Приходил Александр Роднянский. И вы не манкируйте.

Подумал, что я ничем не хуже СМИ, и вообще уже надо превращаться в маленькое медиа, так что — вот, решил сделать первое интервью, которое никуда отдавать не буду, а просто размещу у себя (будут ещё). Распространение, понятное дело, приветствуется, а лучше, если вместе с распространением вы придете за книжками — и не только теми, о которых речь.

Итак, Павел Антипов — писатель и главный редактор издательства беларуской литературы «Мяне няма», по понятным причинам находящегося в Варшаве.

— Давай с самого начала. Издательство названо по названию книги беларуского философа Валентина Акудовича. Почему? Что это значит — «Меня нет»?
— Если кратко, это то, как беларуский писатель, а также писательница чувствует себя в беларуской литературе и литпроцессе. Если подлиннее, то в Беларуси даже успешный литератор чувствует, что он невидим и неслышим, что уж говорить о начинающих. Причины кроются в политике, в положении независимых литературных институций, но это отдельная долгая тема.
Мы, конечно, сузили Парменидовски широкую идею Акудовича до размеров только литературы, но идея настолько хороша, что работает на любом уровне. Мы видим, что большинство беларуских писателей пытается как-то разглядеть себя в литпроцессе и не может. «Блин, — думает он или она, — Меня нет». А потом так: «Стоп, но это же кто-то сказал. Кто-то всё-таки есть». С этого мы и решили начать. Заявить своё присутствие через кажущееся отсутствие. И, вроде бы, у нас это пока получается.

— Кстати, почему эта книга до сих пор не переведена на русский?
— Это как раз хорошая иллюстрация идеи «Мяне няма». Никто просто не знает, что такая книга есть. Но, кажется, уже потихоньку начинает узнавать.

— Когда и, главное, почему появилось издательство?
— Издательство появилось, потому что я и многие мои беларуские коллеги вынуждены были уехать из Беларуси после 2020 года. И как только мы уехали, то сразу обнаружили, что в Европе издавать книжки в разы проще, чем на родине. Тут не надо сдавать квалификационный типографский экзамен и нет сложного процесса регистрации. Любой человек может издать любую книгу. Если бы такие условия у нас были в Беларуси, наше издательство открылось бы намного раньше.
Ещё одна причина нашего появления — это то, что количество написанных беларусами книг значительно превышает возможности беларуских издательств, способных их издать. Ещё одна грань «Мяне няма» — меня, как беларуского писателя, нет, потому что некому издать мою книжку. Мы хотим это исправить.

— Четыре из шести выпущенных вами книг, что я прочитал, можно условно — очень условно, потому что они все разные, — объединить под ярлыком автофикшн. Это сознательный выбор, дальше будет так же?
— Выбор не сознательный, но, кажется, автофикшн или вообще литература, круто замешанная на автобиографичности, это тот стиль, которым лучше всего можно описать время, в котором мы живём. Я смотрю сейчас на наш «издательский портфель» и вижу, что таких книг у нас большинство.

— А ваши книги попадают в Беларусь? Там остался читатель, или все были вынуждены бежать?
— Да, наши книги попадают во все страны, куда доходит почта, в том числе и Беларусь, просто мы об этом громко не рассказываем. Мало ли.

— На что вы существуете? Издательство типа твоего может существовать независимо, на самоокупаемости?
— Издательство существует полностью на самоокупаемости. Перед тем, как напечатать новую книжку, мы объявляем предзаказ и печатаем тираж на полученную сумму. То есть, читатели сами оплачивают тираж. За счёт того, что никто в издательстве не получает зарплату, эта схема пока работает. Надеюсь, и зарплата когда-нибудь появится.

— Ваша самая популярная книга — это... И почему?
— На данный момент самая популярная книга — это «Забыть в электричке» Сергея Кравченко, возможно, потому что она была издана одной из первых. Но на пятки ей уже наступает «Эвридика, проверь, выключила ли ты газ» Татьяны Замировской.

— Что дальше? Я, кстати, не только про книги, но и вообще про развитие.
— Постараемся остаться на плаву и издавать беларуские книжки как минимум до тех пор, пока уже нельзя будет сказать, что нас нет.

