Теперь я думаю, тексты — похожи на снегопад: они просто случаются, вдруг, когда долго ждёшь, а потом не ждёшь, и «как всегда неожиданно», и все такси — в-три-дорога, и до тридевятого царства дорогу заметает быстрее, чем успеваешь по ней проехать…
Теперь я думаю, всё случается в срок. Вот и мудрость, пожалуй, милый признак старения.
Я столько видела снега – разного, И жданного, и нежданного, Раннего, белого, грязного. У снега сотни оттенков, у льда сто тысяч названий — Одно из них — моё имя. Другое название — твоё неизвестное имя. Первого декабря — день твоего нерождения, Через десять дней после дня рождения деда, Меня тогда и привезли прямо с праздника, Скорая ехала через снег. «Как всегда неожиданно», у меня даже не было при себе документов. А в приёмной доктор ругалась, А после смеялась — Я никогда не помню, какую в детстве ломала ногу. Я сломала ногу, неудачно прыгнула, и меня повезли на санках. Тогда в Москве было много снега, и санки ехали так легко и нарядно. Двадцать лет спустя, не было такого белого снега, И радости катания на санках, Но я почему-то всё ещё это помню.
Тексты случаются. Идут себе, падают, кружатся потихоньку. Кто-то ловит их языком, Кто-то подставляет ладони.
Наешься грязного текста, Червяки в животе заведутся! Нельзя же писать обо всём, кое о чём лучше просто тихонько плакать. Столько снега выпало и никак его не остановишь.
Теперь я думаю, всё случается в срок. Мальчики вырастают, хочется гладить их по макушкам. Глупые, что вы тогда понимали, Что вы сейчас понимаете. Смешные снеговики, Мы-то знаем всё, — те, кто пришёл в костюмах снежинок.
Я сломала ногу и утренник прошёл без меня. Я дышала носом и не замёрзла, и вышла под снег живая. Я спускалась в подземные переходы, Ждала автобусы и трамваи, Ездила под землёй за три девять и ещё дальше, Я не снежная королева, я молодой специалист, Замотанный в три девять шарфов, Замотанный, Никем не посаженный на горячую печку. Никакого горячего шоколада, никакого рахат-лукума.
Текст идёт с утра и не собирается прекращаться. Но я не боюсь больше снега, пустоты и длинных ранящих текстов. Теперь я знаю — всему свой срок, И этому знанию нельзя научиться, Можно только смотреть на снег, Выходить под снег, И становиться снежною девой, Снежною бабой, «Как всегда неожиданно» немолодым уже неспециалистом. Поправлять не корону, а пуховый платок Брать лопату И расчищать дорогу. Даже если текстом снова всё заметёт к утру.
Теперь я думаю, тексты — похожи на снегопад: они просто случаются, вдруг, когда долго ждёшь, а потом не ждёшь, и «как всегда неожиданно», и все такси — в-три-дорога, и до тридевятого царства дорогу заметает быстрее, чем успеваешь по ней проехать…
Теперь я думаю, всё случается в срок. Вот и мудрость, пожалуй, милый признак старения.
Я столько видела снега – разного, И жданного, и нежданного, Раннего, белого, грязного. У снега сотни оттенков, у льда сто тысяч названий — Одно из них — моё имя. Другое название — твоё неизвестное имя. Первого декабря — день твоего нерождения, Через десять дней после дня рождения деда, Меня тогда и привезли прямо с праздника, Скорая ехала через снег. «Как всегда неожиданно», у меня даже не было при себе документов. А в приёмной доктор ругалась, А после смеялась — Я никогда не помню, какую в детстве ломала ногу. Я сломала ногу, неудачно прыгнула, и меня повезли на санках. Тогда в Москве было много снега, и санки ехали так легко и нарядно. Двадцать лет спустя, не было такого белого снега, И радости катания на санках, Но я почему-то всё ещё это помню.
Тексты случаются. Идут себе, падают, кружатся потихоньку. Кто-то ловит их языком, Кто-то подставляет ладони.
Наешься грязного текста, Червяки в животе заведутся! Нельзя же писать обо всём, кое о чём лучше просто тихонько плакать. Столько снега выпало и никак его не остановишь.
Теперь я думаю, всё случается в срок. Мальчики вырастают, хочется гладить их по макушкам. Глупые, что вы тогда понимали, Что вы сейчас понимаете. Смешные снеговики, Мы-то знаем всё, — те, кто пришёл в костюмах снежинок.
Я сломала ногу и утренник прошёл без меня. Я дышала носом и не замёрзла, и вышла под снег живая. Я спускалась в подземные переходы, Ждала автобусы и трамваи, Ездила под землёй за три девять и ещё дальше, Я не снежная королева, я молодой специалист, Замотанный в три девять шарфов, Замотанный, Никем не посаженный на горячую печку. Никакого горячего шоколада, никакого рахат-лукума.
Текст идёт с утра и не собирается прекращаться. Но я не боюсь больше снега, пустоты и длинных ранящих текстов. Теперь я знаю — всему свой срок, И этому знанию нельзя научиться, Можно только смотреть на снег, Выходить под снег, И становиться снежною девой, Снежною бабой, «Как всегда неожиданно» немолодым уже неспециалистом. Поправлять не корону, а пуховый платок Брать лопату И расчищать дорогу. Даже если текстом снова всё заметёт к утру.
#o_lishina_стихи
BY Туман этот я сама | Ольга Лишина
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. Some people used the platform to organize ahead of the storming of the U.S. Capitol in January 2021, and last month Senator Mark Warner sent a letter to Durov urging him to curb Russian information operations on Telegram. He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea. This provided opportunity to their linked entities to offload their shares at higher prices and make significant profits at the cost of unsuspecting retail investors.
from ar
