Жаль, что нельзя просто все вспомнить. Зайти в шапке-невидимке в свой же второй класс и посмотреть, что именно там происходило.
Я сижу в первом ряду, рядом со мной Аня Серебрякова с красивыми серебристыми косами. У нашей учительницы французского – Ирины Викторовны – нет своего кабинета, поэтому она приходит давать уроки в наш обычный класс. Такое разочарование! Ходить в кабинеты – в эти пещеры, в каждой из которой жила своя фея – было гораздо интересней. Тем более, их хозяйки выглядели совершенно нездешним образом: у Аллы Аркадьевны был черный бант в волосах. У Ирины Львовны – короткая стрижка с длинной челкой. В их кабинетах были ароматные карты на синей бумаге, а еще часы – на которые ни в коем случае нельзя было смотреть – духи, платки, старые книги. Такое пространство завораживающего.
Но у И.В. кабинета не было, и пока дети из двух других групп поднимались куда-то наверх, к актовому залу с его бархатных шторам, мы с Аней оставались в нашем обычном классе. Минус магия. Но все остальное, что происходило на уроке, шло только в плюс.
Сейчас я понимаю, каким разумным и грамотным был тот метод. Недавно я проходила обучение новой методике – лексический подход, очень классная, кстати, штука, придумали ее талантливые и смелые англичане – и постоянно ловила инсайты. Кажется, мы в школе делали что-то очень похожее.
Первые полгода нам никто не показывал буквы. Мы смотрели на картинки и гадали: а эту девочку как зовут. Лили или Мими? Наши имена тоже менялись – и это было частью замысла, правилом игры. Цель которой: потрясти, очаровать, заклясть. Еще мы рисовали. Как же красиво рисовала Аня! Какая у нее была чашка! C’est une tasse ! У меня это французское tasse совместилось с русским тазом, и на урок, помню, я пришла с карточкой, на которой был нарисован таз, а никакая не чашка. Еще мы учили считалки. Некоторые – про солдатика в новой куртке – помню до сих пор. Пели песни про братца Якова. Кажется, мы не понимали все слова, но магия так работала даже лучше. Никогда после французский не казался мне таким красивым.
И.В. подходит к моему слолу, наклоняется. Скажи: Mon ! - Mon ! Nom ! - Nom ! Est ! – Est ! Обходит весь класс. Все завороженно повторяют. Это значит: «Моя фамилия...». Но когда тебе восемь, это, конечно, тайный шифр, страшное заклинание, которое надо ни в коем случае не забыть.
Следующие полгода мы учились читать: никуда не торопились. Неделями читали про розу и Базиля. Потом неделями про Монику и музыку. Благо, количество часов позволяло. Помню, как с удивлением в конце года читала в учебнике с Пифом на обложке текст про кошку. И думала, надо же, все понимаю. Еще были модели, разложенные на элементы языковые формулы. То, что в лексическом подходе называется чанки. У меня есть брат или сестра? Я люблю яблоки или апельсины? А деревья за окном желтые или зеленые? Помню, я сказала на экзамене в третьем классе: «Разноцветные» – что все присутствующие оценили по достоинству. Мы никогда не зубрили топики: всегда с полной осознанностью собирали из моделей свой собственный текст.
Помню, как И.В. пишет на доске j’ai – я имею – очерчивает линию, чтобы в следующем столбике написать, что именно мы могли бы иметь. Потом стирает и говорит, нет, вы уже большие, и пишет глагол в неопределенной форме. Avoir. Иметь. Это значит, сами проспрягаете. Это то немногое, что я помню. Но сколько же всего я не помню! Сколько золотой пыли просто осыпалось на паркет. Жаль, я тогда совсем ничего не записывала.
Жаль, что нельзя просто все вспомнить. Зайти в шапке-невидимке в свой же второй класс и посмотреть, что именно там происходило.
Я сижу в первом ряду, рядом со мной Аня Серебрякова с красивыми серебристыми косами. У нашей учительницы французского – Ирины Викторовны – нет своего кабинета, поэтому она приходит давать уроки в наш обычный класс. Такое разочарование! Ходить в кабинеты – в эти пещеры, в каждой из которой жила своя фея – было гораздо интересней. Тем более, их хозяйки выглядели совершенно нездешним образом: у Аллы Аркадьевны был черный бант в волосах. У Ирины Львовны – короткая стрижка с длинной челкой. В их кабинетах были ароматные карты на синей бумаге, а еще часы – на которые ни в коем случае нельзя было смотреть – духи, платки, старые книги. Такое пространство завораживающего.
Но у И.В. кабинета не было, и пока дети из двух других групп поднимались куда-то наверх, к актовому залу с его бархатных шторам, мы с Аней оставались в нашем обычном классе. Минус магия. Но все остальное, что происходило на уроке, шло только в плюс.
Сейчас я понимаю, каким разумным и грамотным был тот метод. Недавно я проходила обучение новой методике – лексический подход, очень классная, кстати, штука, придумали ее талантливые и смелые англичане – и постоянно ловила инсайты. Кажется, мы в школе делали что-то очень похожее.
Первые полгода нам никто не показывал буквы. Мы смотрели на картинки и гадали: а эту девочку как зовут. Лили или Мими? Наши имена тоже менялись – и это было частью замысла, правилом игры. Цель которой: потрясти, очаровать, заклясть. Еще мы рисовали. Как же красиво рисовала Аня! Какая у нее была чашка! C’est une tasse ! У меня это французское tasse совместилось с русским тазом, и на урок, помню, я пришла с карточкой, на которой был нарисован таз, а никакая не чашка. Еще мы учили считалки. Некоторые – про солдатика в новой куртке – помню до сих пор. Пели песни про братца Якова. Кажется, мы не понимали все слова, но магия так работала даже лучше. Никогда после французский не казался мне таким красивым.
И.В. подходит к моему слолу, наклоняется. Скажи: Mon ! - Mon ! Nom ! - Nom ! Est ! – Est ! Обходит весь класс. Все завороженно повторяют. Это значит: «Моя фамилия...». Но когда тебе восемь, это, конечно, тайный шифр, страшное заклинание, которое надо ни в коем случае не забыть.
Следующие полгода мы учились читать: никуда не торопились. Неделями читали про розу и Базиля. Потом неделями про Монику и музыку. Благо, количество часов позволяло. Помню, как с удивлением в конце года читала в учебнике с Пифом на обложке текст про кошку. И думала, надо же, все понимаю. Еще были модели, разложенные на элементы языковые формулы. То, что в лексическом подходе называется чанки. У меня есть брат или сестра? Я люблю яблоки или апельсины? А деревья за окном желтые или зеленые? Помню, я сказала на экзамене в третьем классе: «Разноцветные» – что все присутствующие оценили по достоинству. Мы никогда не зубрили топики: всегда с полной осознанностью собирали из моделей свой собственный текст.
Помню, как И.В. пишет на доске j’ai – я имею – очерчивает линию, чтобы в следующем столбике написать, что именно мы могли бы иметь. Потом стирает и говорит, нет, вы уже большие, и пишет глагол в неопределенной форме. Avoir. Иметь. Это значит, сами проспрягаете. Это то немногое, что я помню. Но сколько же всего я не помню! Сколько золотой пыли просто осыпалось на паркет. Жаль, я тогда совсем ничего не записывала.
BY Инна Дулькина. French Queens
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world.
from us
