Скоро, скоро. Пора, что называется, подбивать бабки. Жизнь у нас такая короткая, однако же неимоверно длинная.
2024 был во многом знаковым для нашей семьи. Знаки как раз и обозначу.
1. Армия
Сорок лет (!) назад будущий муж отправился в ряды. На погонах у него было две буквы — СА. Советская Армия. На черных петлицах — пушки. Парадку потом видела в домашнем шкафу. «А он мужчина хоть куда, он служил в ПВО!» Нас в 1984-м ещё друг другу не представили, я тогда училась в девятом классе. Познакомились тремя годами позже.
Все мужчины, которые меня окружали, служили в армии. Это было в порядке вещей. «Каждый из них был в армии родной, не отмазался никто, что у него там геморрой» (с) Мой дедушка ушел добровольцем в 1941, дошел до Будапешта. Мой двоюродный дедушка, деда Тима, участник разгрома Квантунской армии, полковник, ушел в отставку только в 2013, в 85 лет — по этому поводу напечатали статью в «Красной звезде». Мой папа учился в Суворовском, провел в армии первую часть жизни.
Нас в институте учили ветераны. Разведчики, пехота, был даже офицер НКВД с потрясающей фамилией Иванов. Преподавал историю КПСС. Мы думали, он — «ку-ку», когда он точно предсказывал год развала СССР. А он был семи пядей, всегда говорил только об экономике.
Мой двоюродный брат воевал в Афганистане.
Да я и сама была военнообязанной, принимала присягу, звание — старший сержант. Был военный билет. Всегда напоминала мужу, что старше его по званию (он — сержант). Он мне в ответ говорил, что всё зависит не от звания, а от должности. И, дескать, его звание получено в полях, а моё — в кабинетах.
Кстати, о присяге. Это важно. Все мы после развала СССР не присягали снова, как это делали в отвалившихся республиках. Присяга для нас была и остается одна. Россия — в полной мере наследница Советского Союза. Стоит это помнить.
О чем это? Наша армия — действительно наша, родная. Со всеми её огрехами, промахами, Это мы с вами и есть. Не стоит нас разделять. Пугать нас армией. «А вот они вернутся». И чего? Наши родные вернутся. Это вы, понаехавшие и не служившие — бойтесь.
2. Цифровой мир
Тридцать пять лет назад я впервые села за компьютер. Тридцать пять лет! С ума сойти. Сразу вспоминаешь монолог Калягина из «Неоконченной пьесы»: мне тридцать пять лет! Лермонтов восемь лет как лежал в могиле!
Обычно вспоминаю эту цитату с цифрой девять. Лермонтов погиб в двадцать шесть, поэтому, наверное. Девять лет лежал в могиле. Девять.
Первый мой (не мой на самом деле) компьютер назывался ЕС-1840. У него не было жесткого диска. С жестким диском шел ЕС-1841. Тогда жесткий диск все называли «винчестером». А наш компьютер работал на двух гибких дискетах 5.25. На одной была система, на другую можно было скидывать набранные тексты. Или ставить в это гнездо игры. «Принц Персии», к примеру.
Даже «Нортона» у нас не было ещё. Когда я включала компьютер, видела картинку из «Матрицы»: черный экран и мигающий курсор. Какие-то команды помню до сих пор. Вначале надо было набрать dir — директория, чтобы посмотреть, что лежит на диске. Больше не помню ничего. Так, какие-то обрывки: arj, copy, print. Великая — format.
А через двадцать пять лет всякие сопляки называли меня «бабушкой», которой надо объяснять, что такое «файл», если это не прозрачная папочка. Натурально.
Время бежит на скорость всегда.
3. Последнее лето детства
Фильму с этим названием в этом году исполнилось пятьдесят. Классика советского кинематографа.
Но там речь шла о выпускниках. На деле 1974 год был последним годом детства моего.
В Советском Союзе существовал привилегированный класс. Дети. Детство в Союзе было безмятежным. До школы. Чем старше ты становился, тем больше понимал, но детство — детство было идеальным. Это правда.
Никаких кодовых замков, никакого надзора. Полная свобода. Целый день на улице. Безопасность разлита в воздухе. Любой взрослый — друг.
Об отдельных проявлениях мы не знали, нам не говорили. Потому что случаи настолько редкие не должны были смущать детей и портить им детство.
Скоро, скоро. Пора, что называется, подбивать бабки. Жизнь у нас такая короткая, однако же неимоверно длинная.
