Хотя за пределами репрессивного правосудия в России и продолжается вялотекущая правовая жизнь, ее лишь с очень большой натяжкой можно признать нормальной. В ее эпицентре находится весьма своеобразное понятийно-политическое правосудие, в котором, с одной стороны, судья практически лишен субъектности и является в значительной степени технической фигурой, озвучивающей решения, принимаемые вне стен суда, но, с другой стороны, так как все участники правовых отношений прекрасно об этом осведомлены, то есть понимают, что решения принимаются отнюдь не в самом суде, реальная борьба перемещается из зала суда в те административно-облачные сферы, где формируется импульс, который, будучи спущенным судье сверху, определяет исход дела.
Ну а так как обычно обе стороны ищут поддержку этих сфер с приблизительно равной энергией, то борьба за вектор правонаправляющего импульса приобретает в облаке черты полноценного квази-состязательного процесса, что мы все и наблюдаем онлайн на примере «звездного развода» совладельцев Wildberries. Неожиданным следствием этой трансформации правового поля является приобретение судьями странной «вторичной субъектности», при которой, оказавшись меж двух, а иногда и меж трех и более огней, он вновь обретает право голоса. Но звучит этот голос внятно не столько в зале судебных заседаний, сколько в темных коридорах власти.
Не стоит упрощать ситуацию. Сегодня никто, кроме отпетых авантюристов, не будет выносить заведомо неправосудного решения, если речь не касается напрямую некрозной ткани политического правосудия (потому что никто не хочет поменять судейское кресло на всегда вакантное место на скамье подсудимых). Но есть нюансы. Во-первых, большинство правовых норм сегодня уже настолько невнятны и правила их толкования настолько расплывчаты, что многие решения можно вынести в любую сторону, не подвергая себя чрезмерному риску. Во-вторых, манипуляция с доказательствами, которые то возникают, то исчезают теперь в суде, как заяц из шапки фокусника, при полной снисходительности суда, стала прямо-таки национальной особенностью российского правосудия, позволяющей сделать любое рассмотрение простейшего дела непредсказуемым.
В итоге на исходе путинской эпохи мы имеем «удвоение правосудия», в котором наряду с видимым судом, где стороны соревнуются друг с другом по правилам процессуальных кодексов, присутствует параллельный «облачный суд», в котором собственно и происходит настоящее рассмотрение дела (где, как это ни смешно, сторонам приходится не только платить деньги, но еще и реально излагать свои доводы, формулировать позиции, представлять доказательства и так далее). Однако это «облачное правосудие» осуществляется не по кодексам, а по понятиям. Хотя, често говоря, сегодня уже рассмотрение дела в этом «теневом суде» зачастую оказывается более профессиональным, чем в ходе официального судебного разбирательства. Правда, и стоит такое «профессиональное судопроизводство» существенно дороже: цена входного билета в «правовое облако» по серьезному спору может измеряться сотнями тысяч нерублей.
(Окончание четвертой части. Продолжение в следующем посте)
Хотя за пределами репрессивного правосудия в России и продолжается вялотекущая правовая жизнь, ее лишь с очень большой натяжкой можно признать нормальной. В ее эпицентре находится весьма своеобразное понятийно-политическое правосудие, в котором, с одной стороны, судья практически лишен субъектности и является в значительной степени технической фигурой, озвучивающей решения, принимаемые вне стен суда, но, с другой стороны, так как все участники правовых отношений прекрасно об этом осведомлены, то есть понимают, что решения принимаются отнюдь не в самом суде, реальная борьба перемещается из зала суда в те административно-облачные сферы, где формируется импульс, который, будучи спущенным судье сверху, определяет исход дела.
Ну а так как обычно обе стороны ищут поддержку этих сфер с приблизительно равной энергией, то борьба за вектор правонаправляющего импульса приобретает в облаке черты полноценного квази-состязательного процесса, что мы все и наблюдаем онлайн на примере «звездного развода» совладельцев Wildberries. Неожиданным следствием этой трансформации правового поля является приобретение судьями странной «вторичной субъектности», при которой, оказавшись меж двух, а иногда и меж трех и более огней, он вновь обретает право голоса. Но звучит этот голос внятно не столько в зале судебных заседаний, сколько в темных коридорах власти.
Не стоит упрощать ситуацию. Сегодня никто, кроме отпетых авантюристов, не будет выносить заведомо неправосудного решения, если речь не касается напрямую некрозной ткани политического правосудия (потому что никто не хочет поменять судейское кресло на всегда вакантное место на скамье подсудимых). Но есть нюансы. Во-первых, большинство правовых норм сегодня уже настолько невнятны и правила их толкования настолько расплывчаты, что многие решения можно вынести в любую сторону, не подвергая себя чрезмерному риску. Во-вторых, манипуляция с доказательствами, которые то возникают, то исчезают теперь в суде, как заяц из шапки фокусника, при полной снисходительности суда, стала прямо-таки национальной особенностью российского правосудия, позволяющей сделать любое рассмотрение простейшего дела непредсказуемым.
В итоге на исходе путинской эпохи мы имеем «удвоение правосудия», в котором наряду с видимым судом, где стороны соревнуются друг с другом по правилам процессуальных кодексов, присутствует параллельный «облачный суд», в котором собственно и происходит настоящее рассмотрение дела (где, как это ни смешно, сторонам приходится не только платить деньги, но еще и реально излагать свои доводы, формулировать позиции, представлять доказательства и так далее). Однако это «облачное правосудие» осуществляется не по кодексам, а по понятиям. Хотя, често говоря, сегодня уже рассмотрение дела в этом «теневом суде» зачастую оказывается более профессиональным, чем в ходе официального судебного разбирательства. Правда, и стоит такое «профессиональное судопроизводство» существенно дороже: цена входного билета в «правовое облако» по серьезному спору может измеряться сотнями тысяч нерублей.
(Окончание четвертой части. Продолжение в следующем посте)
BY Vladimir Pastukhov
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp. "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin.
from ar
