Telegram Group Search
сборник самых восхитительных текстов so far

«Химера» Рорвахер

«Черное солнце» — ультимативный положняк по российским сериалам

«Мастер и Маргарита» Локшина — ультимативный положняк по современному российскому кино

Ремейк «Ворона» — ультимативный положняк по современному западному кино

30 лучших российских сериалов — список всего, что вам нужно посмотреть

Портрет Киллиана Мерфи — отредактирован, но остался нежным в сердцевинке

Михаэль Ханеке: как начать смотреть его фильмы

«Отпуск в октябре» Михайлова

коротко.
жизнь моя строится на том, что я пишу сценарии и придумываю свое.
но так уж сложилось, что вдобавок я много смотрю, мне часто есть что сказать, а мои размышления о кино периодически публикуются. у меня специфический стиль, со мной можно не соглашаться, можно даже плюнуть мне в лицо, при желании, — но все, что я пишу, как-то работает. это факт.

теперь для нежных и яростных слов есть и этот канал
вот и все
на самом деле, я нежный человек — что доказывает история появления этого канала. он буквально возник потому, что мне ужасно хотелось написать пост про «Дом дракона» — а в мой мрачный дневниковый канал он никак не вмещался.

большое впечатление, во многом благодаря опыту просмотра: первый сезон у меня следовал за вторым, а не наоборот. тема, кстати, охуительная, теперь всем советую смотреть сериалы только так — острота сопереживания, а уж объем зрительской работы... к тому же, сюрреалистическое ощущение узнавания — вот они, слева-направо, возлюбленные из будущего, в своем неизвестном мне прошлом. вполне уникальная возможность узнать героя, как ни парадоксально, гораздо лучше, чем в рамках хронологически верного повествования. в конце концов, имитация диктата зрителя над фильмом — кому бы не хотелось...

короче говоря. вот у нас прямо перед глазами сериал, в котором собраны все самые важные темы современности — и главный кайф его в том, что темы эти не бесят превращением в лозунги, а живо интересуют, потому что как бы вшиты в глубину содержания, не болтаются на поверхности к всеобщему раздражению или, наоборот, благоговейной истерике.

1. война. надо ли говорить?
весь второй сезон «Дома дракона» сфокусирован на конфликте между двумя наследниками короля — его дочерью Рейнирой и младшим сыном Эйгоном. важно понимать, что к этому моменту семья Таргариенов уже больше полувека живет в мире — войн давно не было, рыцари, которые ни разу не видели боя, расслабляются на турнирах.
когда Эйгон узурпирует трон, принцесса находится буквально за морем. в другом замке сидит. атомное оружие, тем не менее, у обоих под рукой — драконы, которыми можно спалить дотла целое государство.

и в центре нашего внимания — внезапно — мудрый человек. гнев Рейниры силен, узурпаторы убили ее сына и отняли у нее то, что она должна иметь по праву. но она медлит. тут сериал замедляется и оставляет всех с отзывами «скучно, ниче не происходит». однако происходит.

несмотря на дыхание подступающей войны, Рейнира до самого конца не начинает ее. потому что страшно. потому что смерть и ужас — все, что делает война. потому что драконы не должны убивать друг друга.
так удивительно в огромном популярном сериале наблюдать нарратив сдержанности правителя, немыслимого усилия в обуздании собственной ярости, глубокой рефлексии своего места — далеко не самого важного — в историческом процессе. наверное, что-то такое и должно давать кино — то, чего у нас не было и никогда не будет в нынешней реальности.
2. фем-повестка. да да да придется послушать
наследник Железного трона, очевидно, должен быть мальчиком — это проговаривается в мире сериала множество раз. Рейнира не бесправна, но к ней никто не прислушивается — даже когда она становится королевой, ее собственный муж (он же дядя, вот так вот) все время норовит увести у нее престол.

и тут мы видим такой изящный путь героини, которая становится великой и получает поддержку не в силу своего резонерства или взываний к сочувствию/уважению, а именно с помощью очень феминных качеств: чуткости, осторожности, упорства и нежности.

