— Очень просто, Женек, — сказала я спокойно, на удивление и Женьку, и самой себе. — У меня вся жизнь такая. Все радуются, а я нет. Не пойму, чему радоваться. Почему у этих людей есть причины для радости, а у меня нет? Что за несправедливость? — Ну, Алиса, ты ерунду несешь. Теперь голос Женька был не грустным, а жалостливым. Мне от этого стало не по себе. Не люблю вызывать жалость. Хотя, наверное, люди, которые говорят то же, что и я, только жалость и вызывают. — Это ты сейчас будешь ерунду нести, — сказала я, стараясь не показывать, что слова, а точнее, тон Женька меня обидел. — Будешь говорить, что, мол, для настроения надо есть шоколадных Дедов Морозов, слушать новогодние песни, ходить за подарками... Я умолкла на полуслове. Что еще я могла сказать? Если продолжу, распалюсь так, что толку от этого разговора не будет. Уяснив, что я не собираюсь что-то добавлять, Женек сказал: — Это все правда, но я другое хотел сказать... Точнее спросить. — Что? — мне показалось, будто я прослушала разговор, а теперь пытаюсь вклиниться. — Когда ты в последний раз чувствовала себя счастливой?
— Очень просто, Женек, — сказала я спокойно, на удивление и Женьку, и самой себе. — У меня вся жизнь такая. Все радуются, а я нет. Не пойму, чему радоваться. Почему у этих людей есть причины для радости, а у меня нет? Что за несправедливость? — Ну, Алиса, ты ерунду несешь. Теперь голос Женька был не грустным, а жалостливым. Мне от этого стало не по себе. Не люблю вызывать жалость. Хотя, наверное, люди, которые говорят то же, что и я, только жалость и вызывают. — Это ты сейчас будешь ерунду нести, — сказала я, стараясь не показывать, что слова, а точнее, тон Женька меня обидел. — Будешь говорить, что, мол, для настроения надо есть шоколадных Дедов Морозов, слушать новогодние песни, ходить за подарками... Я умолкла на полуслове. Что еще я могла сказать? Если продолжу, распалюсь так, что толку от этого разговора не будет. Уяснив, что я не собираюсь что-то добавлять, Женек сказал: — Это все правда, но я другое хотел сказать... Точнее спросить. — Что? — мне показалось, будто я прослушала разговор, а теперь пытаюсь вклиниться. — Когда ты в последний раз чувствовала себя счастливой?
Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. Artem Kliuchnikov and his family fled Ukraine just days before the Russian invasion. Ukrainian President Volodymyr Zelensky said in a video message on Tuesday that Ukrainian forces "destroy the invaders wherever we can."
from br