Уже многие, конечно, знают, но не могу не отметить, что Глеб Морев открыл литературный сайт — vmesto.media, вовсе не похожий на литературную часть «Кольты», а, наоборот, немного похожий на «Носорог» в смысле привязанности к модернизму (что бы это ни значило) в разных его изводах, но другой. Смысл здесь — в авторском подборе текстов, совершеннейшая (пока) вкусовщина, при этом абсолютно оправданная — поводов не доверять вкусу Глеба ещё не было. В первом выпуске, среди прочего (отмечаю важное мне, хотя интересно там всё), — стихи Елены Фанайловой и Михаила Айзенберга и две главы неизвестной доселе повести Михаила Кузмина (полностью выйдет в издательстве «Митиного журнала»). Очень хорошая история, мне кажется, — иногда можно и отвлечься от чудовищных новостей.

Простите, что опять анонс, но как удержаться, если 14 декабря в Таллинне Вадик Королёв презентует изданный нами «Снеговик»! Вот тут билеты.

Аристотель говорил, что неодушевленные предметы не имеют голоса. Как и мертвые, добавим мы, хотя в начале, кажется, ХХ века пытались придумать прибор, с помощью которого можно было бы слышать голоса мертвых – впрочем, чего только не пытались придумать в начале ХХ века. В любом случае, голоса мертвых существуют в записи, и именно этим записям, этим голосам, этим отголоскам закончившихся жизней (говорят, в американских ситкомах до сих пор звучит смех, записанный десятилетия назад – над современными шутками смеются люди, которых давно нет) – да, этим отголоскам закончившихся жизней посвящена крошечная книжка-эссе Рёко Секигути («Нагори», «961 час в Бейруте») «Голос в темноте» (пер. Алексея Шестакова).

Несмотря на преобладающую вёрстку в столбик и синеватые (от слова blue) буквы, это не стихи, а вовсе даже проза, хоть и крайне лирическая. Сёкигути в свойственной ей меланхоличной манере рассуждает об ушедших близких, ссылается на классиков и вообще пишет так, как и положено писать в пост-зебальдовскую эпоху победившего автофикшна.

Совершенно необязательная, но крайне обаятельная и очень – простите мне это слово – родная проза: ближе к концу Сёкигути пишет, что помнит наизусть номер телефона дедушки, который давно умер, и иногда еле-еле перебарывает желание набрать этот номер – я, правда, телефонов не помню, но никогда не удаляю номера ушедших людей, возможно, из суеверного и плохо объяснимого страха, а возможно, подразумевая когда-нибудь им позвонить.

Подоспело второе интервью, которые я делаю в рамках борьбы с удушьем (лонгрид, на три «поста», простите). Герой — Леонид Александровский, недавно создавший удивительное издательство Ibicus press.

— Начнем с начала. Ибикус – это говорящий череп, известный по книжке Алексея Толстого. А у вас он откуда взялся?
— На самой ранней стадии, когда издательство только начинало существовать в виде идеи, я накатал небольшой претенциозный текст, своего рода манифест всего предприятия, который потом повесил на сайте. Там было так: «Кино снимает смерть за работой. Литература снимает смерть-колоду, играя в вечность словами. Кинопленку можно смыть, рукописи не горят. Говорящий череп Ибикус гонял графа Невзорова от одной авантюры к другой, нашептывая невесть откуда», — и так далее, в том же духе.
На самом деле, этот Ибикус — как бы фронтмен издательства, говорящий от нашего имени в предисловиях к книжкам. Это, разумеется, игровой комментарий к тому времени, в котором нам выпало жить. Нет никакого сомнения, что человечество вступило в новый долгоиграющий «эпизод смерти», сравнимый со средневековыми эпохами чумы и войн или с периодом Первой Мировой и эпидемии гриппа. Вверенная нам «эпоха смерти» началась весной 2020 года, потом снова зимой 2022-го, затем 7 октября 2023-го, и, кажется, не будет этим началам конца. Собственную смерть нынче можно продать за неплохие деньги, это ходовой товар, и было бы странно выбрать в качестве эмблемы коммерческого предприятия, каковым является и маленькое частное издательство, что-то другое.
И вообще, череп – универсальный визуальный символ, который говорит всем обо всём. У нашего черепа в анамнезе, помимо всяких мементо мори, анаморфозов и йориков, еще и «Ибикус» Рабате, который лично мне нравится больше романа Толстого. Хотя и советский граф там, безусловно, тоже есть, в качестве идеального примера так называемого русского интеллигента, охотно заключившего сделку с дьяволом. Ровно этим сейчас занимаются его разнообразные потомки.
Ну и, на самом базовом уровне, череп-логотип просто хорошо запоминается. Владелица одного известного независимого книжного иногда забывает, как нас зовут, и рекламирует в своих чудесных сторис как «то самое издательство с черепом». Чего еще желать?