мучительные бесплодные роды здесь лежат на одной чаше весов с кровавыми битвами — ни одна боль не заслоняет другую, и женщина познает мир борьбы наравне с мужчиной.
3. хрупкая маскулинность и всесилие любви.
одна из важных линий второго сезона — принц Деймон, муж Рейниры и брат почившего короля, ссорится с принцессой и улетает в мрачную крепость Харренхолл, важный стратегический объект в предстоящей войне. там он всех шпыняет, отказывается есть бобы и вообще выебывается. Деймон, надо сказать, ультрамаскулинный слоняра, Вадим «Рэмбо» Галыгин, может убивать одним взглядом, — поэтому его негодование по поводу доставшегося бабе трона понятно.

посреди этого шумного бала Деймон вдруг начинает галлюцинировать — ему видится юная Рейнира, его покойный брат, неизвестная ему мать — словом, все, кто ему важен и с кем у него потеряна связь, перед кем он виноват и с кем не может примириться. и все. это вся линия. как будто бы хуйня, но как бы не так.

подобно любому мужчине, Деймон гнет свою линию и воспринимает чувственные видения как какую-то сомнительную горячку, которая скоро кончится. только эта горячка и есть настоящее действие — Деймон буквально по шажочкам, по ниточкам и по сопелькам учится любить.

любовь, как известно, непростое чувство, и одна из его граней — покорность, умение уступить и подчиниться другому. без ущемления своей ценности, а просто потому что доверяешь ему как себе, веришь, что он прав. очень тонко в линии Деймона сплетаются любовь к женщине и любовь к королеве — первая часто кажется мужчине понятной, а вторая — вовсе немыслимой. тем не менее, они суть одно.

в финале сезона Деймон, от которого Рейнира уже ничего не ждет, преклоняет колено. через долгое мучительное сопротивление образчик маскулинности приходит к подчинению, податливости, мягкости — но не к унижению, которого так боялся. ведь любовь не может быть унизительна. любовь просто есть.
оправдывая название канала, прогоняю базу непопулярного мнения (с парой советов внутри).

мне очень не понравился сериал «Рипли».

блин, Маря, как же так, ведь там Эндрю Скотт, все такое черно-белое, и беспристрастный взгляд, и банальность зла…
да, вот именно поэтому.

я немного устала от темы банальности зла в поп-культуре in general, но конкретно тут — она совсем не работает. в книге Арендт, как мы помним, Эйхман представал винтиком системы без лишних мыслей в голове. выполнял задачи, ставил галочки, стремился к продуктивности.
цели же Рипли сводятся к тому, чтобы стать Другим, которого он идеализирует, слиться со смутным объектом желания, — то есть, буквально преступление границ. его действия в сериале Зеллиана изощренно продуманы, потому что сама личность Рипли основана на преступлении, он не немой исполнитель, не слепой карьерист и не заложник чьей-то воли. он демиург.

создатели при этом осознанно забирают у Рипли талант. кроме глубокого анализа названия, к этой мысли нас может привести то, что за восемь серий у него ничего не получается сделать не то что с первой, но даже с пятой попытки. временами это смешно, временами утомительно.

Рипли тут — довольно примитивный любитель, а наблюдать за любителем (помним корень слова) увлекательно, когда ты проникаешься его страстью, кожей чуешь, насколько будоражит его ощущение собственного всемогущества (см. лучшую экранизацию). в Рипли же нет страсти, есть механическое повторение движений, которое во всем противоречит его книжной природе — конструировать собственную реальность.

беспристрастность взгляда, конечно, охуенная идея — только это обрамление занавеса, стилистический прием, с помощью которого обнажается содержание (мой любимый пример — «Седьмой континент» Ханеке). когда содержания нет, оптика становится рудиментом ландшафта. возникает вопрос, за чем здесь тогда следить?

самый интересный и скользкий ответ на этот вопрос дают почти все рецензенты «Рипли» (что как бы намекает). они предлагают пресловутую притягательность сериала — мол, незаметно для себя становишься вуайеристом, начинаешь жадно поглощать запретный плод чужих фантазий. а все почему? потому что очень красиво.

