Потянуло пересмотреть шикарный американский фильм «Последний киногерой» (1993), который зело нравился в детстве. Совпадение?

Updated!

Когда в апреле 2022 г. скончался Владимир Жириновский, публицист Александр Баунов сказал, что на его надгробии можно было бы выгравировать эпитафию (на латыни): "Лучше казаться страшным, чем быть". Вспомнилось в контексте появившейся в известных средах moral panic по поводу того самого жеста Илона Маска.

Тем временем при входе на Борисовское кладбище незаметно открылась церковная лавка с кофе-чаем-цветами

Начало подготовки к новой войне после завершения всякой текущей – это не исключение, а правило международных отношений. Это, если угодно, норма – в том, разумеется, смысле, в каком нормой можно назвать войну как таковую. И совершенно понятны лоббисты как можно более масштабной и скорейшей подготовки к новой войне, но также и те, кто должен аппетиты этого пресловутого военно-промышленного комплекса уравновешивать. There are better things in life.

Никто:
Абсолютно никто:
Я: если говорить о нашей ойкумене, то величайшей геополитической катастрофой первого тысячелетия стало нашествие гуннов в IV-V вв., а второго тысячелетия – поражение при Манцикерте, понесённое Римской империей от сельджуков в 1071 г.

"Я не начинаю войны, я их заканчиваю", - как бы говорит Трамп.

Многим, кто интересуется теорией демократии, известно афористичное определение Адама Пшеворского, который назвал демократией такую политическую систему, где власть теряют на выборах. Пшеворский писал в начале 1990-х гг. А ещё раньше, в середине 1940-х гг., подобным же образом рассуждал Карл Поппер. Он писал, что принципиальным вопросом должно быть не то, кто правит – самые умные, самые сильные, самые компетентные, самые духовные и пр., а то, через какие механизмы общество может «приручить» (to tame) тех, кто находится у власти, без применения насилия. Отсюда уже вытекают выборы – регулярные, конкурентные, прозрачные и всякие прочие.

Когда слышу все эти разговоры про высокие, да ещё и неудержимо растущие зарплаты, начинаю подозревать, что здесь имеет место какой-то заговор, куда взяли более-менее всех, кроме меня.

Существует точка зрения, что экологическая повестка в политике – это такой инструмент, который изобрели американцы, китайцы, глобалисты, экстремисты-трансгендеры, марсиане и иные силы, которые вам не нравятся, чтобы отвлечь народ от «по-настоящему» важных тем. Хотя казалось бы: вот у вас вполне конкретный разлив мазута в Чёрном море. Мазут, в отличие от геополитики или чего там ещё, – это не фантазм, а вполне реальная сущность с губительными последствиями. Тут хоть веришь в заговор американцев с марсианами, хоть не веришь, а факт остаётся фактом. Любите природу, вашу мать!

Я не люблю фатального исхода.
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.

Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда Чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда все время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово «честь» забыто,
И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста —
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

В союзной Беларуси проходят президентские выборы. Или нет.

Называя своих сограждан "беглыми", они подразумевают, что собственная страна - это тюрьма?

Постирония – это когда стирается грань одновременно между шуткой и серьёзностью и между объектом и субъектом иронии. А если об этом ещё и делают всамделишный репортаж – это уже высший пилотаж, метаирония.

Ламентации по поводу излишней вестернизированности вашей культуры, науки, политики и пр. - вернейший признак вашей... вестернизированности. Возможно, даже излишней.

Когда давным-давно впервые смотрел «Шоссе в никуда» (1997) Дэвида Линча, у меня образовалось какое-то ложное воспоминание, что главная песня оттуда – это стинговская «Desert rose». В действительности, конечно, это «I’m deranged» Боуи. Что-то общее в композициях, пожалуй, присутствует, но песня Боуи и вправду deranged, как раз для такого кино.

– And your name?.. What the f. is YOUR name?!

Много болтают про асимметричные ответы. И действительно, если по уму, то на блокировку Западом нашего сумеречного флота можно было бы ответить категорической разблокировкой интернетов для жителей России. Но это если по уму.

Хотя имею огромный и всё время растущий to-read list, порой вклиниваю туда какие-то неочевидные книги. Так, ещё во время коронавирусной самоизоляции почему-то купил себе эту узкоспециализированную работу издательства «Кабинетный учёный», вышедшую тиражом всего 300 экземпляров. Книжка Татьяны Кущ, которую в итоге прочитал вот только что, посвящена интеллектуалам и интеллектуальным трендам Восточной Римской империи с последней трети XIV в. до самого конца. Время было хреновое, хотя в чём-то интеллектуально продуктивное. Правда, не для «новых» римлян, а для «старых»: учитывая неудержимый натиск османов и общее обнищание ромейской политии, интеллектуалы были вынуждены оттуда релоцироваться в ту же Италию, где и жизнь была поспокойнее, и нарождалось Возрождение, с его интересом к античным греческим авторам и текстам. И тут вам как раз качественные носители той самой культуры предлагают свои образовательные услуги. Win-win, хоть и грустный.

В контексте недавно прошедшего международного дня памяти жертв Холокоста вспомнил занятную историю из довоенных времён. В одном разговоре я в негативном ключе упомянул некое третье лицо, сказав о последнем, что данный человек отрицает Холокост и глобальное потепление и что вообще отрицатели одного, по моей субъективной социологии, склонны к отрицанию второго тоже. Мой собеседник охотно согласился, что эти вещи взаимосвязаны. Но дальше разговор наш свернул в какую-то специфическую сторону – и я постепенно стал понимать, что собеседник: 1) сам отрицает Холокост и потепление, 2) решил, что и я отрицаю, 3) посчитал, что я упомянул отрицание Холокоста и глобального потепление как положительные характеристики этого самого третьего лица. Такие вот загогулины бывают. Некий вариант известного «а Вы кого имели в виду, товарищ Берия?». Уточнять надо.

Отец соверменного политческого реализма Джон Миршаймер в соавторстве с Себастьяном Розато выпустил недавно примечательную книгу "Как думают государства". Основной тезис работы состоит в том, что, вопреки распространённому мнению, государства обычно весьма рациональны в своей внешней политике. Так, авторы говорят о рациональности, скажем, начала кайзеровской Германией того, что потом станет называться Первой мировой войной, или атаки императорской Японии на Перл-Харбор. Под рациональностью Миршаймер и Розато понимают наличие у принимающей решение стороны, во-первых, внятной и более-менее проверяемой теории о мироустройстве, а, во-вторых, достаточно длительный процесс обсуждения разных вариантов ответов на внешние вызовы в верхах. Если нет либо теории, либо обсуждения, большие внешнеполитические решения не считаются рациональными. Но не всё так гладко: рассуждая о государственной рациональности, авторы подчёркивают, что оная вовсе не обязательно ведёт к достижению поставленных целей: всегда есть изначальные неучтённые факторы или какие-то открывающиеся в процессе реализации политики обстоятельства. Так что не всё коту масленица. Реализм трагичен.