— Хорошо, а вообще вам зачем издательство? Вы же больше по кино и музыке, правильно?
— Ну а что такое «Отель Финна» Джойса, если не альбом психоделической музыки из десяти треков? Что такое «Виньетки» Крэкенторпа, если не импрессионистский роуд-муви, съемки которого начались за полгода до первого киносеанса Люмьеров? «Джилл Валентайн должна умереть» – тоже кино, только снятое нейросетью.
Проще говоря, да, я учился во ВГИКе и в своей журналистской ипостаси бесконечно писал про кинематограф и популярную музыку. В 1990-е и 2000-е всем этим было интересно заниматься, поскольку давало возможность объять собой земной шар за чужой счет. Когда веселые декады закончились, я свернул эти активности и вернулся к своей первой любви – литературному творчеству. Начал много писать – «большой роман», пьесу, поэмы, всё такое прочее – и даже периодически рассылал это по издательствам, без особого энтузиазма либо успеха.
Но потом количество, видимо, перешло в качество, потому что в течение полугода у меня вышли две книжки в уважаемых издательствах. В конце 2022 года Игорь Булатовский напечатал в «Хладике» небольшой роман «Приехал в город (Ким Ки Дук)» – спасибо, Игорь! Потом Игорь Улангин издал во Free Poetry поэтический опус «Год из смерти человека» – спасибо, Игорь! Так у меня началась какая-то писательская карьера, а еще через полгода я решил, что хочу сам издавать книжки. Это желание, к счастью, совпало с появившимися новыми возможностями. Результат – Ibicus Press.

— Тогда давайте перейдем к идеологии издательства. Если бы вас попросили её описать, вы бы что сказали?
— Давайте я снова процитирую наш «манифест»: «Независимое издательство Ibicus Press создано в январе 2024 года с целью эскалации борьбы с мракобесием. Ибикус нашептал: книги издательства несут мощный заряд контркультуры и полностью свободны от жанровых предрассудков.

Ибикус знает: книги должны быть не только литературным событием, но и визуальным артефактом. Ибикус слышит мерный рокот нейронных связей культуры, сцепляющих литературу с другими искусствами».

— Первые две книги как появились? С Крэкенторпом понятно, он из увлечения группой Coil, а откуда такой Джойс?
— С Крэкенторпом действительно понятно: во всем виновата композиция Coil «Lost Rivers of London», откуда прогрессивное человечество узнало о существовании «Виньеток». Спасибо Дэвиду Тибету за то, что он когда-то прислал эту книжку Джонну Бэлансу, а спустя почти тридцать лет написал предисловие к ее первому русскому изданию.
С Джойсом ещё понятнее: «Улисса» я прочитал подростком, эта книга, по сути, слепила мои мозги в том виде, в котором они и поныне функционируют. Когда выяснилось, что существует такой вот «Отель Финна», и его ещё не переводили, – для меня это был no-brainer.

— Вы же сами переводили эти книги. Не страшно было? Все-таки Джойс…
— Как сказано выше, Джойс заложен у меня в материнской плате, так что я его не боюсь. В переводе «Отеля» мне было важно дать эти куски прозы, позже мутировавшие в «Поминки по Финнегану», этот мощнейший поток психоделического сознания, в чистом, незамутненной никакой филологией, виде. А то знаете, как сейчас печатают Джойса... Недавно вышла книжка, где рандомные куски из «Поминок» были рассованы по двум «главам», посвященным Анне Ливии и Ирвикеру. Можете себе, представить, например, издание «Онегина», скомпилированное из фрагментов, «посвященных» Онегину и Татьяне? Или такое же про Данте и Беатриче с самыми интересными кусками из «Новой жизни» и «Божественной комедии»? С Джойсом, оказывается, так можно... Там еще комментариев на две трети книги, и ссылки на них разбросаны по тексту словно килограмм скрепок...
Короче, я решил, что пора познакомить русскочитающую публику с поздним Джойсом напрямую, без посредников. Русскочитающая публика, кстати, оценила – тираж «Отеля» разошелся за пару месяцев.

— Потом появился Блейк, причем тоже не очевидный – он откуда?
— Когда вышли Крэкенторп с Джойсом, я подумал, что надо бы теперь выпустить что-нибудь из XVIII века. И продавать три книжки в виде бандла «Три века контркультурной прозы с Британских островов» (что мы и делали весь ноябрь). Есть и другая версия: когда я решил издать роман Солдатова, я подумал, что нужно дать ему другого художника в пару. Так появился «Остров на Луне» Блейка. Версия номер три: я очень люблю фрагментированные модернистские тексты, и оказалось, что таковые были уже в XVIII веке. Ну говорят же, что первым модернистом был Стерн.

