Почти с самого моего обращения в христианство у меня есть одна неизменная практика — ежедневное чтение Библии. Не по планам с надерганными цитатами, а книга за книгой, круг за кругом, от Нового Завета к Ветхому. Обычно это цикл: Синодальный перевод, затем один из современных, и снова Синодальный. В начале 2022 года я решил, что преисполнился достаточно, и пора бросить себе вызов. Выбор пал на King James Version — классический, базовый перевод для всего англоязычного протестантизма.

Десятого июня этого года я закончил. На чтение ушло почти три с половиной года — втрое больше, чем обычно. И знаете, какой главный инсайт я вынес из этого духовного марафона? В общем-то, никакой. Я не могу сказать, что потерял время, но и не скажу, что получил какое-то особое знание. Да, было сложно, порой приходилось подглядывать в русские переводы. Но это не открыло мне никаких сокровенных глубин.

Если и делать какой-то вывод, то он окажется до смешного простым. Если тебе что-то по-настоящему важно, ты будешь это делать в любых обстоятельствах. Если бы у меня был только Новый Завет на китайском, я бы, стиснув зубы, читал его со словарем. А если тебе нет до этого дела, то тебе не поможет и самый легкий и понятный перевод в мире. Все дело не в инструменте, а в цели, в интересе.

И еще. Мое яркое чувство в прошедшие с десятого числа дни, это невероятное облегчение. Вернуться к родному Синодальному переводу — это как после года ходьбы в армейских берцах с металлическими вставками наконец-то переобуться в легкие кроссовки. Вдруг снова начинаешь бежать, а не тащить на себе пудовые гири духовного подвига.

#практика_бытия

Перечитываю Евангелия и вновь с почти юношеским восторгом заново узнаю, за что я люблю Христа. Не в благостного учителя из проповедей, не в харизматичного лидера нравственного движения, а в того самого Бога, который говорит со страниц Ветхого Завета. Потому что за кротостью и милосердием проступает та же самая абсолютная, почти пугающая власть, та же железная воля, которая не считается с человеческим комфортом, и та же самая, порой жесткая по человеческим меркам любовь, которая заботится не о сиюминутном счастье, а о нашем вечном благе.

Этот эффект особенно силен, когда читаешь Евангелия сразу после книг пророков или Царств. Ты видишь не разрыв, а преемственность. Ты видишь, как тот же самый Господь, что говорил через Исайю, теперь говорит напрямую, без посредников. И это, пожалуй, лучший ответ на вечный спор о том, как читать Библию. Необходимость читать ее целиком — не академическая прихоть, а условие для встречи с настоящим, а не выдуманным Богом.

Потому что только так, видя картину в целом, получаешь прививку от комфортного, ручного Иисуса. Только так перестаешь удивляться Его «неудобным» словам и поступкам. Это единственный способ полюбить не проекцию своих ожиданий, а живого Бога во всей Его пугающей и спасающей полноте.

#сквозь_призму

Почему Писание такое сложное, полное притч и кажущихся противоречий? Ответ на это дал сам Христос: «Вам дано знать тайны Царствия, а им не дано». То есть, сложность Писания — это не баг, а гениальный механизм, который сохраняет нас в вечной, живой зависимости от Него. Даже само понимание — не наше достижение, а Его дар.

И вот тут возникает самый неудобный вопрос: а как же быть с тем, что мы, христиане, постоянно ошибаемся и спорим друг с другом? Если понимание — это дар, почему мы все такие разные? Апостол Павел отвечает и на это: мы теперь видим «как бы сквозь тусклое стекло». Все мы смотрим в одно мутное зеркало, но каждый уверен, что именно его отражение — самое четкое.

Важно понимать: это касается только споров внутри Церкви. Это не призыв к экуменизму, где все религии равны. Идолы — это идолы. Христос — это Христос. Точка. Но именно то, что даже мы, смотрящие на одного и того же Христа, не можем договориться, и есть самая мучительная часть Божьего плана. Это доказывает, что разобраться без Него невозможно. Это смиряет и заставляет взывать не к своей правоте, а к Его милости.

Возвать словами молитвы, которую Он Сам обращал к Отцу: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня.

#сквозь_призму

Сегодня в 19:00 начну цикл “Вселенские споры.
Поговорим о первом кризисе идентичности. О моменте, когда молодое движение должно было решить, кем ему быть: реформированной иудейской общиной со строгими правилами или чем-то принципиально новым, открытым для всего мира.

