ATAKA

Forwarded from Рахим Ошакбаев

Кажется, никто и представить не мог, что некогда прочная сирийская власть рухнет настолько стремительно и безвозвратно. Мир, привыкший воспринимать подобные режимы как застывшие конструкции, неожиданно столкнулся с их поразительной уязвимостью. Сначала многим казалось, что мы наблюдаем логичный финал давно назревавших противоречий. Но по мере того, как пыль политического коллапса оседает, любые попытки упростить картину или уложить события в чётко очерченные рамки выглядят всё более беспомощно.

Идеи, выдвигаемые экспертами постфактум, стремятся подогнать произошедшее под логичные схемы: здесь, дескать, сыграла роль этническая рознь, там – религиозный радикализм, а где-то – вмешательство внешних сил. Однако всё это лишь объяснения задним числом, призванные сохранить иллюзию того, что процессы изначально были познаваемы и управляемы. Реальность, похоже, вышла за пределы привычных прогнозов и аналитических рамок. Становится понятно, что наши инструменты для понимания подобных кризисов безнадёжно отстают от скорости перемен и непредсказуемости действующих лиц. Именно в этой непостижимости и кроется пугающее очарование современного мира: он гораздо сложнее любых заранее сконструированных «причинно-следственных» конструкций. Эксперты, журналисты, политики и наблюдатели вынуждены лишь гадать о подлинных истоках кризиса, столкнувшись с тем, что их знания всегда приходят слишком поздно, а привычные интерпретации оказываются сомнительны.

Ещё более поразителен феномен оторванности власти от действительности, даже когда, казалось бы, в её распоряжении неисчерпаемый арсенал подавления и пропаганды. Тот, кто возвышается на вершине пирамиды, окружён стеной зеркал, отражающих только удобные образы. Эти зеркала не передают голос улицы, не фиксируют малейшие колебания общественной почвы. В итоге власть начинает мыслить категориями собственного мифа о незыблемости. Она не замечает трещин, не слышит тревожных шёпотов, не улавливает дыхания надвигающегося шторма. Она словно смотрит в пустоту, не догадываясь, что там аккумулируется энергия, способная в один миг сорвать с неё все мантии.

Сама власть, будь то в демократиях или автократиях, вновь требует переосмысления: удивительно, как быстро она утрачивает связь с реальностью, впадая в своего рода саморазрушительный транс и теряя элементарный инстинкт самосохранения. Пример Сирии лишь подчёркивает масштаб этой проблемы.

Отдельный вопрос – феномен так называемого «контролируемого хаоса». Распространено убеждение (возможно, небезосновательное), что внешние силы, применяя гибридные, информационные, военные и подрывные технологии, способны мастерски управлять ситуациями, балансирующими на грани беспорядка. Сирийский опыт, возможно, и подтверждает частично такую уверенность, но при этом напоминает: хаос, будь он сознательно подпитываемым или просто допущенным, не обязан следовать заранее прописанным сценариям. Пытаясь руководить непредсказуемыми процессами, мировые игроки всё чаще сталкиваются с эффектом бумеранга: возникают внезапные радикальные группировки, неконтролируемые потоки беженцев, нарастающее недоверие между государствами и шаткость политических союзов. То, что задумывалось как точечное воздействие, перерастает в долгосрочную дестабилизацию с трудно предсказуемыми последствиями.

Кроме того, те, кто изначально считал себя выгодоприобретателем данной ситуации, могут вскоре обнаружить, что лишились удобного статус-кво. Там, где ранее существовали хрупкие, но относительно понятные правила игры, теперь царят трудно предсказуемые угрозы. Страны вроде Израиля или Турции, некогда полагавшиеся на определённую предсказуемость соседа, рискуют оказаться в окружении ещё более опасных и неуправляемых сил. Экономическое и политическое бремя, рождаемое чередой конфликтов, может оказаться чересчур тяжёлым для тех, кто верил в управляемость происходящего.

www.group-telegram.com/us/atakakz.com/790

2.5K viewsAnastassiya Akhmetova, Dec 8 at 13:20

Кажется, никто и представить не мог, что некогда прочная сирийская власть рухнет настолько стремительно и безвозвратно. Мир, привыкший воспринимать подобные режимы как застывшие конструкции, неожиданно столкнулся с их поразительной уязвимостью. Сначала многим казалось, что мы наблюдаем логичный финал давно назревавших противоречий. Но по мере того, как пыль политического коллапса оседает, любые попытки упростить картину или уложить события в чётко очерченные рамки выглядят всё более беспомощно.