2024 был во многом знаковым для нашей семьи. Знаки как раз и обозначу.
1. Армия
Сорок лет (!) назад будущий муж отправился в ряды. На погонах у него было две буквы — СА. Советская Армия. На черных петлицах — пушки. Парадку потом видела в домашнем шкафу. «А он мужчина хоть куда, он служил в ПВО!» Нас в 1984-м ещё друг другу не представили, я тогда училась в девятом классе. Познакомились тремя годами позже.
Все мужчины, которые меня окружали, служили в армии. Это было в порядке вещей. «Каждый из них был в армии родной, не отмазался никто, что у него там геморрой» (с) Мой дедушка ушел добровольцем в 1941, дошел до Будапешта. Мой двоюродный дедушка, деда Тима, участник разгрома Квантунской армии, полковник, ушел в отставку только в 2013, в 85 лет — по этому поводу напечатали статью в «Красной звезде». Мой папа учился в Суворовском, провел в армии первую часть жизни.
Нас в институте учили ветераны. Разведчики, пехота, был даже офицер НКВД с потрясающей фамилией Иванов. Преподавал историю КПСС. Мы думали, он — «ку-ку», когда он точно предсказывал год развала СССР. А он был семи пядей, всегда говорил только об экономике.
Мой двоюродный брат воевал в Афганистане.
Да я и сама была военнообязанной, принимала присягу, звание — старший сержант. Был военный билет. Всегда напоминала мужу, что старше его по званию (он — сержант). Он мне в ответ говорил, что всё зависит не от звания, а от должности. И, дескать, его звание получено в полях, а моё — в кабинетах.
Кстати, о присяге. Это важно. Все мы после развала СССР не присягали снова, как это делали в отвалившихся республиках. Присяга для нас была и остается одна. Россия — в полной мере наследница Советского Союза. Стоит это помнить.
О чем это? Наша армия — действительно наша, родная. Со всеми её огрехами, промахами, Это мы с вами и есть. Не стоит нас разделять. Пугать нас армией. «А вот они вернутся». И чего? Наши родные вернутся. Это вы, понаехавшие и не служившие — бойтесь.
2. Цифровой мир
Тридцать пять лет назад я впервые села за компьютер. Тридцать пять лет! С ума сойти. Сразу вспоминаешь монолог Калягина из «Неоконченной пьесы»: мне тридцать пять лет! Лермонтов восемь лет как лежал в могиле!
Обычно вспоминаю эту цитату с цифрой девять. Лермонтов погиб в двадцать шесть, поэтому, наверное. Девять лет лежал в могиле. Девять.
Первый мой (не мой на самом деле) компьютер назывался ЕС-1840. У него не было жесткого диска. С жестким диском шел ЕС-1841. Тогда жесткий диск все называли «винчестером». А наш компьютер работал на двух гибких дискетах 5.25. На одной была система, на другую можно было скидывать набранные тексты. Или ставить в это гнездо игры. «Принц Персии», к примеру.
Даже «Нортона» у нас не было ещё. Когда я включала компьютер, видела картинку из «Матрицы»: черный экран и мигающий курсор. Какие-то команды помню до сих пор. Вначале надо было набрать dir — директория, чтобы посмотреть, что лежит на диске. Больше не помню ничего. Так, какие-то обрывки: arj, copy, print. Великая — format.
А через двадцать пять лет всякие сопляки называли меня «бабушкой», которой надо объяснять, что такое «файл», если это не прозрачная папочка. Натурально.
Время бежит на скорость всегда.
3. Последнее лето детства
Фильму с этим названием в этом году исполнилось пятьдесят. Классика советского кинематографа.
Но там речь шла о выпускниках. На деле 1974 год был последним годом детства моего.
В Советском Союзе существовал привилегированный класс. Дети. Детство в Союзе было безмятежным. До школы. Чем старше ты становился, тем больше понимал, но детство — детство было идеальным. Это правда.
Никаких кодовых замков, никакого надзора. Полная свобода. Целый день на улице. Безопасность разлита в воздухе. Любой взрослый — друг.
Об отдельных проявлениях мы не знали, нам не говорили. Потому что случаи настолько редкие не должны были смущать детей и портить им детство.
Далее следует.
BY Вестник родимых болот
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores. Continuing its crackdown against entities allegedly involved in a front-running scam using messaging app Telegram, Sebi on Thursday carried out search and seizure operations at the premises of eight entities in multiple locations across the country. Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation.
from us