ох уж эта невероятная красота… если кому-то «Рипли» правда кажется красивым, то здорово, что у каждого есть свое мнение. создатели же, на мой взгляд, делают очевидным свое стремление к антикрасивому, усредненному — Дики здесь играет актер, которого я видела на экране не меньше трех раз, и все равно не узнала. спустя пару черно-белых морских панорам их перестаешь различать — все они сливаются в одну огромную кляксу. про ретро-зерно в сериале для Нетфликса и вовсе смешно слышать — какие нюансы изображения вы разглядите на своем домашнем ноутбуке?

в современном кино, которое блистает своей утилитарностью, мне больше всего не хватает энергии — какого-то кровотока, бьющегося сердца, ощущения, что у режиссера есть хоть какая-то температура, и без разницы, куда он при этом больше любит смотреть — себе под ноги или в бескрайнее небо.

такая фригидная, обескровленная и бесчувственная красота, как в «Рипли», — забирайте ее себе и ешьте ее с хлебом. мне, пожалуйста, хотя бы чуть-чуть жизни. смерти и так достаточно.
самое интересное игровое кино последнего времени — I Saw the TV Glow.

важно сказать, что «интересное» — не «лучшее» и уж точно не означает, что всем подойдет. но о нем любопытно размышлять, к нему возвращаешься и — главное: оно, кажется, почти ни на что в своем жанре не похоже.

забитый мальчик Оуэн знакомится с мрачной аутсайдершей Мэдди, которая обожает сериал «Розовое марево». две его главные героини — все, о чем может мечтать болезненно переживающий взросление подросток: смелые, ловкие, необычные — побеждают монстров, летают на коврах и на все плевать хотели (прекрасно стилизованная смесь «Чародеек» и культового фильма The Craft).

однажды Мэдди предлагает Оуэну бежать из их сонного серого городка, но мальчик трусит, и девушка уезжает одна. через несколько лет она вернется и расскажет о том, что настоящие Мэдди и Оуэн — на самом деле героини «Розового марева», а в этой безрадостной реальности их заточил антагонист сериала мистер Меланхолия.

сюжет за словом в карман не лезет и сразу заявляет, что это личная история про транс-переход и ужасы жизни не в своем теле. но я говорить об этом не буду — потому что самоограничения губительны, а в природе нарративного кино заложена универсальность.

о чем это? о печали существования в объективной реальности и боли отчужденности от самого себя. об одиночестве и неспособности сделать шаг — даже по направлению к смерти. о том, как ложь становится образом жизни, а несогласие копится внутри словами, которые боишься произнести вслух даже по буквам. о том, что даже найдя своих, иногда не даешь себе успокоиться.

стиль фильма корнями уходит не столько в линчевские фантазмы, сколько в интернет-коры — «эстетики» traumacore, dreamcore и лиминальных пространств. последние буквально продолжают метафору перехода из одного состояния в другое — из реальности в сон. местные монстры напоминают чудовищ Кроненберга, но гораздо больше общего имеют с деформированными сомнамбулами из недр нейросетей.
то есть, кино использует все самые современные выразительные средства и стилевые приемы, при этом органично встраивая их в историю, делая форму продолжением содержания, единственно возможным вариантом визуализации. многое тут просто завораживающе красиво — и одновременно страшно, герметично — но никогда не одномерно. тревога, смутное ощущение сна, нежность и тоска переливаются в каждом световом пятне.

фильм, несмотря на все свои тинейджерские выебоны и гротеск, наполнен такой глубокой и горькой печалью, что при просмотре не раз ловишь себя на том, что переживать это совсем не хочется. хочется забыть, удалить этот уродливый рубец памяти о собственных поражениях, уступках и трусости. но боль не забывается, пока не проживешь ее всецело.

в конце концов, как говорил великий: «не надо этого бояться, и в тоску надо впадать, и повторяться надо».
два фильма, интересных и формой, и содержанием.

оба снял норвежец Кристоффер Боргли. первый — «Тошнит от себя» — про девчонку, которая очень хотела славы и с помощью русских (!) таблеток изуродовала себе лицо. второй — «Герой наших снов» — про скучного лоха, который вдруг начинает являться всем во снах — сначала безобидно, а затем с недобрыми намерениями.
обо всем по порядку.

