «переговоров», то есть конкретного взаимодействия с реальностью врага, который не исчезает от нашего гнева, а продолжает длить свое (отвратительное, мерзостное) существование, между тем как «наши» продолжают умирать и пр. и пр.: с этим приходится иметь дело, это приходится признать.

Переговоры — любые — о обмене мертвыми телами, пленными, о освобождении заложников, временном прекращении огня по тому или иному поводу, о зерне, о аммиаке, водопроводе, электричестве и пр. и пр. и пр. все хороши — потому что они возвращают в реальность мира — от кошмара войны. Мы возвращаемся в нулевую точку: все взорвалось в некой первой несправедливости, ужасающий смерти наших (тех или тех) — из-за чего все началось, то если это действительно так, то в наших интересах прекратить кровопролитие — а путь к этому — переговоры, дипломатия. Мир явно на краю: нужно остановиться, развернуться.⬇️

www.group-telegram.com/ar/libertarian_theology.com/1780

658 viewsedited  Oct 11, 2023 at 10:11

Кровопролитие туманит разум всем — всем сторонам конфликта и всем наблюдателям; черная волна затопляет душу; и вот воспитанный не как-нибудь и не где-нибудь, а в традициях русской «либерастии», думаю в связи с этим, что основная идея эпохи — идея именно реалистическая, требуемая политическим моментом — дипломатия, переговоры, императив, навыки, усилия деэскалации. «Хамасовцы/палестинцы/арабы/мусульмане/не-запад» — «дикари/безумцы/звери» : эта двойная спираль (1) распространения скверны — навязывания коллективной ответственности/вины — на огромные массы (2) дегуманизируемых человеческих существ — она к счастью дезактивируется (?) реальностью: заложники в плену не у «оси зла», не у милиардов мусульман, не у арабов, не у палестиницев, а у конкретной организации — Хамаса, и с ней-то именно нужно вести переговоры о освобождении заложников (и велись, ведутся уже несмотря ни на что и это правильно); как — если угодно — и войну вести можно (в смысле чисто физической возможности) с конкретным врагом, а не вообще «злом». Вражда (https://www.group-telegram.com/ar/libertarian_theology.com/25) — расчеловечивание врага — есть потеря реальности, потеря способности регистрации реальности: уже не конкретные организации, учреждения, формирования, лидеры и пр. — с которыми можно переговариваться/воевать, а одно сплошное «зверье»; следовательно встреча с реальностью выключает вражду.

Славная традиция русской «либерастии» научила нас, что правильно было переговариваться с террористами в Буденовске, и было бы правильно переговариваться с террористами в Норд-Осте и Беслане: почему? — потому что переговоры есть средство спасения жизней жертв, средство умиротворения, прекращения насилия. Если насилие (терроризм, война) — зло, то добром не может выступать насилие же: эскалации насилия противоположность — деэскалация, войны — дипломатия, терроризму — переговоры. «Уничтожить их всех» — фантазм, очень сладкий; «они существуют», «они существуют вместе с нами» — это реальность. Переговоры меряются не мерой инфернальностью контрагента, а собственной возможностью/невозможностью: надо переговариваться до тех пор пока возможно.

«Справедливость» — способ разрешить себе дереализацию в сладком фантазме насилия: убивать, убивать, убивать. Следовательно «справедливость» есть нечто буквальным образом злое, нечто такое что надо отбросить («справедливость» — мотивация террористов), хотя бы потому что она слепит: даже если нужна война, то война — комплекс конкретных мероприятий, требующих знания противника, то есть пребывания в реальности, признание существование врага, узнавания врага, понимания ситуации, трезвости, расчета и т.д.

Реальность у всех общая: мы (кем бы эти «мы» не были: мы все) в одной реальности. Хочется немедленной победы/справедливости: ее не происходит, потому что война есть хоть и минимум, но «переговоров», то есть конкретного взаимодействия с реальностью врага, который не исчезает от нашего гнева, а продолжает длить свое (отвратительное, мерзостное) существование, между тем как «наши» продолжают умирать и пр. и пр.: с этим приходится иметь дело, это приходится признать.

Переговоры — любые — о обмене мертвыми телами, пленными, о освобождении заложников, временном прекращении огня по тому или иному поводу, о зерне, о аммиаке, водопроводе, электричестве и пр. и пр. и пр. все хороши — потому что они возвращают в реальность мира — от кошмара войны. Мы возвращаемся в нулевую точку: все взорвалось в некой первой несправедливости, ужасающий смерти наших (тех или тех) — из-за чего все началось, то если это действительно так, то в наших интересах прекратить кровопролитие — а путь к этому — переговоры, дипломатия. Мир явно на краю: нужно остановиться, развернуться.⬇️

BY либертарная теология