— И, наконец, странная русскоязычная книга, которую вообще непонятно как определить…
— Вы же сами неплохо ее определили в своей рецензии – «невменяемый киберпанк», так оно и есть. Московский художник Альберт Солдатов – мой старый приятель. Как-то я залез к нему на фейсбук и обнаружил, что он уже год как вешает занятные текстики, как-то связанные с его живописной серией «Дипфейк» и посвященные похождениям известной героини компьютерных игр в галлюцинаторной реальности, которую сложно охарактеризовать – пост-медиальная помойка образов, попытка имитации нейросети... Мне это показалось интересным и актуальным, своеобразным новым витком киберпанка в сильно ускакавшей вперед со времен Гибсона цифровой среде. Из этого получится небольшой фрагментарный роман, как бы начинающийся заново с каждой главы, смекнул начинающий издатель. Сшивание разрозненных главок в то, что можно со скромной натяжкой назвать единым нарративом, потребовало некоторых редакторских усилий, но книжка, мне кажется, в итоге получилась.
Вообще, хочется доставать тексты из самых разных источников, а не только – и не столько – из потрепанных портфелей «профессиональных литераторов». Я не очень люблю литературу, полностью состоящую из другой литературы. В этом смысле, проза художников – идеальный вариант: в ней всегда есть некий странноватый взгляд на вещи, недоступный литпрофи.

— Книжки такого маленького формата – это принцип? Или так дешевле?
— Мне очень понравилось, как «Хладик» издал моего «Ким Ки Дука», и я решил – из чисто кармических побуждений – сделать наши первые книжки в таком же формате и даже напечатать их в той же типографии. Наша пятая книга, которая вот-вот должна выйти, будет потолще и побольше.

— И обязательный вопрос – что дальше?
— Дальше будет вот эта новая книга потолще – цикл рассказов Бориса Дышленко «Жернов и общественные процессы». Дышленко как-то мало читают и ценят, особенно по сравнению с другими прозаическими титанами ленинградского андергаунда – Драгомощенко, Кудряковым, Богдановым, которые постоянно на слуху. Хотя лично я считаю, что его магнум опус «Людмила» – абсолютный шедевр романной формы в масштабах даже не питерской или русской, но европейской литературы. Этот цикл про чиновника Жернова печатался давным-давно в самиздате и периодике и никогда не выходил книгой, хотя задуман именно как книга, с экспозицией и эпилогом. И это совсем другой Дышленко, нежели в «Людмиле» или, например, в «Контурах и силуэтах»; такое сухое сардоническое письмо – Беккет, припахивающий Жванецким, как написано в предисловии. И тоже текст совсем не местного значения, выходящий далеко за питерские пределы в изображении нашего общего безвременья.
Потом, примерно в феврале, у нас будет двойная еврейская порция. Во-первых, актуальнейший, на мой взгляд, роман, своевременный настолько, что я пока не буду приподнимать над ним завесу секретности; текст – в паблик домейне, и я, как честный параноик, боюсь, что кто-нибудь из «Эксмо» прочитает это интервью и, пока мы в своей мелкой лавочке ковыряемся с версткой и типографией, быстренько его переведет и напечатает. Следите за анонсами месяца через два.
К этому роману будет «приклеена», в наших традициях, другая книжка. Называется «Литера Тора», автор – ваш покорный слуга, текст о двух частях. Часть первая – угловатая «поэма-виселица» в жанре отрывочного ревю на тему «евреи и лит-ра». Часть вторая – тоже как бы стиховой дневничок прошлогоднего пребывания в Тель-Авиве на фоне печальных октябрьских событий.
Наконец, ближе к лету должен выйти роман Жан-Жака Шуля «Появление призраков», права на который мы не без приключений купили у «Галлимара». Шуль – очень интересная фигура: еще молодым, в 1970-е, он издал два романа в коллажно-поп-культурно-глянцевой эстетике, стал звездой парижской богемы, женился на Ингрид Кавен, едва она развелась с Фассбиндером... а потом замолчал на четверть века и вернулся уже в 2000-м как раз романом «Ингрид Кавен», который получил «Гонкуров». Книгу эту тогда же, в нулевых, в совершенно безобразном, просто чудовищном переводе издали чуваки из АСТ, шило им в задницу, так что я считаю, что русскочитающей публике этот автор, в общем-то, неизвестен. «Появление призраков» – его следующий роман, 2010 года, Анастасия Захаревич нам его сейчас переводит, так что ждем возбуждающего знакомства.

___
Первое интервью — с Павлом Антиповым из «Мяне няма» — тут.