Сигне работает в кофейне и ужасно хочет быть центром внимания, но весь фейм всегда достается ее бойфренду-художнику. однажды она становится свидетельницей нападения собаки на женщину и понимает, что обрести увечье — неплохой путь к славе. Сигне нашпиговывается загадочными таблетками и вскоре получает в качестве побочки жуткую кожную болезнь. но путь к популярности оказывается сложнее, чем она себе представляла.

сюжет фильма, изложенный в паре предложений, значительно упрощает сам фильм и впечатление, которое он производит. по-моему, все, что нравится людям в Рубене Эстлунде (сатира, черный юмор, мнимая тонкость подъебов и глубина наблюдений в области политической истерии и антропологии) Боргли делает в сто раз изящнее, остроумнее и смешнее. отчасти потому, что к героине очень просто подключиться, но сам характер этого подключения соединяет вас почти интимной тайной: ее всепожирающий отвратительный нарциссизм знаком любому человеку, который никогда бы не признался в том, что способен на все то же самое — и потом еще раз.

истеричное визуальное повествование (вкрадчивые зумы и хаотичный монтаж) делают Syk pike брутальным и прямолинейным кино. иногда чересчур, но его надо простить — все-таки это типичный фильм дерзкого европейского режиссера, который тот делает на родине перед тем, как его приглашают в Голливуд и он постепенно забывает свой авторский стиль. пока с Боргли это не случилось, его первый голливудский фильм — как раз Dream Scenario, который во многом наследует Syk pike и все неограненное из него перерабатывает в тонкую форму.

Пол Мэттьюс преподает биологию в университете и никак не может построить академическую карьеру. когда его бывшая публикует колонку о том, что Пол ей приснился, выясняется, что его видит во снах огромное количество случайных людей. Пол постепенно становится для всех добрым мемом, но вскоре сны с ним становятся кошмарами — и реальная жизнь профессора начинает рушиться.

как и Syk pike, это на самом деле фильм о нежном травмированном человеке, который уже не может выбраться из лабиринта собственных обид. но если Сигне к этому не располагало уродливое окружение, то Пол не видит очевидного — абсолютной любви своей жены, которая по-прежнему ревнует и трогательно переживает за университетского чудилу-неудачника, которого одинаково сторонятся и коллеги, и студенты. в фильме, безусловно, есть изобретательная пародия на паттерны cancel culture и вообще много современного и смешного — кстати, редкое кино, где эффект угара достигается в основном за счет склеек, построения монтажных фраз и звуковых акцентов. однако самым ценным мне кажется то, что за нагромождением фарса и глума фильм не теряет человеческого лица. в основе его все равно лежит драма о человеке, который так и не разглядел главного в своей жизни.

P.S. такое же кино про богемных трикстеров, их недолюбленность и нарциссизм делает один из моих любимых режиссеров Себастьян Сильва — но в совсем иной стилистике, с уклоном в мамблкор. лучший пример — фильм Nasty Baby, где художника, который планирует перформанс с перевоплощением в младенца, играет сам режиссер.

интересно, что в оригинале «Тошнит от себя» называется «Больная девочка» — такое же название носит знаменитая картина Кристиана Крога, изображающая умирающего ребенка. однако картин «Больная девочка» в мире несколько. почему-то все они норвежские и почему-то все считаются демонстрирующими «пороки общества». такой вот социальный комментарий.
написала гид по фильмографии главного европейского режиссера. и своего любимого — по совместительству.

последнее заявление, безусловно, лукавство. любить Ханеке невозможно — его кино доставляет дискомфорт, пугает, раздражает. словом, ничего приятного. сложно его советовать и еще сложнее о нем говорить. но вы почитайте текст, а я кое-что добавлю.

самыми важными фильмами Ханеке мне сейчас кажутся «Седьмой континент», «Любовь» и «Белая лента». первый посвящен хронике трех дней из жизни буржуазной венской семьи — и их полному и окончательному уничтожению себя и всей своей экосистемы. второй — скурпулезной фиксации умирания и принятия. а третий — черно-белая, блестящая острыми углами картина.

в деревне взрослые растят своих детей в боли и ненависти — а дети наказывают за это всех неповинных: подстраивают несчастные случаи, издеваются над ребенком господ, сеют хаос посреди немецкой пасторали. это начало двадцатого века, а значит скоро будет война — и не единожды. дети вырастут. даже если бы умели, родители уже не смогут поговорить с ними.

