Я читаю у Феллини, что, когда он болел плевритом, рядом в палате лежал переживший инфаркт человек. И к нему пришла толпа родственников. И они принесли воздушные шарики, круглые и продолговатые, как сосиски. И увешали ими потолок. Феллини спросил себя, почему не апельсины, не печенье.
Потому что по дороге попались шарики, вот их и купили.
Мне иногда досужие комментарии, - как эти шарики.
Вроде сердиться не на что, но человеку в состоянии глубокой жизненной проблемы шлют эти сложенные ручки, там. И рассердиться - грех, и воспринимать - невозможно.
Кает считал, что абстрактная альтруистическая мораль противоречит категорическому императиву.
Это такое радостное протестантское решение, для меня непонятное. Гулять, так гулять, умирать, так умирать, жить, так жить. По-русски. До конца.
Потому что по дороге попались шарики, вот их и купили.
Мне иногда досужие комментарии, - как эти шарики.
Вроде сердиться не на что, но человеку в состоянии глубокой жизненной проблемы шлют эти сложенные ручки, там. И рассердиться - грех, и воспринимать - невозможно.
Кает считал, что абстрактная альтруистическая мораль противоречит категорическому императиву.
Это такое радостное протестантское решение, для меня непонятное. Гулять, так гулять, умирать, так умирать, жить, так жить. По-русски. До конца.
А еще, что у Феллини поразило: я, когда пишу текст, у меня уходят вещи. Это у Канта называется "априорные формы созерцания".
По-простому: ты смотришь на стол, лодки, вилки, свои руки, тарелки, тротуар, небо, как будто в первый раз видишь, пока не кончится текст, идущий в мозгу кадрами образов. В букву он переводится головой, но вещи все равно существуют в это время, как здрасьте среди ночи, и тела нет.
Бессмертие.
По-простому: ты смотришь на стол, лодки, вилки, свои руки, тарелки, тротуар, небо, как будто в первый раз видишь, пока не кончится текст, идущий в мозгу кадрами образов. В букву он переводится головой, но вещи все равно существуют в это время, как здрасьте среди ночи, и тела нет.
Бессмертие.
БЖ. Поэт и Время
Я ухожу от хвоста Времени,
Петляю московскими переулками.
Охватываю его боковым зрением.
Вижу, что время тоже испугано.
Время не имеет навыков слежки.
Сразу видно: оно - не профессионал.
Время косячит, движется перебежками,
Светит фарами, платит налом.
Я фотографирую его номера,
Двинув вплотную к бамперу.
У нас со Временем - такая игра:
Кто кого перебанит и перебарствует.
Со Временем надо играть просто,
Потому что бояться бандитов - стыд...
Уходите, проклятые девяностые:
Это больше - не ваш гамбит.
25 сентября 2024 г.
Я ухожу от хвоста Времени,
Петляю московскими переулками.
Охватываю его боковым зрением.
Вижу, что время тоже испугано.
Время не имеет навыков слежки.
Сразу видно: оно - не профессионал.
Время косячит, движется перебежками,
Светит фарами, платит налом.
Я фотографирую его номера,
Двинув вплотную к бамперу.
У нас со Временем - такая игра:
Кто кого перебанит и перебарствует.
Со Временем надо играть просто,
Потому что бояться бандитов - стыд...
Уходите, проклятые девяностые:
Это больше - не ваш гамбит.
25 сентября 2024 г.
Немного на ночь. Проханов заведовал изданием, где Олег интервью давал. В поддержку их и Сергея Моисеева репост.
Forwarded from Русь Триединая
stihi.ru
Последний Рим
Посвящается А.А. Проханову Планета войной беременна - Не думай что это временно - От Афганистана до Йемена, От Газы до Карабаха - Душа словно в клетке птаха, Безумие, ярость, плаха, Горит на воре рубаха… Горбатый - увы - не лечится, В агонии, страхе мечется…
Forwarded from Кирилл Фёдоров / Война История Оружие (Станислав Беленький)
🇷🇺🇺🇦В Одесской области прилеты по объектам энергетики
Любовь (крик)
Никогда в жизни у меня такого не было... Никогда. Чтобы я прощалась с городом, как с любимым человеком.
Я уезжаю из Москвы ( Академия Рхга , есть условия) так, как будто я уезжаю, выпиливаюсь из собственного живота.