Это была не просто дискуссия об обрядах. Это была борьба за то, кто имеет право стоять у ворот и проверять билеты на вход. Именно там, в Иерусалиме, была заложена суть всех будущих церковных конфликтов и компромиссов.

Под этим постом можно и нужно оставлять вопросы — как по теме сегодняшней встречи, так и по всему циклу. Постараюсь ответить на них во время разговора или после.

До встречи. Будем учиться отличать спор о вере от спора о власти. Запись эфира будет доступна позже.

Запись первой беседы из цикла "Вселенские споры" — на канале.

Разобрал первый, самый "семейный" скандал. Тот самый момент, когда к безусловному дару Евангелия впервые попытались прикрутить спасительное "и еще вам нужно...", превратив веру в устав закрытого клуба.

Это история о том, как Павел, Петр и Иаков спорили о будущем христианства. О гениальном компромиссе, который спас Церковь от немедленного раскола, но и заложил бомбу замедленного действия на века вперед.

Если удобней YouTube

В следующий раз — катакомбные споры.

#это_споры

На днях прочитал у одного лютеранского служителя: истинные верующие, святые, не грешат сознательно. Дальше шла целая схема, почти духовная «Лествица», про то, как ловить себя на помыслах, чтобы блюсти ум в чистоте. Всё логично, благочестиво, в лучших традициях ментальной гимнастики.

Меня такие посты очень триггерят. Потому что лично я знаю, что я грешу, в том числе и сознательно. И каюсь, и снова грешу. А это учение ставит невыполнимую планку и тут же подсовывает «инструментарий» для ее взятия. Оно объявляет мою борьбу признаком ненастоящей веры, одновременно предлагая вести другую борьбу, из которой я, оказывается, должен выйти победителем, у которого нет нужды в покаянии, ведь он не грешит. А я не верю в свою победу, мне не нужна жизнь без покаяния. Я верю только в победу Христа.

Когда я спросил у опытного пастора, как к этому относиться, то услышал осторожное: «Да, перфекционизм — это ересь, но...». И вот это «но» страшнее самой ереси. Потому что я не понимаю, какие здесь могут быть «но». Как я могу называть своим единоверцем того, кто проповедует Евангелие не для грешников, нуждающихся в благодати, а для выдуманных, стерильных праведников?

И это не потому, что он не читает Писание. Он его читает. В этом-то и весь ужас. Он читает те же самые истории о Давиде, Моисее и Петре, но видит в них не диагноз нашей общей болезни, а инструкцию по сборке стерильного праведника. И это возвращает к недавнему вопросу о том, как Сам Господь открывает смысл Своего Слова. И почему одному Он показывает его грех и Свою благодать, а другому — лестницу, по которой тот должен взобраться сам.

#лабиринты_веры

Раньше я думал, что христианство начинается с момента, когда человек говорит Господу: «Да будет воля Твоя», повторяя эти слова за Христом в Гефсиманском саду. Это полная капитуляция своего «я», своего эго, своих планов. Это антитеза любой языческому самостроительству. Это идеальное начало.

Только вот, если быть до конца честным, то это невозможное начало. Потому что кто из нас, кроме Христа, совершенного человека, не знавшего греха, в здравом уме и твердой памяти, по-настоящему этого хочет? Вся наша природа, наш ветхий Адам, кричит об обратном: «Да будет воля моя!».

Сделать «Да будет воля Твоя» входным билетом в христианство значит установить такое требование, которое не может выполнить ни один человек. Это всё тот же совершенный и убийственный Закон. Если христианство начинается с этого, то оно ни для кого никогда не начнется.

Дальше происходит евангельский переворот, очередной парадокс, основанный на действии Господа. Христианство начинается не с того, что мы говорим Богу: «Да будет воля Твоя». Оно начинается с того, что Христос сказал это Отцу за нас и вместо нас. Его совершенное послушание вменяется нам. Его капитуляция становится нашей победой.

Наша собственная, слабая, постоянно колеблющаяся попытка произнести эти слова — это уже не начало веры, а ее плод. Это не корень, из которого растет наше христианство, а цветок, который распускается на дереве, посаженном не нами. Поэтому да, христианство — это про «Да будет воля Твоя». Только не про наше, а про Его.

