В Европе соперничают две гастрономические традиции — условно говоря, германская и романская. Согласно первой из них, еда — это тягостная, но необходимая повинность, главная задача которой — поддержать жизнеспособность человека и уберечь его от греха чревоугодия. Согласно второй традиции, еда — это высокое удовольствие, данное праведникам для того, чтобы в раю у них не было сенсорной перегрузки, а грешникам — чтобы в аду было чего вспомнить.

Первая традиция принята в немецкоязычных странах, а также в Голландии, Скандинавии и Британии. Вторая — среди романоязычных народов, на Балканах и в восточной Европе. Глобализм, разумеется, смешал все традиции, и в любом месте можно найти любую кухню, хотя бы по названию, но это всё притворство: локальные привычки настырно прорастают сквозь наносной глобализм.

К примеру, немцы обожают спагетти с фаршем, которое они на итальянский манер называют «болоньезе». Но эта штука не имеет никакого отношения ни к Болонье, ни вообще к Италии, а настоящее болонское рагу, в котором тоже присутствует мелко рубленное мясо, очень мало похоже на немецкую томатно-фаршевую гадость, и к спагетти никогда не подаётся.

Очень соблазнительно назвать «германскую» традицию «протестантской», поскольку её границы и впрямь совпадают с ареалом распространения протестантизма. В пользу этой версии вроде бы говорит и то, что католическая Фландрия в гастрономическом смысле весьма далека от Голландии и ближе к Франции, а кухня католической Австрии гораздо ближе к восточной Европе, нежели к Германии.

Меня, однако, такое определение не устраивает: по моему убеждению, не протестантизм определил вкусы своих приверженцев, а наоборот — германское анти-гурманство породило протестантизм. Я просто не могу себе представить человека, который, откушамши вителло тоннато с белым сардинским вином, пойдёт сколупывать фрески со стен ближайшей церкви. Зато я легко представляю себе в таких обстоятельствах человека, хряпнувшего шмат жирной свинины с кислой капустой и запившего это дело пивасиком.

Да что там свинина… У немцев есть вполне культовое блюдо «Handkäs mit Musik», т.е. ручной (слепленный вручную) сыр с музыкой. Это мягкий маринованный в уксусе сыр, который едят с луком, а «музыкой», с характерной немецкой лукавинкой, называют возбуждаемый этим блюдом метеоризм. Католическая эстетика с метеоризмом сочеталась плохо, вот так протестантизм и появился.

Зануды скажут, что первые упоминания сыра с музыкой относятся к XIX веку, но это возражение я отметаю. В XIX веке, благодаря успехам народного просвещения, любители музыкального сыра научились писать и смогли наконец-то поведать миру о своих вкусах, но сам деликатес появился гораздо раньше.

Климатические различия дают кулинарному разрыву гораздо более основательное объяснение, но и оно не убедительно: в южной Германии всё нормально с климатом, а кухня, хоть и не такая чудовищная, как на севере страны, но всё же — германская. С другой стороны, Литва северней Голландии, а питаются литовцы гораздо интересней.

Я вольнодумно рассуждаю так. Германцы, в отличие от кельтов, италиков, славян и всяких прочих фригийцев — не индоевропейцы, а коренные жители Европы. К моменту индоевропейского завоевания были они совершеннейшими дикарями и жрали, чего придётся, тогда как пришедшие из северного причерноморья индоевропейцы обладали высокой культурой, в том числе гастрономической. Язык древние германцы у индоевропейцев худо-бедно переняли (впрочем, так и не освоив его мелодику), поскольку свой у них был слишком примитивен, но перенять кулинарные традиции так до сих пор и не сумели.

Этот культурный разлом существовал на протяжении тысячелетий, и как бы ни старались начальники Евросоюза склеить его вымышленными геополитическими залепухами, он себя ещё проявит. Если и есть в этом мире достойный повод для вражды, так это кулинария. Всё прочее — химеры.