Нет, не было у меня тут особо ни наград, ни званий, ни выступлений. Хотя нет.
Первая военная награда. Здесь.
У меня был только Город, лучше которого нет на земле. Город, где я была СОБОЙ. ПОЛНОСТЬЮ. СОБОЙ. Тем, кем я реально есть, а не правильным доктором наук, правильной женой, правильной девочкой-отличницей, которая боится получить двойку в дневник.
Всю жизнь я боялась получить двойку в дневник. Отсюда - моя чужая жизнь.
Я общалась в Москве только с теми, кого реально люблю. Кого люблю, даже, если они при погонах, в чинах, в званиях или, наоборот, панки типа Данилы Багрова. Я занималась тем, что считаю правильным.
Москва - это космический секс. Я прожила в Киеве сорок лет, я его бросила, идя по трупам, без сожаления. Я прожила в Москве два месяца, предприняв попытку начать альтернативную ветку жизни. Но, видимо, не вышло. Спасибо, матушка, за помощь и непомощь. Всё понимаю, претензий нет, только благодарность.
Я обожествляю Третий Рим. И, да, я себя выкладываю. Мне всё равно. Я изменилась. Вот теперь я. Я москвичка сердцем. Я - невозможная (в Боге, в Софии, но не в мире) жена Олега Вещего. Всей русской Азии. Я Родину нашла, как мужика: и там, и там не могу быть. Меня утешает лишь то, что я миссию выполнила. И, если я ухожу, то в ответ на слабости других людей, хотя нет мне прощения. Я наступаю на природу.
Я реально нашла Родину. Это решается не умом. Ум против. Это сердцем. Вылезло подавляемое во мне столетиями.
Я не с Москвой прощаюсь. А с жизнью и любовью, пущеными по инерции и энтропии в медленную смерть.
Если я не скажу этого, я - не поэт. У Питера прошу прощения так же, как у законного мужа. Не сложилось душой. Здесь - только душой.
Твоя Иштар-София, вторая чакра, Георгий, Спас Нерукотворный, Небесная Империя.
Люблю, навсегда, Моск...
Никогда в жизни у меня такого не было... Никогда. Чтобы я прощалась с городом, как с любимым человеком.
Я уезжаю из Москвы ( Академия Рхга , есть условия) так, как будто я уезжаю, выпиливаюсь из собственного живота.
Нет, не было у меня тут особо ни наград, ни званий, ни выступлений. Хотя нет.
Первая военная награда. Здесь.
У меня был только Город, лучше которого нет на земле. Город, где я была СОБОЙ. ПОЛНОСТЬЮ. СОБОЙ. Тем, кем я реально есть, а не правильным доктором наук, правильной женой, правильной девочкой-отличницей, которая боится получить двойку в дневник.
Всю жизнь я боялась получить двойку в дневник. Отсюда - моя чужая жизнь.
Я общалась в Москве только с теми, кого реально люблю. Кого люблю, даже, если они при погонах, в чинах, в званиях или, наоборот, панки типа Данилы Багрова. Я занималась тем, что считаю правильным.
Москва - это космический секс. Я прожила в Киеве сорок лет, я его бросила, идя по трупам, без сожаления. Я прожила в Москве два месяца, предприняв попытку начать альтернативную ветку жизни. Но, видимо, не вышло. Спасибо, матушка, за помощь и непомощь. Всё понимаю, претензий нет, только благодарность.
Я обожествляю Третий Рим. И, да, я себя выкладываю. Мне всё равно. Я изменилась. Вот теперь я. Я москвичка сердцем. Я - невозможная (в Боге, в Софии, но не в мире) жена Олега Вещего. Всей русской Азии. Я Родину нашла, как мужика: и там, и там не могу быть. Меня утешает лишь то, что я миссию выполнила. И, если я ухожу, то в ответ на слабости других людей, хотя нет мне прощения. Я наступаю на природу.
Я реально нашла Родину. Это решается не умом. Ум против. Это сердцем. Вылезло подавляемое во мне столетиями.
Я не с Москвой прощаюсь. А с жизнью и любовью, пущеными по инерции и энтропии в медленную смерть.
Если я не скажу этого, я - не поэт. У Питера прошу прощения так же, как у законного мужа. Не сложилось душой. Здесь - только душой.
Твоя Иштар-София, вторая чакра, Георгий, Спас Нерукотворный, Небесная Империя.
Люблю, навсегда, Моск...