#лабиринты_веры

Вчера в комментариях случилось сезонное обострение на тему «во что неправильно верят лютеране». Потом оказалось, что вчера же был день Аугсбургского исповедания. Иронично.

Если в двух словах, это день, когда лютеране в 1530 году представили императору документ о том, во что они там верят. Ну, типа. Потому что окончательно они договорились лишь 50 лет спустя, собрав все свои догматические тексты в одну «Книгу Согласия». И хотя там нет ничего, что противоречило бы первому документу, факт остается фактом: пояснять, уточнять и спорить пришлось еще полвека.

Когда я пришел в лютеранскую церковь, я прочитал эту самую «Книгу Согласия». И согласился с ней. Не потому, что был сражен ее логикой или подавлен авторитетом составителей, а потому что обнаружил, что уже был согласен с тем, что там написано. Все эти тексты просто дали язык и форму тому, во что я уже верил, читая Писание. Дальше должен быть какой-то пафосный тост в духе «Так давайте же все будем согласны друг с другом!». Но нет, мой тост будет другим: изучайте свои «конституции веры».

Неважно, католик вы, православный или баптист. Откройте и честно прочитайте то, во что официально верит ваша церковь. Проверьте, согласны ли вы с этим на самом деле. И если нет — делайте с этим что-то. Уходите, спорьте, разбирайтесь. Потому что жить в самообмане, делая вид, что ты согласен с тем, с чем на самом деле не согласен, — это печальная история. И это точно не про христианство. Потому что Христос — это Истина, а не удобный компромисс.

#лабиринты_веры

Вчера отвечал на вопросы отца Александра о том, спасутся ли синергисты. Это вернуло меня к одной мысли: мы, христиане, с одержимостью пытаемся превратить Церковь в богословскую сортировочную станцию. Делим людей на монергистов и синергистов, на «правильных» и «неправильных», пытаясь заранее определить, кто попадет в рай. Эта логика неизбежно приводит к абсурду. Жил себе какой-нибудь пастух в Ирландии XI века, верил во Христа как умел, но после 1054 года он, оказывается, раскольник. И что, Христос разводит руками и говорит: «Извини, парень, ты без общения с константинопольским патриархом, ничего не поделаешь»?

Сам Господь дал нам притчу о поле, где пшеница и плевелы растут вместе до жатвы. Наше поле, видимая Церковь, по определению смешанное. И наша задача — не заниматься прополкой, не выносить окончательный вердикт о душе другого человека. Это работа ангелов в последний день.

Дальше возникает самый сложный вопрос. Если я не могу судить человека, как мне реагировать, когда я вижу, как христианин читает мантры Шиве или пытается спастись аскезой? Молчать, чтобы не осудить? Нет. Отказ от суда над душой не означает отказа от различения духов. Я должен сказать прямо: «Не знаю, что у тебя в сердце, это между тобой и Богом. Но то, что ты делаешь, — это идолопоклонство. Христос — это Христос, а твоя страсть заслужить спасение делами — идол».

Мы не призваны быть судьями душ, но мы призваны быть свидетелями Истины. И да, порой это свидетельство звучит как приговор, но за каждым приговором Закона всегда стоит свет Евангелия и возможность для покаяния.

#лабиринты_веры

Узнал из комментария, что я, оказывается, проповедую дистеизм. Пришлось гуглить: это учение о том, что Бог в лучшем случае морально амбивалентен, а в худшем — зол. Задумался: по человеческим меркам Он часто выглядит именно таким. Бог, который говорит Иеремии: «Я поставил тебя, чтобы искоренять и разоряться, губить и разрушать». Бог, который посылает потоп и требует от Авраама принести в жертву сына. Все это не укладывается в уютные представления о добре.

Только именно здесь и проходит фундаментальный разрыв. Дистеизм — это утверждение, что Бог объективно зол, а Писание говорит, что Господь всегда благ. Только Его благость — это не потакание нашим прихотям. Это воля хирурга, который причиняет боль, чтобы спасти жизнь. Это любовь отца, который наказывает, чтобы исправить. И когда мы, стоя на своей крошечной точке обзора, пытаемся судить о Его действиях, мы неизбежно впадаем в ужас.

Мы видим Его «зло», не понимая, что это лишь обратная сторона Его святости, которую мы не в силах вынести. Не в силах, без Его помощи.

#сквозь_призму

Вторая беседа из цикла "Вселенских споров" уже здесь

Это разговор о времени, когда у Церкви не было ничего, кроме веры и врагов. Никакого имперского блеска, никакой государственной поддержки, никакого меча для принуждения к единству.

Только катакомбы, гонения и самый мучительный внутренний вопрос: что делать с теми, кто сломался под пытками и отрекся? Изгнать навсегда, сохранив стерильную чистоту рядов? Или простить, признав, что Церковь — это не клуб для совершенных, а госпиталь для таких же сломленных людей?

Разбираемся, как споры о прощении падших, о дате Пасхи и о праве говорить от имени Духа ковали характер Церкви. Бонусом: разговор про гностиков и первые споры вокруг Троицы

Смотреть на YouTube

Дальше — Никея. Арий против Афанасия

Если пропустили, первый выпуск, про иерусалимский собор

#это_споры

Небольшой анонс: примерно через месяц буду читать лекцию в рамках семинара «Список Бродского» в Маяковской библиотеке Санкт-Петербурга. Говорить буду о Жане Кальвине. Человеке, которого принято либо ненавидеть, либо просто не читать.

Какие ассоциации вызывает само имя Кальвина? В основном, это что-то про суровую диктатуру и тотальное предопределение. Так почему Бродский, который ценил свободу, включил его в свой список? Зачем нам сегодня, в XXI веке, вообще разбираться в богословских спорах XVI века?

На лекции поговорим не столько о богословии, сколько о том, как идеи одного человека сформировали современного западного человека — трудовую этику, невротическое стремление к успеху и его экзистенциальную тревогу. Попробуем провести анализ нашей культуры через одного из ее главных, хотя и невидимых, отцов-основателей. Понять, как учение о суверенной благодати породило мир, одержимый самооценкой и достижениями.

Лекция пройдет через месяц, но регистрация уже открыта. Вход бесплатный, количество мест ограничено. Приходите.

#легенды_и_архивы

На днях разговаривал с философом Максимом Велецким о раннем средневековье, монашеском пленении Церкви и святом Августине. После разговора долго думал о последнем. Про то, как он сражался на два фронта - против ереси Пелагия, искажавшей истину, и против раскола, разрушавшего единство.

После подумал: куда бы пошел Августин сегодня? Пришел бы он в ту церковь, что сохранила единство для сотен миллионов? Ту, что по факту отказалась от учения о благодати, чтобы это самое видимое единство удержать. Они сберегли огромную структуру, но заплатили за это сердцем богословия, подменив истину о спасении через Христа на человеческое учение.

Или бы Августин поше к наследникам тех, кто эту истину о благодати вернул? К нам. К тем, кто, вернув ее, тут же рассыпался на тысячи осколков. Мы, сохранившие учение, потеряли даже видимость единства, не сумев договориться даже друг с другом.

Получается, такая драма без правильного ответа. Одни принесли в жертву Евангелие ради единства. Другие принесли в жертву Тело Христово ради доктринальной правоты.

Апостол Павел был готов отлучить себя от Христа ради братьев, но не сделал этого. Он остался во Христе, в котором Истина и Единство - одно целое. А мы остались здесь, в истории. Разглядываем два осколка и спорим, какой из них более настоящий.

#лабиринты_веры

Вчера поговорил с отцом Филиппом на тему того, может ли христианин грешить. Получилась не дискуссия, а столкновение с предельно ясной, последовательной и честной богословской системой. Той, где все разложено по полочкам, где есть четкие определения и понятные схемы.

В какой-то момент, под моими вопросами о том, как всё работает на практике, отец Филипп произнес: на практике все бывает по-разному. Теория-теорией, но я уверен, что когда перед ним, как пастором, оказывается не пункт из катехизиса, а живой человек, Дух Святой действует поверх любых схем. Он помогает находить слова, которые нужны не системе, а душе.

Это, пожалуй, самый важный и самый сложный момент в любом богословии. Пропасть между учебником и жизнью. Учебники пишутся для идеального сферического христианина в вакууме, а потом в кабинет заходит живой, измученный, реальный человек, и все стройные схемы начинают трещать по швам.

Я подумал: а может, нужны другие учебники? Не учебники догматов, а учебники парадоксов. Такие, которые начинаются не с того, «как должно быть», а с того, «как оно есть на самом деле». Которые признают, что христианин — это тот, кто постоянно терпит поражение в своей борьбе, но почему-то не теряет спасение. Которые описывают не технику безопасности для тех, кто боится упасть, а чудо воскрешения для тех, кто уже лежит на дне.

