Telegram Group Search
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Agostino Arrivabene. "Resurrectio Christi".
Владимир Сорокин
Как гласит красивая легенда, Веня Ерофеев появился на свет под звуки романса пьяненького папаши. Легенда эта, разумеется, идет от самого Ерофеева, охотно рассказывавшего друзьям и знакомым подобные истории об отце.

В одном рассказе Василий Васильевич Ерофеев на вручении сыну золотой медали «попытался что-то спеть со сцены актового зала». В другом — Ерофеев вспоминал об отце: «Он был известен еще своим голосом. Он бродил по городу, всегда в подпитии, хотя и не имел денег… Пел что-нибудь, вроде "Благословляю вас леса, долины, нивы, горы, воды… / Там-прам-пам-пам. / И одинокую тропинку…" Или там из "Фауста": "Привет тебе, приют невинный, / привет тебе, приют священный"».
Forwarded from костин поэтический канал (константин ямщиков)
Как красиво. Как красиво.
Очень много снега. Сила
его снежная носила.
По лицу и по стране
долго вьюжила и била,
вот и я теперь — оне
словно, снежные фигуры,
стал весь белый, а был бурый
по весне-то, по весне.
Вот состоялся вновь приезд
Такера Карлсона
Уже забыт прошлый приезд
Такера Карлсона

А нам-то что - ну, да, приезд
Ну, Такъра Карлсона...
А интересно всё ж - Приезд!
Такера Карлсона!
Илья Кабаков. «Эскиз к картине футболист», 1964 год.
«Обломова» я перечитывал столь же часто, как и «Братьев Карамазовых» — не вполне отдавая себе отчет, зачем и почему. В разговоре с дорогим коллегой Сергеем Простаковым упомянул, что смешно и стыдно признаваться, как нам интересны такие книги, когда В. С. Берроуз с его «Мягкой машиной» лежит нетронутый. А вот иностранным гражданам ничего, читали. В частности, Рильке и Беккет.

Марина Цветаева в письме к Пастернаку следующим образом негодовала по поводу интереса их контрагента к Гончарову: мои, мол, стихи ему тяжело даются, а «Обломова» читал без словаря! «Какая растрата! В этом я на секунду увидела его иностранцем, т. е. себя русской, а его немцем! Унизительно. Есть мир каких-то твердых (и низких, твердых в своей низости) ценностей, о котором ему, Рильке, не должно знать ни на каком языке. Гончаров (против которого, житейски, в смысле истории русской литературы такой-то четверти века ничего не имею) на устах Рильке слишком теряет».

А Беккету так понравился герой Гончарова, что он отождествлял себя с ним и подписал так поздравительную открытку Пегги Гуггенхайм. Вот что она пишет об этом: «Я называла Беккета Обломовым по имени героя романа Гончарова, который когда-то давно мне дала прочитать Джуна Барнс. При встрече с Беккетом меня поразило, что он живет точь-в-точь как Обломов. Я заставила его прочитать книгу, и, разумеется, он сразу же увидел сходство между собой и этим странным апатичным героем, у которого не хватило сил даже встать с кровати».
Не знаешь даже, что сказать о Малевиче. Великий художник. Вселяет ужас. Большой начальник. У нас в школе был директор, очень строгий, свирепый к весне, к концу года он сказал:

— В пионерский лагерь школы на все лето поедут только те, которые это заслужили. Остальные останутся здесь.

У меня все оборвалось внутри. От начальника зависит все. Он может — я не могу. Он знает — я не знаю. Он умеет — я не умею.

Начальников в школе у нас было много: директор Карренберг, завуч Сукиасян, поэт Пушкин, военрук Петров, художники Репин и Суриков, композиторы Бах, Моцарт, Чайковский... И если ты их не послушаешься, не сделаешь, как они говорят и рекомендуют, — «останешься здесь».

Илья Кабаков
Олег Каравайчук — про Шостаковича и три головы:

У всех композиторов конструктивная музыка. У них все сомкнуто и видно, где швы. А у меня мотетная музыка: абсолютно разные сочинения соединены в единую чудовищной красоты гармонию. Я играю, например, сначала какую-то свою музыку, потом вступает Чайковский, затем Вагнер, но никто не узнает его, потому что это мелодия, которая в небесах. Ты делаешься как бы с тремя головами и одновременно живешь как трехголовый. Это такая сказка!

Мне никогда в жизни не было интересно заниматься новаторством. Вначале я находился под влиянием Шостаковича. Это была моя юность. А потом я почувствовал стандартизацию. Понял, что набрел на какой-то удобный путь для производства формы. Шостакович мне посоветовал такую вещь, которая была совсем против меня, и я к нему не пошел, хотя он несколько раз меня спрашивал.

Шостакович входит в общую музыку, которую я отрицаю. Он сознательно производил из предыдущей музыки последующую. Потом еще последующую, и еще. И он все время сознательно производил музыку за столом. Так что всегда можно понять, как она получается. А у меня никогда не поймешь. Ну никак. Музыка и не должна пониматься. Разумные трактаты музыковедов невероятно мешают сочинять, я даже считаю, что искусствоведческие статьи вокруг Шостаковича погубили его невероятный, ошеломляющий талант, которым отмечены его ранние симфонии. Музыковед Иван Соллертинский был его другом и сделал его величайшим композитором, но Шостакович перестал быть тем хохолком петушка, остроконечным нервом, которым он касался плотного неба. Вот такая его была музыка.
Евгений Семенов
«Нужно ли задавать вопрос зачем я живу?». 1990
Владимир Сорокин
Что я пил? О чём говорил? В какой пропорции разбавлял? Может, этого провала и не было бы, если б я пил не разбавляя. Но – как бы то ни было – я очнулся часа через три, и вот в каком положении я очнулся: я сижу за столом, разбавляю и пью. И кроме нас двоих – никого. И она – рядом, смеётся надо мною, как благодатное дитя. Я подумал: «неслыханная! Это – женщина, у которой до сегодняшнего дня грудь стискивали только предчувствия. Это – женщина, у которой никто до меня даже пульса не щупал. О, блаженный зуд в душе и повсюду!»

А она взяла – и выпила ещё сто грамм. Стоя выпила, откинув голову, как пианистка. А выпив, всё из себя выдохнула, всё, что в ней было святого – всё выдохнула. А потом изогнулась, как падла, и начала волнообразные движения бёдрами – и всё это с такою пластикою, что я не мог глядеть на неё без содрогания.
2024/12/23 18:27:22
Back to Top
HTML Embed Code: