Они вечные. The Beatles.
Кому-то – планета, кому-то – палата.
Палатная койка, конечно, – не плато:
Для жестких полетов она узковата,
Но лучше палата, чем ложе Пилата.
Кто помер, тот ожил.
Кто жив, тот не помер.
Палата без номера – нафиг нам номер?
Пусть псы в лагерях нумеруют полати,
Но смерть не считается в нашей палате.
Здесь ценятся только мечта и отвага.
Здесь ночью от крови белеет бумага.
Мы – дети индиго, мы – внуки Живаго:
Палата – веселая наша общага.
Вон там лежит гуру, а здесь лежит дока.
Сей зрел Авраама, тот внял Иисусу…
За дверью ютится наш цыпочка доктор:
Цивильный бедняга, он так комплексует!
Не бойся, малыш.
Мы не сделаем больно.
Как скальпель на скальпе, как выстрел контрольный,
Как звезды, что Канту явились из терний,
Палата – жестока в своем милосердии.
В палату стекаются вечные реки.
В палате скрипят корабельные доки.
Мы – древние инки, мы – юные греки,
Мы будем любить тебя, маленький доктор!
А завтра, когда к полоумным зарницам
Палата взметнется зеленой синицей,
Нам будут медсестры волшебные сниться
В могилах без номера.
Возле больницы.
Бильченко Евгения, из рок-поэзии.
Кому-то – планета, кому-то – палата.
Палатная койка, конечно, – не плато:
Для жестких полетов она узковата,
Но лучше палата, чем ложе Пилата.
Кто помер, тот ожил.
Кто жив, тот не помер.
Палата без номера – нафиг нам номер?
Пусть псы в лагерях нумеруют полати,
Но смерть не считается в нашей палате.
Здесь ценятся только мечта и отвага.
Здесь ночью от крови белеет бумага.
Мы – дети индиго, мы – внуки Живаго:
Палата – веселая наша общага.
Вон там лежит гуру, а здесь лежит дока.
Сей зрел Авраама, тот внял Иисусу…
За дверью ютится наш цыпочка доктор:
Цивильный бедняга, он так комплексует!
Не бойся, малыш.
Мы не сделаем больно.
Как скальпель на скальпе, как выстрел контрольный,
Как звезды, что Канту явились из терний,
Палата – жестока в своем милосердии.
В палату стекаются вечные реки.
В палате скрипят корабельные доки.
Мы – древние инки, мы – юные греки,
Мы будем любить тебя, маленький доктор!
А завтра, когда к полоумным зарницам
Палата взметнется зеленой синицей,
Нам будут медсестры волшебные сниться
В могилах без номера.
Возле больницы.
Бильченко Евгения, из рок-поэзии.
БЖ. Высшая роль
По жизни мне достаются низшие роли.
На высшие роли я даже не претендую.
Господь запомнит меня по боли -
Распутную, кающуюся, худую.
Ангел и бес во мне жарко борются:
Каждый - силач. Вселенная - штанга.
Я - не жена, не вдовушка, я - любовница:
Вечная страсть. Вечное либертанго.
Женщины, живущие праведно и красиво,
Что вы знаете о таких, как мы?
Настасья Филипповна - это сама Россия:
Тёплые губы в ядерной тьме зимы.
Таких, как мы, забывают после войны:
Мы нужны на минуту, как трамадол.
Но разве бывают иначе люди нужны,
Пока тишиною молится громкий Дон?
Пока впадает река в море, пока
Высыхает море в мареве из песка.
Иисус Магдалине дарует земную соль,
Я принимаю свою неземную роль.
16 января 2025 г.
По жизни мне достаются низшие роли.
На высшие роли я даже не претендую.
Господь запомнит меня по боли -
Распутную, кающуюся, худую.
Ангел и бес во мне жарко борются:
Каждый - силач. Вселенная - штанга.
Я - не жена, не вдовушка, я - любовница:
Вечная страсть. Вечное либертанго.