фильм многим кажется чересчур диалектичным, а режиссера годами уличают в пессимизме и мизантропии. но теперь, после определенных событий уже двадцать первого века, в «Белой ленте» я повсюду вижу шансы спастись. они разбросаны вокруг каждого из героев. их много. просто никто ими так и не воспользовался.

это, кажется, и фиксирует мощный старик. люди всегда могли что-то сделать. и ничего не сделали. никто ничего не сделал.
немного про плохое и популярное кино.

мне всегда было интересно, почему люди порой так проникаются фильмами, которые их не уважают. то есть, буквально, в хуй не ставят зрителя, относятся к нему как к манкурту и держат за лоха.
попытка ответить на этот увлекательный вопрос — ниже. и, конечно же, пара рекомендаций. я добрый человек.

«Субстанция»! вы наверняка уже прочли сто миллионов нежных рецензий про это кино (что интересно — и обычного зрителя, и кинотусовки). главные теги: умно, смачно, жутко, впечатляюще, сатира (да-да, не удивляйтесь), боль, уродство — и так далее.

что я имею в виду под неуважением? вот мы видим фильм, главная тема которого примитивна и разработана в силу своей эластичности примерно тысячью авторов: эксплуатация женщин и женщинами самих себя. (это само по себе не страшно: якутское кино вот изобилует примитивными жанровыми сюжетами, а решают в итоге интонация, стиль, драматургия, неожиданные решения или образы). новых тем у Фаржа нет — просто ответвления главной: сексизм, внутренняя мизогиния, молодость как товар. образы тоже посредственные: из старой женщины вылезает новая, старая разлагается, а новенькая трясет жопой. снято это так: есть два визуальных приема (постоянные наезды камеры и гротескные крупные планы), один технический (рваный ритмичный монтаж) и пара образных. они размножаются в невозможном количестве и лупятся повторами в каждый эпизод фильма. умножить на два, четыре, восемь.

«Субстанция» ничего не производит, но эксплуатирует проблемы гендера, геронтологии и синдрома Дориана Грея ради количества фейма, который может получить в паблике. это ее валюта, она — чисто капиталистическое животное. ничего удивительного в преображении критики капитализма в его прямой продукт нет — можно сказать, это обязательное условие существования популистской повестки. но я впервые вижу настолько тиражируемое кино, которое ни к чему не отсылает, а буквально собрано из составных частей других картин, прямо как франкенштейнообразная героиня финальных эпизодов фильма.

монстры Стюарта Гордона и Кевина Смита, атмосфера и аура Кроненберга, монтаж «Реквиема по мечте», идея «Отвращения» Полански, визуальный дизайн Кроненберга-младшего… перечислять можно бесконечно, насмотренность зрителя в данном случае не имеет значения. любой человек, посмотревший в жизни хоть один фильм, распознает, что его наебывают — просто склеивают вместе понравившиеся режиссерке приколы разных жанров и тематик. все для того, чтобы вы мысленно отметили, как трудно быть женщиной. вопрос ощущений и эстетики тут не стоит, кино всей своей неуемной энергией, как это ни банально, само загоняет себя в лозунг.

женщиной быть действительно трудно, здесь не поспоришь. однако добраться до болезненной, кровоточащей сердцевины этой темы через шелуху монохромных симулякров, порожденных современной культурой, уже почти невозможно. это единственное, что «Субстанция» для меня подтверждает. нам говорят: «любите себя такими, какие вы есть»! только вот кто мы вообще?

ярость, зависть, боль — любая искренняя нервическая эмоция — несовместимы с капиталистической рекламой. старшее поколение хочет повторение того, что было раньше, а для нового нет ничего нового — поэтому производство мутантов из киноотходов прошлых лет очень актуально. в этом смысле нарратив «Субстанции» привлекает возможностью идти по пути наименьшего сопротивления. не надо больше испытывать чистый ужас, когда есть его безопасный аналог, выращенный в лабораторных условиях.

на днях будет добрый пост. обещаю.
два любимых фильма — ярких, детских и парадоксальных.

