Если зимнее солнцестояние бесстрашно и упорно в своей непроглядной черноте, то летнее с его ярким солнцем — уныло и мрачно. Кажется, будто посреди самого длинного дня в году, ослепительно-ясного и сияющего, что-то медленно надвигается, неминуемо приближаясь. Стелется по цветущим лугам. Вот-вот выпрямится, постучит в дверь. Каждый раз я чувствую какой-то страх, холод посреди лета, несмотря на льющиеся с неба световые потоки. Словно эта мощная солнечная волна нашептывает, что нам ничто не принадлежит. Ни залитая солнцем комната, ни чайник на столе. Ни шелковистость нашей кожи. Ничто. И тень восторжествует. И катастрофа случится.

Клоди Хунцингер. Собака за моим столом

А еще рассказала немножко про «Табию тридцать два» — в еженедельной рубрике Театра. Если кратко, то мне книга понравилась. Если подлиннее — вы знаете, куда жмякать.

Еще раз написала о «Белграде» Нади Алексеевой. Внезапно — аж на Дзене (таки готовились к юбилею Чехова, и совсем чуточку опоздали).

В общем, моя небольшая рецензия — по ссылке.

Спустя полтора месяца после горьких новостей вышел наш материал, посвящённый книгам издательства No Kidding Press, которые, как вы уже знаете, закрываются и распродаются.

Когда еще в 2024 году Лена предложила написать о любимых книжках NKP, я захотела выпустить эту подборку как можно скорее — она виделась мне в формате реакции, немедленной обратной связи (как будто это могло что-то изменить). Но теперь кажется, что важнее не реагировать, а просто благодарить.

«Детство: биография места» — книга, которую сложно назвать сентиментальной, а вот шокирующей и увлекательной — легко. Мемуары Харри Крюза начинаются за несколько лет до его рождения — сначала мы узнаём печальную историю его отца, который умирает от рабочего переутомления и оставляет пацана безотцовщиной в возрасте двух лет. После — через оптику пятилетнего мальчика смотрим на картины убогой жизни американцев, еле сводящих концы с концами: штат Джорджия, конец тридцатых, Великая депрессия в разгаре. Добро пожаловать в мир южной готики нищеты, в котором чернокожие все так же собирают хлопок, хоть и в статусе наёмных рабочих, а белые воруют, калечат друг друга и, конечно, хорошо выпивают. 

Гротескный и в то же время правдивый мир аграрного юга в воспоминаниях Крюза кишит обезображенными людьми, больными, несчастными и едва выживающими. И первый в этом ряду — сам Харри, перенёсший полиомелит и падение в котёл с кипятком — дважды чуть не умерший к своему пятилетию. Вместо телевизора фермерские дети смотрят каталоги «Сирс, Роубак энд Ко», глядя на вылизанную рекламу в которых охота поупражняться в сторителлинге и драматургии. Однако доверять картинкам из каталогов дети не могут — где это видано, чтобы у людей была такая чистая кожа, такие целые уши, такие ровные фаланги на всех пальцах? Выглядит неправдоподобно, ведь в реальности перед ними куда более уродливый мир. 

В автобиографии Крюз вспоминает ряд щекотливых ситуаций, даже «баек» (из которых книга, в общем-то, и состоит), вероятно, рассказанных ему матерью в уже более взрослом возрасте, чей образ в книге (и судьбе Харри), безусловно, центральный. Она бросает землю, которая ее кормила, убегая без единого лишнего дайма от человека, беспробудно пьющего и стреляющего по ней из вполне реальной двустволки. Миссис Крюз находит каморку для себя и сыновей и устраивается на табачный завод скрутчицей сигар. Начать подрабатывать приходится и детям, чтобы выжить. Потом в интервью мать Крюза скажет о том, что вряд ли сделала в жизни что-то такое, что плохо бы отразилось на её мальчиках — и это её правда. Так жили все, кого она знала. 

Россказни самого Крюза можно слушать или читать бесконечно — внешне этот человек совершенно не был похож на преподавателя английского, скорее он выглядел как любитель крепко поддать и затравить очередную байку, и делал он это чрезвычайно убедительно. Из его мемуаров можно узнать (между прочим) как правильно варить голову опоссума, чтобы её можно было есть, какие проклятья насылает на человека птица, плюнув ему в рот, и что конкретно делать с лошадью, чтобы та родила мула. Боюсь представить, что этот мужчина сочинял в своих романах с претенциозными названиями типа The Gypsy's Curse или All We Need of Hell. Хорошие новости в том, что у нас будет шанс познакомиться с одним переведённым текстом — Naked in Garden Hills (1969), который издадут Kongress W Press в ближайшем будущем. Книжка будет называться «Нагие в Садовых Холмах». Ждём что-то максимально трешовое и сюрреалистичное. А пока подготовиться к Крюзу-прозаику морально — поможет его «Детство: биография места».

Хотела писать свой пост об этой подборке, но зачем, когда есть такие посты от коллег?

На Алтае можно просить духов о чём-то важном. Говорят, что они вас обязательно услышат. Так, туристка Ася, сбежавшая в горы от всего, что ей надоело в жизни корректора-фрилансера, просит о том, чтобы о ней все забыли. Ровно так и выходит. Ася отбивается от походной группы, ведомая то ли инстинктом, то ли конём-проводником. Но за ней почему-то приезжает повариха Катерина, которая ну никак не хочет оставить Асю в покое и пытается её (точно её?) во что бы то ни стало спасти. А больше никто их не ищет. Никто про них почему-то не помнит. 

В романе Карины Шаинян «Саспыга» неточно примерно всё: начиная с того, что в горах всегда едет крыша, особенно если ты там в одиночку. А если на тебе ещё и миссия по спасению человека, который спасаться почему-то не хочет — задача обрастает новыми звёздочками. Ты едешь на коне, который не пасётся уже несколько дней, и думаешь о том, почему за вами ещё не выехали… Но мысли о настоящем постепенно теряют значение, уступая прошлому. Воспоминания об одной кровавой охоте подступают к горлу. Во рту снова вкус мяса — божественный, манящий, незабываемый. Но ты тогда не справилась, ты всё сделала плохо, ты посмотрела Саспыге в лицо. Ты поняла, кто она такая. Поэтому сейчас ты здесь. Ты исправляешь ошибку. 

«Саспыга» — текст с философскими вопросами в жанровой оболочке. Примерно всё здесь, начиная от названий и имён и заканчивая образами — может как иметь, так и не иметь для читателя значения. Отсылки к шаманизму, походы в нижний и верхний миры, обращения к духам — «Саспыга» читается и без этого. Но так приятно поразмышлять о количестве оставшихся у Катерины сигарет, смысле рисунков, оставляемых ею на камнях и встречах с разными персонажами на чекпойнтах-стоянках. Живы, в конце концов героини или мертвы — большой вопрос, потому что живущие в одном мире при переходе в другой – умирают. Разве не так? 

Стоянки с коновязями, кипяточек, любезно оставленный кем-то на костре, перекуры после важных событий (почти как у шаманов после камланий) — всё это несёт мифологическую и ритуальную нагрузку. Как точки сохранения в компьютерной игре при переходе на следующий уровень сложности. Пройти их всё интуитивно — безумно сложно, но если тебя ведёт благая цель, что-то свыше тебе поможет. Да, «Саспыга», безусловно, роман с моралью, но и это можно оставить за скобками. Здесь столько слоёв, столько уровней и загадок, что сложно предположить, что именно зацепит вас, как читателя. 

Идеальный роман для книжных клубов и для того, чтобы пробудить читательское любопытство. Текст хочется понять как можно глубже, но так у нас мало инструментов для постижения предлагаемой Кариной Шаинян реальности, что спасёт только гугл и отсутствие лени. Это книга, прочитав которую, может открыться второе дыхание, знакомство с ней как будто только начнется. Продолжится ли — будет зависеть от вас. Желаю, чтобы да.

«Где» Коля Степанян

Жизнь в другой стране даёт колоссальный опыт, но прежде всего — понимание, что везде свои проблемы. Уезжая от одних, ты становишься свидетелем других, пропуская через себя чужую боль. Особенно понятно, о чём я говорю, будет тем, кто в последнее время жил в Армении — в этой стране память не пустой звук, а горе — то, что пришло почти в каждую семью либо с первой, либо со второй Карабахской войной.

После 1994 года многие армяне покинули страну. Кто-то уезжал от неблагополучия, кто-то увозил сыновей подальше от мест, где их синий паспорт станет поводом отправиться на бойню в будущем. Так было и у Коли Степаняна — жизнь его семьи последние десятилетия была связана скорее с Россией, чем с Арменией. Но в 2020 году он принимает решение тайно репатриироваться и пойти в армию — об этом повесть «Где».

Степанян пишет (и рассказывает тоже – книжка начитана им самим) о том, с каким отношением столкнулся в армии, какой бестолковой и страшной он увидел войну – боевых действий в книге почти нет, но их уродливые последствия в виде тел сослуживцев и разрушенных домов преследуют героев. В целом «Где» очень кинематографична и чем-то похожа на «Морпехов» Сэма Мендеса, где война — это то, что случается с другими, а тебе остаётся только ждать. История Степаняна тоже не про перестрелки — она про хождение по лесам, пустым домам и заминированным плато, обезображенным войной, про тяжёлые решения, про ожидание возможности спастись, про выживание в горах зимой — без воды, еды, тёплой одежды и звонков другу.

Хочется отметить простоту, с которой эта автофикшен-повесть завладевает вниманием читающего — Степанян пишет легко и увлекательно, с юмором. Но не стоит воспринимать повесть буквально, как такие легкомысленные мемуары с хорошим концом. «Где» заканчивается даже слишком хорошо, и есть ощущение, что кому-то из персонажей автор дал ещё «пожить» на страницах его книги. Все ли они спаслись на самом деле — мы не знаем.

Это тяжёлая книга. Быть наблюдателем подобного Крестового похода детей — непросто: в группе Коли идут ещё 5 человек, по сути еще мальчиков, только-только отметивших совершеннолетие, или тех, кто чуточку старше. Но тяжёлая история — не значит невыносимая. А болезненная — не обязательно убийственная. Да, у армянского народа выдались непростые десятилетия. И я даже не буду много говорить о том, как вся страна постепенно стала одним большим мемориалом (памятные граффити и пулпулаки в каждом дворе, отовсюду на вас укоряюще глядит память). Но, как мне кажется, книга Коли про то, как не застревать в состоянии жертвы надолго.

Если бы повесть «Где» была фильмом, то это была бы драмеди с отличной операторской работой, красивыми пейзажами и смешными армянскими шутками (после «Аноры», думаю, не стоит объяснять). За кадром Коля оставляет самое болезненное и страшное — последствия обморожения в зимних горах. Читателя же книга оставит наедине с собственными мыслями, без какой-либо навязываемой морали или давления на жалость. Обойдусь и я без красивого вывода. Просто скажу: читайте/слушайте.

@individuumbooks

Что делаете в четверг вечером? Предлагаю москвичам пойти на презентацию книги Коли Степаняна, о которой я рассказала в посте выше. Планирую быть.

Это будет первая авторская презентация книги «Где. Повесть о Второй карабахской войне»

6 марта в 19:00 на встрече в Армянском музее Москвы и культуры наций.

Вход по регистрации.