Пять лет назад, ещё до того, как я поняла классовую сущность его работ, я пыталась отрефлексировать то неизгладимое впечатление, которое он оказал на меня в школьные годы. И хоть сейчас я лучше понимаю причину моих чувств, эта заметка мне дорога как попытка охватить через чувственное — общественное.
На вопрос о том, с кем из писателей я хотела бы встретиться, посидеть, пообщаться живьём, мне пришёл на ум Бертольт Брехт.
Я сказала, что почти наверняка безнадёжно втрескалась бы в него, вне зависимости от взаимности или не-взаимности моих чувств. В попытке объяснить, что же делает его таким привлекательным, помимо того, что его принято считать сердцеедом, я пришла к следующему заключению.
Бертольт Брехт, этот невысокий человек, хитро ухмыляющийся с сигарой во рту, (лицо, помещенное на обложку пьесы «Жизнь Галилея», лицо поразившее меня ещё в десятом классе) — рыцарь.
Его умение видеть причины несовершенств нашего мира и неутомимые попытки сказать о них, — блестяще остроумно, трагически пронзительно и безжалостно саркастично, — сами по себе достойны восхищения. Но то, что делает его неотразимым, — то, что при своём уме, он наверняка не мог не сомневаться в том, насколько его работа имеет потенциал, изменить мир к лучшему. А в то, что именно это было его глубочайшим стремлением, я крепко верю, ибо работы его, при всей их нарочитой «отстранённости» и холодном сарказме, все же пропитаны явной болью социальной несправедливости.
Мне кажется, что и мировые события, и те, что происходили с его родиной, выпавшие на годы его жизни, наверняка доводили его до отчаяния. Однако он до конца жизни остался верен своим идеалам, и в литературе, и в публицистике, и в театре.
А не доблесть ли это — несмотря ни на что, «делать то, что считаешь должным, а далее будь что будет»?
Вот так неожиданно этот немецкий сердцеед в кожаном пальто, облачился для меня в светлые доспехи.
Кстати, если в вчитаться в его любовную лирику, то можно увидеть, как под плотным слоем изморози иронии, просвечивает такая безоружная нежность и забота, которая тем прекрасней, что вся сверкает и искрится под этим напылением отстранённости, под этим переливающимся инеем юмора.
Пять лет назад, ещё до того, как я поняла классовую сущность его работ, я пыталась отрефлексировать то неизгладимое впечатление, которое он оказал на меня в школьные годы. И хоть сейчас я лучше понимаю причину моих чувств, эта заметка мне дорога как попытка охватить через чувственное — общественное.
На вопрос о том, с кем из писателей я хотела бы встретиться, посидеть, пообщаться живьём, мне пришёл на ум Бертольт Брехт.
Я сказала, что почти наверняка безнадёжно втрескалась бы в него, вне зависимости от взаимности или не-взаимности моих чувств. В попытке объяснить, что же делает его таким привлекательным, помимо того, что его принято считать сердцеедом, я пришла к следующему заключению.
Бертольт Брехт, этот невысокий человек, хитро ухмыляющийся с сигарой во рту, (лицо, помещенное на обложку пьесы «Жизнь Галилея», лицо поразившее меня ещё в десятом классе) — рыцарь.
Его умение видеть причины несовершенств нашего мира и неутомимые попытки сказать о них, — блестяще остроумно, трагически пронзительно и безжалостно саркастично, — сами по себе достойны восхищения. Но то, что делает его неотразимым, — то, что при своём уме, он наверняка не мог не сомневаться в том, насколько его работа имеет потенциал, изменить мир к лучшему. А в то, что именно это было его глубочайшим стремлением, я крепко верю, ибо работы его, при всей их нарочитой «отстранённости» и холодном сарказме, все же пропитаны явной болью социальной несправедливости.
Мне кажется, что и мировые события, и те, что происходили с его родиной, выпавшие на годы его жизни, наверняка доводили его до отчаяния. Однако он до конца жизни остался верен своим идеалам, и в литературе, и в публицистике, и в театре.
А не доблесть ли это — несмотря ни на что, «делать то, что считаешь должным, а далее будь что будет»?
Вот так неожиданно этот немецкий сердцеед в кожаном пальто, облачился для меня в светлые доспехи.
Кстати, если в вчитаться в его любовную лирику, то можно увидеть, как под плотным слоем изморози иронии, просвечивает такая безоружная нежность и забота, которая тем прекрасней, что вся сверкает и искрится под этим напылением отстранённости, под этим переливающимся инеем юмора.
The news also helped traders look past another report showing decades-high inflation and shake off some of the volatility from recent sessions. The Bureau of Labor Statistics' February Consumer Price Index (CPI) this week showed another surge in prices even before Russia escalated its attacks in Ukraine. The headline CPI — soaring 7.9% over last year — underscored the sticky inflationary pressures reverberating across the U.S. economy, with everything from groceries to rents and airline fares getting more expensive for everyday consumers. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. Apparently upbeat developments in Russia's discussions with Ukraine helped at least temporarily send investors back into risk assets. Russian President Vladimir Putin said during a meeting with his Belarusian counterpart Alexander Lukashenko that there were "certain positive developments" occurring in the talks with Ukraine, according to a transcript of their meeting. Putin added that discussions were happening "almost on a daily basis." The regulator said it had received information that messages containing stock tips and other investment advice with respect to selected listed companies are being widely circulated through websites and social media platforms such as Telegram, Facebook, WhatsApp and Instagram. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups.
from ar