Женщины, живущие праведно и красиво,
Что вы знаете о таких, как мы?
Настасья Филипповна - это сама Россия:
Тёплые губы в ядерной тьме зимы.
Таких, как мы, забывают после войны:
Мы нужны на минуту, как трамадол.
Но разве бывают иначе люди нужны,
Пока тишиною молится громкий Дон?
Пока впадает река в море, пока
Высыхает море в мареве из песка.
Иисус Магдалине дарует земную соль,
Я принимаю свою неземную роль.
16 января 2025 г.
Я воспринимаю это как личную потерю. Умер не просто гениальный режиссер, а человек, который вдохновил меня на личную философскую доктрину, связи с русским подпольем на Украине и множество лекций, книг, дружб, диалогов, любовей. Спасибо, отец. Смерть отца - в моем случае - не приход твоего "гротескного отца", а чистое Реальное, шизоидный комплекс пустоты, план яви за планом сна, лента Мёбиуса. Светлая память.
Теперь ты спишь и видишь сон блондинки, ща которой прячется брюнетка, и это значит то, что значит(с).
Теперь ты спишь и видишь сон блондинки, ща которой прячется брюнетка, и это значит то, что значит(с).
БЖ. Лента Мёбиуса
Человек проходит через кино.
Спит, как маленький, на ходу.
Крутится судеб веретено.
Вращается шар земной.
Зима оборачивается весной.
Весна оборачивается войной.
Война оборачивается виной.
Человек подвержен Суду -
И курит в Божью дуду.
Человек подвержен игре:
Между злодеем и прокурором -
Такая тонкая грань, что бред
Оборачивается разговором
Судьи с осужденным вором.
Человек проходит через тире
Хаоса, не вмещаемого в cadre,
И щелкает камерой, глядя косо
В черные дыры вселенских пауз.
Изнанка космоса - это хаос.
Изнанка хаоса - это космос,
И кто чей выворот - всё равно...
Человек проходит через кино.
17 января 2025 г.
Человек проходит через кино.
Спит, как маленький, на ходу.
Крутится судеб веретено.
Вращается шар земной.
Зима оборачивается весной.
Весна оборачивается войной.
Война оборачивается виной.
Человек подвержен Суду -
И курит в Божью дуду.
Человек подвержен игре:
Между злодеем и прокурором -
Такая тонкая грань, что бред
Оборачивается разговором
Судьи с осужденным вором.
Человек проходит через тире
Хаоса, не вмещаемого в cadre,
И щелкает камерой, глядя косо
В черные дыры вселенских пауз.
Изнанка космоса - это хаос.
Изнанка хаоса - это космос,
И кто чей выворот - всё равно...
Человек проходит через кино.
17 января 2025 г.
БЖ. Ветеран боевых действий
Он моложав, на лице - усталость.
Ранняя сорокалетняя старость
Довела его до последней станции
И там сошла и навек осталась.
Он постарел, за лицом- странность.
За лицом, как за кадром, - память.
Мог бы, выжег напалмом бы,
Но так интереснее в Бога падать,
Да и, вообще, дайте феназепаму.
Смешно, но он так и остался панком.
Маразм, что клин вышибают клином.
Феназепам - драже для счастливых.
А здесь тоска - иного калибра.
Иуда вчера повесился на оливе,
Значит, завтра же жди слива.
В мире, который живёт по лжи,
Куда ни пошел бы, везде чужим
Остаёшься. Верить в их миражи -
Смешно, а не верить совсем - жить
Перестанешь: такие в спине ножи.
Тут, понимаешь, какое дело:
Тоска летела, крылом задела.
Много печали, чуть меньше денег,
Но он же из этих, блин, из идейных:
Родины духа извечный дервиш.
Сколько на каждой из мирных улиц,
В универсаме, аптеке, ЦУМе,
Нас, таких, по земле танцует?
Держит во аде свой страшный ум и
Не отчаивается, ибо давно умер.
17 января 2025 г.
Он моложав, на лице - усталость.
Ранняя сорокалетняя старость
Довела его до последней станции
И там сошла и навек осталась.
Он постарел, за лицом- странность.
За лицом, как за кадром, - память.
Мог бы, выжег напалмом бы,
Но так интереснее в Бога падать,
Да и, вообще, дайте феназепаму.
Смешно, но он так и остался панком.
Маразм, что клин вышибают клином.
Феназепам - драже для счастливых.
А здесь тоска - иного калибра.
Иуда вчера повесился на оливе,
Значит, завтра же жди слива.
В мире, который живёт по лжи,
Куда ни пошел бы, везде чужим
Остаёшься. Верить в их миражи -
Смешно, а не верить совсем - жить
Перестанешь: такие в спине ножи.
Тут, понимаешь, какое дело:
Тоска летела, крылом задела.
Много печали, чуть меньше денег,
Но он же из этих, блин, из идейных:
Родины духа извечный дервиш.
Сколько на каждой из мирных улиц,
В универсаме, аптеке, ЦУМе,
Нас, таких, по земле танцует?
Держит во аде свой страшный ум и
Не отчаивается, ибо давно умер.
17 января 2025 г.
БЖ. Несвоевременность
Даже Чехов не в силах меня торкнуть.
Разве что Линч, но нет больше Линча.
Радость знают лишь девочки-волонтёрки.
А у меня-то какая радость? О личном
Не принято говорить в родном общепите
Общества, коим славится город Питер.
Эпоха железного века русской поэзии
Создала поэзию Z и милый официоз.
Никому не принадлежать - это весело.
Полозкова ушла, но Воскрес Христос.
Я гляжу на эти неистовые баталии
И обнимаю берёзку за голгофскую талию.
Обнимать - это всё, что нам остаётся,
Между родными бодряческими ханжами
И релокантами из новых нью-йоркцев.
Стихи - это корка льда на пожаре.
Чуть надтреснет - и взвоет бездна.
То, что пишу я, грядущему интересно.
А пока я просто иду по грязному насту,
Захожу в аптеку и к кому-нибудь в гости.
Судьба - гуттаперчивая гимнастка:
Может выжить, а может разбиться вовсе.
Поэзия - это судьба, и ей всё равно,
Какое покажут общественное кино.
Завтра пройдут все, как с ветвей листики.
Не пройдут лишь Родина и вот эта боль.
Искусство есть нечто, что вне политики.
От тренда и антитренда меня уволь.
В Питере, как обычно, заснежены фонари.
Не дай вам Господь, знать это изнутри.
17 января 2025 г.
Даже Чехов не в силах меня торкнуть.
Разве что Линч, но нет больше Линча.
Радость знают лишь девочки-волонтёрки.
А у меня-то какая радость? О личном
Не принято говорить в родном общепите
Общества, коим славится город Питер.
Эпоха железного века русской поэзии
Создала поэзию Z и милый официоз.
Никому не принадлежать - это весело.
Полозкова ушла, но Воскрес Христос.
Я гляжу на эти неистовые баталии
И обнимаю берёзку за голгофскую талию.
Обнимать - это всё, что нам остаётся,
Между родными бодряческими ханжами
И релокантами из новых нью-йоркцев.
Стихи - это корка льда на пожаре.
Чуть надтреснет - и взвоет бездна.
То, что пишу я, грядущему интересно.
А пока я просто иду по грязному насту,
Захожу в аптеку и к кому-нибудь в гости.
Судьба - гуттаперчивая гимнастка:
Может выжить, а может разбиться вовсе.
Поэзия - это судьба, и ей всё равно,
Какое покажут общественное кино.
Завтра пройдут все, как с ветвей листики.
Не пройдут лишь Родина и вот эта боль.
Искусство есть нечто, что вне политики.
От тренда и антитренда меня уволь.
В Питере, как обычно, заснежены фонари.
Не дай вам Господь, знать это изнутри.
17 января 2025 г.
Forwarded from ДОЛГАРЕVА 🇷🇺
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
На самом деле это я на общественной сцене люблю ходить в хиппи, на войне в милитари, а дома я люблю все розовенькое и детское. Вот удивилась чайнику: купила себе электрочайник (обычные я сжигаю за три дня), а он - стеклянный и похож на аквариум, то есть, при изменении температуры воды меняется цвет, как в цветовом фонтане: то зелёный, то синий, то красный, то голубой. И оттенки. И пузырьки видно. Похожие на крошечных инфузорий. Красиво, правда?
Всё, что вы хотели знать о Линче, но боялись спросить у Хичкока
Я не знаю, как это объяснить, как это рассказать... Утром 16 января я ещё не знала, что умер Линч. Я просто случайно надела синюю кепку и нашла рядом с домом паб, где был синий бархат. И у меня мелькнуло чисто лакановское желание делать селфи на фоне синего бархата, чтобы всё было, как у Линча, где бархат - это выход в подсознательное. Я их начала делать, эти селфи. Одна у меня на аватарке, вторую я в доказательство здесь привожу.
В баре этом царит стиль ретро, я сидела у стойки с виски. И какой-то человек, подсевший к бариста, посмотрел на меня глубокими вдумчивым глазами и сказал:
- Вы очень красивы.
А, когда я уходила, он сказал:
- Вам желаю, чтобы все у вас было особенно хорошо.
Если вы не поняли, это был не флирт. Это был абсолютно добрый бесполый взгляд. Без признаков влечения или кокетства. Без мужского интереса. Но очень пристальный. Таким взглядом смотрят дети, старики и посредники. Теперь я поняла, что это был Человек-Загадка, даже, если выполняющий его функцию прохожий богемщик сам этого не понял.
Я так разнервничалась, что вышла, едва не упала и вошла не в свою калитку. Очнулась только, когда домофон не сработал.
А сегодня утром звонил музыкант Матвей сообщить, очевидно, то, что он написал в паблике: что он в тот день пересматривал "Синий бархат", сам не зная почему.
Справа - фото из дневника Дарьи Дугиной. Это ее мысли о Линче десятилетней давности, от 17 января. Мне Федя-разведчик прислал. Знал, что пойму.
А в моей жизни было так. Линч привел меня к Лакану. Лакан к Делезу. Делёз к Дарье Дугиной и Словенской школе (психоаналитический сборник "Все, что вы хотели знать о Лакана, но боялись спросить у Хичкока" и дальше).. Это всё - мои любимые мыслители (ибо Линч для меня - философ).
Не знаю, может, это все покажется странным, но Символическое очевидно.
Пусть покоится с миром. Он учил радости.
Я не знаю, как это объяснить, как это рассказать... Утром 16 января я ещё не знала, что умер Линч. Я просто случайно надела синюю кепку и нашла рядом с домом паб, где был синий бархат. И у меня мелькнуло чисто лакановское желание делать селфи на фоне синего бархата, чтобы всё было, как у Линча, где бархат - это выход в подсознательное. Я их начала делать, эти селфи. Одна у меня на аватарке, вторую я в доказательство здесь привожу.
В баре этом царит стиль ретро, я сидела у стойки с виски. И какой-то человек, подсевший к бариста, посмотрел на меня глубокими вдумчивым глазами и сказал:
- Вы очень красивы.
А, когда я уходила, он сказал:
- Вам желаю, чтобы все у вас было особенно хорошо.
Если вы не поняли, это был не флирт. Это был абсолютно добрый бесполый взгляд. Без признаков влечения или кокетства. Без мужского интереса. Но очень пристальный. Таким взглядом смотрят дети, старики и посредники. Теперь я поняла, что это был Человек-Загадка, даже, если выполняющий его функцию прохожий богемщик сам этого не понял.
Я так разнервничалась, что вышла, едва не упала и вошла не в свою калитку. Очнулась только, когда домофон не сработал.
А сегодня утром звонил музыкант Матвей сообщить, очевидно, то, что он написал в паблике: что он в тот день пересматривал "Синий бархат", сам не зная почему.
Справа - фото из дневника Дарьи Дугиной. Это ее мысли о Линче десятилетней давности, от 17 января. Мне Федя-разведчик прислал. Знал, что пойму.
А в моей жизни было так. Линч привел меня к Лакану. Лакан к Делезу. Делёз к Дарье Дугиной и Словенской школе (психоаналитический сборник "Все, что вы хотели знать о Лакана, но боялись спросить у Хичкока" и дальше).. Это всё - мои любимые мыслители (ибо Линч для меня - философ).
Не знаю, может, это все покажется странным, но Символическое очевидно.
Пусть покоится с миром. Он учил радости.
Я была на показе двух фильмов Николая Якимчука "Джордж Харрисон" и "Джон Леннон. Россия. Ангелы". Поскольку я была самая шумная в зале, и он попросил меня потом это изложить в письменной форме, излагаю. Прошло два дня. Спустя два дня рецензии всегда менее восторженные. Я как бы смотрю назад и рефлексирую уже не его, а себя.
Кино о Харрисоне - очень простое, светлое, космичное. Оно аполлоновское. Похоже на интервью под видеоряд, на работу журналиста. Журналистское образование режиссера здесь сказывается.
Кино о Ленноне - артхаусное. Здесь уже преобладает драматургия. Леннон не умер, а попал в Россию, работает админом на Пушкинской, 10, рисует красного ангела и стоит с ним на Невском в поисках духовности, одинокий и несломленный. Чистая трансцендентальная медитация. Толпа проходит мимо, Джон возвращается к Богу, время сменяется вечностью.
Из зала я сказала, что вижу в ткане фильма гегельянскую диалектику развития великого бунтаря: от временного успокоения через конфликт с социумом до полного просветления. Как первоединство, разъединение и воссоединение у Карсавина. Вот в этом и состоят тезис, антитезис и синтез.
Из операторской работы нечто линчевское есть в подборе раздваивающихся кадров, которые представляют собой расхождение в разные стороны одного изображения, с последующим слиянием дуализма в монизм.
Якимчуку я честно сказала, что не разделяю его мнение, что в России нет хорошего кино, кроме него и Сакурова, что постмодерный народ деградировал и все вообще плохо. Это, если кратко. Его не тэгаю, ещё вилкой ткнет или в юнгианстве/патриотизме обвинит 😀. Очень добрый, тоже одинокий режиссер. Политические отличия мне не важны. Эстетика присутствует.
Кино о Харрисоне - очень простое, светлое, космичное. Оно аполлоновское. Похоже на интервью под видеоряд, на работу журналиста. Журналистское образование режиссера здесь сказывается.
Кино о Ленноне - артхаусное. Здесь уже преобладает драматургия. Леннон не умер, а попал в Россию, работает админом на Пушкинской, 10, рисует красного ангела и стоит с ним на Невском в поисках духовности, одинокий и несломленный. Чистая трансцендентальная медитация. Толпа проходит мимо, Джон возвращается к Богу, время сменяется вечностью.
Из зала я сказала, что вижу в ткане фильма гегельянскую диалектику развития великого бунтаря: от временного успокоения через конфликт с социумом до полного просветления. Как первоединство, разъединение и воссоединение у Карсавина. Вот в этом и состоят тезис, антитезис и синтез.
Из операторской работы нечто линчевское есть в подборе раздваивающихся кадров, которые представляют собой расхождение в разные стороны одного изображения, с последующим слиянием дуализма в монизм.
Якимчуку я честно сказала, что не разделяю его мнение, что в России нет хорошего кино, кроме него и Сакурова, что постмодерный народ деградировал и все вообще плохо. Это, если кратко. Его не тэгаю, ещё вилкой ткнет или в юнгианстве/патриотизме обвинит 😀. Очень добрый, тоже одинокий режиссер. Политические отличия мне не важны. Эстетика присутствует.