Идеи, выдвигаемые экспертами постфактум, стремятся подогнать произошедшее под логичные схемы: здесь, дескать, сыграла роль этническая рознь, там – религиозный радикализм, а где-то – вмешательство внешних сил. Однако всё это лишь объяснения задним числом, призванные сохранить иллюзию того, что процессы изначально были познаваемы и управляемы. Реальность, похоже, вышла за пределы привычных прогнозов и аналитических рамок. Становится понятно, что наши инструменты для понимания подобных кризисов безнадёжно отстают от скорости перемен и непредсказуемости действующих лиц. Именно в этой непостижимости и кроется пугающее очарование современного мира: он гораздо сложнее любых заранее сконструированных «причинно-следственных» конструкций. Эксперты, журналисты, политики и наблюдатели вынуждены лишь гадать о подлинных истоках кризиса, столкнувшись с тем, что их знания всегда приходят слишком поздно, а привычные интерпретации оказываются сомнительны.

Ещё более поразителен феномен оторванности власти от действительности, даже когда, казалось бы, в её распоряжении неисчерпаемый арсенал подавления и пропаганды. Тот, кто возвышается на вершине пирамиды, окружён стеной зеркал, отражающих только удобные образы. Эти зеркала не передают голос улицы, не фиксируют малейшие колебания общественной почвы. В итоге власть начинает мыслить категориями собственного мифа о незыблемости. Она не замечает трещин, не слышит тревожных шёпотов, не улавливает дыхания надвигающегося шторма. Она словно смотрит в пустоту, не догадываясь, что там аккумулируется энергия, способная в один миг сорвать с неё все мантии.

Сама власть, будь то в демократиях или автократиях, вновь требует переосмысления: удивительно, как быстро она утрачивает связь с реальностью, впадая в своего рода саморазрушительный транс и теряя элементарный инстинкт самосохранения. Пример Сирии лишь подчёркивает масштаб этой проблемы.

Отдельный вопрос – феномен так называемого «контролируемого хаоса». Распространено убеждение (возможно, небезосновательное), что внешние силы, применяя гибридные, информационные, военные и подрывные технологии, способны мастерски управлять ситуациями, балансирующими на грани беспорядка. Сирийский опыт, возможно, и подтверждает частично такую уверенность, но при этом напоминает: хаос, будь он сознательно подпитываемым или просто допущенным, не обязан следовать заранее прописанным сценариям. Пытаясь руководить непредсказуемыми процессами, мировые игроки всё чаще сталкиваются с эффектом бумеранга: возникают внезапные радикальные группировки, неконтролируемые потоки беженцев, нарастающее недоверие между государствами и шаткость политических союзов. То, что задумывалось как точечное воздействие, перерастает в долгосрочную дестабилизацию с трудно предсказуемыми последствиями.

Кроме того, те, кто изначально считал себя выгодоприобретателем данной ситуации, могут вскоре обнаружить, что лишились удобного статус-кво. Там, где ранее существовали хрупкие, но относительно понятные правила игры, теперь царят трудно предсказуемые угрозы. Страны вроде Израиля или Турции, некогда полагавшиеся на определённую предсказуемость соседа, рискуют оказаться в окружении ещё более опасных и неуправляемых сил. Экономическое и политическое бремя, рождаемое чередой конфликтов, может оказаться чересчур тяжёлым для тех, кто верил в управляемость происходящего.

BY ATAKA