иногда кино воздействует ласково и в нем проступает какой-то потусторонний узор, который вдруг кажется родным. выходит, сегодня знакомлю с родней. «Красная ракета» Шона Бейкера и «Ужин по-американски» Адама Ремейера.

Бейкер теперь всем известен как автор фильма à la russe для Канн, но когда-то скромно снимал про американский white trash. Майки — типичный его представитель — возвращается в маленький техасский городок к бывшей жене. за плечами у него карьера порноактера и локальная слава, а нынче — долги и презрение окружающих. Майки готов на все, чтобы вернуть себе былое величие, и вскоре выпадает шанс: в местной пончиковой он встречает рыжую девочку по прозвищу Клубничка. кто она, как не будущая порнозвезда?

«Красная ракета» дарит сверхъестественное ощущение полета, цыганского разгула — развратного, плутовского, придурочного, — и потому такого живого. Майки лезет пальцами во все розетки (no pun intended) и повсюду искрит и лопается энергия чистого сумасбродства. при этом фильм удивительно спокоен в своей размеренной, добродушной интонации — вот тебе техасские просторы, вот непрофессиональные актеры вальяжно покуривают и влажно растягивают гласные своим южным акцентом, вот и красота, вот и уродство. порядок вещей везде один и тот же, вопрос ракурса.

главная находка фильма, жемчужина, вишневая косточка — исполнитель главной роли Саймон Рекс, в прошлом сам работник порноиндустрии, человек-вихрь, красивый и отвратительный, весь лоснящийся и голый даже в одежде. ему, кажется, даже монтаж не нужен. он сам рубит фильм безостановочными монологами, внезапными всплесками эмоций, дикими забегами туда и обратно, и поскорее, чтоб непременно победить в эстафете, где он — единственный участник.

Майки всю жизнь выезжал за счет женщин, ради которых большинство и смотрит гетеро-порно. но даже секс интересует его меньше, чем жизнетворчество — бесконечная гонка за сиюминутными наслаждениями, которые наслаждения не приносят, а лишь стимулируют нестись вперед, высунув от нетерпения язык (или попросту хуй — на сленге Red Rocket означает собачий стояк). абсолютный придурок и неприкаянный идиот, он остановится лишь в конце — на секунду, которая приведет его в ужас. и побежит дальше.

во втором фильме — «Ужине по-американски» — те же флажки: глубинка, аутсайдеры и пестрота местной фактуры во всей ее мерзости и очаровании.

панк Саймон выходит из больницы и отправляется крушить дома и семьи пригородных американцев. на пути он случайно встречает Пэтти — девочку-аутистку, которую все вокруг считают туповатой. Пэтти не знает, что Саймон — солист ее любимой группы PSYOPS, который прячет лицо под маской, а Саймон — что именно Пэтти присылает ему любовные письма с наивными стихами. парню просто нужно где-то перекантоваться. где, как не дома у Пэтти?

фильм кажется агрессивным, агрессивный и есть — по напору, монтажу, музыке и даже драматургическим приемам. но в нем не чувствуешь ни капли давления и негатива. такой самодостаточный и чуткий одновременно, не разбазаривающий себя и не открывающийся сразу тайник.

очень скромно сделанный фильм со всеми вторичными фишками инди-кинематографа (клипами, паттернами teenage rebellion, романтизацией всего на свете), тем не менее, самобытный и удивительный внутри. тут нежность вдруг проявляется в агрессии, злость в радости, кринж приводит к искреннему смеху, а любовь появляется вопреки действиям и словам персонажей, вопреки тому, как устроена реальность вообще — с ее грубостью и редкими чудесами.

Dinner in America трогает через боль, но это боль от ранки на разбитой коленке — боль воспоминания, опыта, глупых подростковых слез. он устроен как комедия и долго притворяется ей, но прорыв настоящего чувства случается именно тогда, когда от него уже не ждешь ничего другого.

эти фильмы стоят рядом не только потому, что очень похожи — атмосферой, сеттингом, искренностью и простотой режиссерского подхода. они рядом потому, что хорошего мало. хорошее должно быть собрано вместе.

дарю его из своего сердца прямиком в ваше. этот узор сам раскроется. по-любовному.
2024/10/20 21:50:38
Back to Top
HTML Embed Code: