А пока Ричард Зенит только читается, я собрала в связный текст свои впечатления от другой биографии Пессоа:
«Фернандо Пессоа: почти автобиография» Жозе Паулу Кавалканти Филью
Ничего похожего на книгу Кавалканти Филью мне читать не доводилось. Написанная им биография наполовину, а то и больше, состоит из цитат; он выступил скорее дотошным компилятором, чем исследователем. Отсюда и подзаголовок: «Почти автобиография».
Его любительство проявилось в неумении отсекать ненужное: он поделился если не всем, что собрал, то, кажется, почти всем. Я узнала, например, какими цветами был украшен Лиссабон в день появления Пессоа на свет (на праздник Святого Антония), что он обычно заказывал на завтрак-обед-ужин и на какую улицу сейчас переехал его любимый магазин сорочек. Таких деталей здесь приведено великое множество. Приблизиться к загадочному португальцу они не помогли, потому что зависимость между объёмом материала и качеством понимания возникает не всегда и не везде.
Когда-то я работала с незнакомыми иностранными словами так: открывала словарную статью, выискивала подходящее по контексту определение, а дальше въедливо читала остальные. На понимании текста проделанная работа обычно не отражалась; память только засорялась и избавлялась даже от того, за чем я обращалась к словарю изначально. Что-то похожее происходило и при чтении этой книги.
Избыточность в ней ещё и соседствует с фрагментарностью. Биография поделена на тематические блоки. Скажем, в первом разделе — «о первых шагах и дорогах поэта» — есть глава «Рыцарь печального образа»; она, в свою очередь, включает подглавы «Созерцатель жизни», «Смесь идальго и евреев», «Скромный человек», «Отцовское слабое тело», «Близорукие глаза», «Волосы, усы и борода», «Элегантные костюмы», «Постоянная бессонница», «Дым и освобождение мыслей», «Марки», «Музыка молодости», «Нелюбовь к фотографиям», «Моё зеркало», «Нелюбовь к собакам и грамофонографам», «Пишущие машинки», «Игры с ребятнёй», «Сундук», «Правила жизни» и «Окончательный портрет». Если о Пессоа мне понадобится найти какой-то конкретный факт, то пользоваться книгой в таком формате будет удобно, но он делает её не столько биографией, сколько справочником по жизни и творчеству поэта. Уклонение её автора — за редкими исключениями — от прямых интерпретаций только усилило это впечатление. (Косвенными стали, конечно, сам выбор цитат и их расположение относительно друг друга.)
В общем… Кавалканти Филью создал по-своему впечатляющую и полезную книгу, но более конвенциональную биографию она не заменит. Хорошо, что есть ещё Ричард Зенит.
P. S. Почему-то именно Пессоа посвящены самые необычные биографии в моей библиотеке: эта — и фотобиография от Maria José de Lancastre.
А пока Ричард Зенит только читается, я собрала в связный текст свои впечатления от другой биографии Пессоа:
«Фернандо Пессоа: почти автобиография» Жозе Паулу Кавалканти Филью
Ничего похожего на книгу Кавалканти Филью мне читать не доводилось. Написанная им биография наполовину, а то и больше, состоит из цитат; он выступил скорее дотошным компилятором, чем исследователем. Отсюда и подзаголовок: «Почти автобиография».
Его любительство проявилось в неумении отсекать ненужное: он поделился если не всем, что собрал, то, кажется, почти всем. Я узнала, например, какими цветами был украшен Лиссабон в день появления Пессоа на свет (на праздник Святого Антония), что он обычно заказывал на завтрак-обед-ужин и на какую улицу сейчас переехал его любимый магазин сорочек. Таких деталей здесь приведено великое множество. Приблизиться к загадочному португальцу они не помогли, потому что зависимость между объёмом материала и качеством понимания возникает не всегда и не везде.
Когда-то я работала с незнакомыми иностранными словами так: открывала словарную статью, выискивала подходящее по контексту определение, а дальше въедливо читала остальные. На понимании текста проделанная работа обычно не отражалась; память только засорялась и избавлялась даже от того, за чем я обращалась к словарю изначально. Что-то похожее происходило и при чтении этой книги.
Избыточность в ней ещё и соседствует с фрагментарностью. Биография поделена на тематические блоки. Скажем, в первом разделе — «о первых шагах и дорогах поэта» — есть глава «Рыцарь печального образа»; она, в свою очередь, включает подглавы «Созерцатель жизни», «Смесь идальго и евреев», «Скромный человек», «Отцовское слабое тело», «Близорукие глаза», «Волосы, усы и борода», «Элегантные костюмы», «Постоянная бессонница», «Дым и освобождение мыслей», «Марки», «Музыка молодости», «Нелюбовь к фотографиям», «Моё зеркало», «Нелюбовь к собакам и грамофонографам», «Пишущие машинки», «Игры с ребятнёй», «Сундук», «Правила жизни» и «Окончательный портрет». Если о Пессоа мне понадобится найти какой-то конкретный факт, то пользоваться книгой в таком формате будет удобно, но он делает её не столько биографией, сколько справочником по жизни и творчеству поэта. Уклонение её автора — за редкими исключениями — от прямых интерпретаций только усилило это впечатление. (Косвенными стали, конечно, сам выбор цитат и их расположение относительно друг друга.)
В общем… Кавалканти Филью создал по-своему впечатляющую и полезную книгу, но более конвенциональную биографию она не заменит. Хорошо, что есть ещё Ричард Зенит.
P. S. Почему-то именно Пессоа посвящены самые необычные биографии в моей библиотеке: эта — и фотобиография от Maria José de Lancastre.
#lukupaivakirja_кавалканти #lukupaivakirja_пессоа
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. A Russian Telegram channel with over 700,000 followers is spreading disinformation about Russia's invasion of Ukraine under the guise of providing "objective information" and fact-checking fake news. Its influence extends beyond the platform, with major Russian publications, government officials, and journalists citing the page's posts. Despite Telegram's origins, its approach to users' security has privacy advocates worried.
from ar
