"Меня и моего товарища взяли в плен и повезли в штаб украинской роты. Везли с завязанными глазами, с руками, стянутыми за спиной, сначала в одну деревню, потом перебросили в другую. Там начались допросы.
Нас допрашивала женщина, сотрудница СБУ, около 35 лет. Она говорила, что без физического воздействия мы не заговорим. После ее слов их командир роты начинал пытки.
Сначала он сломал мне палец, порвал его так, что пошла кровь. Потом пытался сломать второй — кость лопнула.
После допроса нас бросали в яму, с утра поднимали, а к обеду снова начинали допрос.
Через несколько дней они начали заставлять нас записывать поздравления. Нам выдавали текст на украинском, где было написано, что я — оккупант такой-то, поздравляю заместителя внутренних дел с днем рождения. Это снимали так, чтобы не было видно, в каком состоянии мы находимся.
Потом начали заставлять записывать призывы к российским военным сдаваться. Я отказывался, они посадили меня на стул голым, привязывали проволокой за яйца и стягивали.
Она все это время была рядом, наблюдала, отдавала команды. Между пытками выходила, говорила с дочерью по телефону, а потом возвращалась и снова продолжала допрос."
"Меня и моего товарища взяли в плен и повезли в штаб украинской роты. Везли с завязанными глазами, с руками, стянутыми за спиной, сначала в одну деревню, потом перебросили в другую. Там начались допросы.
Нас допрашивала женщина, сотрудница СБУ, около 35 лет. Она говорила, что без физического воздействия мы не заговорим. После ее слов их командир роты начинал пытки.
Сначала он сломал мне палец, порвал его так, что пошла кровь. Потом пытался сломать второй — кость лопнула.
После допроса нас бросали в яму, с утра поднимали, а к обеду снова начинали допрос.
Через несколько дней они начали заставлять нас записывать поздравления. Нам выдавали текст на украинском, где было написано, что я — оккупант такой-то, поздравляю заместителя внутренних дел с днем рождения. Это снимали так, чтобы не было видно, в каком состоянии мы находимся.
Потом начали заставлять записывать призывы к российским военным сдаваться. Я отказывался, они посадили меня на стул голым, привязывали проволокой за яйца и стягивали.
Она все это время была рядом, наблюдала, отдавала команды. Между пытками выходила, говорила с дочерью по телефону, а потом возвращалась и снова продолжала допрос."
False news often spreads via public groups, or chats, with potentially fatal effects. The S&P 500 fell 1.3% to 4,204.36, and the Dow Jones Industrial Average was down 0.7% to 32,943.33. The Dow posted a fifth straight weekly loss — its longest losing streak since 2019. The Nasdaq Composite tumbled 2.2% to 12,843.81. Though all three indexes opened in the green, stocks took a turn after a new report showed U.S. consumer sentiment deteriorated more than expected in early March as consumers' inflation expectations soared to the highest since 1981. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today."
from ar