Может быть, сам отец Филипп однажды напишет такой учебник. Кто знает.

Запись разговора на YouTube

#практика_бытия

Наше великое лютеранское искусство, различение Закона и Евангелия - оно же и наша главная опасность. Тончайший инструмент, который в руках самонадеянного хирурга мгновенно превращается в орудие расчленения.

Это тот же импульс к ясности, что породил несторианство. Та же отчаянная попытка разложить все по полочкам, которая в итоге оставляет нас с двумя мертвыми сущностями, удобными для каталогизации. Ересь родилась из стремления к порядку.

Так и у нас. Закон без Евангелия - инструкция по самоспасению для тех, кто никогда не спасется. Евангелие без Закона - дешевая терапия для тех, кто и не подозревал, что смертельно болен.

И вот, пытаясь этого избежать, мы создаем еще более мертвую вещь - красивую схему. Сначала первое применение Закона, потом второе, а вот теперь - третье. Разделение происходит в самих учебниках догматики, в их стерильной логике. Мы ищем единство в своих головах, а оно находится на кресте.

Там, в теле Христа, Закон и Евангелие обретают свое нераздельное и неслиянное единство. Там Закон исполняет свой приговор. И там же, в том же самом акте, Евангелие провозглашает нашу свободу.

Это не лестница, по которой поднимаются один раз. Это одновременный ритм сердца веры, где сокрушение Законом и прощение Евангелием звучат в унисон.

#закон_не_против_евангелия

Готовлюсь к ролику про Никейский собор. Есть ощущение чего-то очень древнего, пыльного и тяжелого. "Омоусиос". Единосущный. Звучит как заклинание. Как что-то, что вытеснило простое Евангелие.

Это самообман. Отцы собора были не кабинетными философами, они были хирургами на поле боя. Врагом был Арий, а его учение просто и соблазнительно. Христос - не совсем Бог. Творение. Пусть высшее, но творение. Образец для подражания.

И в этом вся суть. Арианство - это не древняя ересь. Это вечный соблазн веры. Соблазн превратить Христа в пример. В коуча. В терапевта. В новую, улучшенную версию Закона. Церкви и сегодня полны этим мягким, терапевтическим арианством.

Зачем же нужно это странное слово, "омоусиос"? Оно как огненная стена. Оно защищает нас от нас самих. Если Христос - не Бог, его прощение - совет психолога. Его смерть - трагедия. Его жизнь - просто невыполнимый пример.

А если Христос - Бог, единосущный Отцу, все меняется. Его прощение - это вердикт Судьи вселенной. Его смерть - уплата долга. Его жизнь - не пример для нас, а наша праведность перед Отцом.

Наше спасение - это не совместный проект. Это Его односторонняя спасательная операция. И это древнее, пыльное слово - отличное напоминание об этой вечной истине.

#легенды_и_архивы

Самый яркий образ нашего соработничества - Христос, стучащий в дверь. Мы заперлись от Него, а Он кротко ждет. Уютная и благочестивая ложь, которая ставит нас в центр истории.

Недавно вспоминали апостола Фому. В той 20-й главе Иоанна есть деталь, которая сжигает эту картину дотла. Христос, являясь ученикам, проходит через запертые двери. Дважды.

Он проходит через запертые двери.

Эти двери не остались лишь на страницах Писания. Они - мое сердце. Мое неверие. Моя самоправедность. Мои условия, как у Фомы. Я не просто прикрыл дверь. Я запер ее на все замки. Я не собираюсь открывать. И не могу.

Он не стучит. Он не ждет моего решения. Он просто входит. Он проходит сквозь мою глухую защиту, мою мертвую волю, мои железные "нет". Это не вежливый визит. Это вторжение благодати. Спасение, а не переговоры.

Это не просто библейский факт. Это то, как Он действует всегда.

#лабиринты_веры

Третья беседа из "Вселенских споров" — на канале.
Это разговор о самом драматичном повороте в истории Церкви. Момент, когда гонения прекращаются и вчерашний гонитель — император — протягивает руку дружбы. Что это: дар Божий или дьявольское искушение?

Никея, 325 год. Церковь выходит из катакомб прямо в позолоченные залы императорского дворца. На кону уже не просто чистота веры, а единство всей Римской Империи. Теперь вопрос "Кто такой Иисус?" становится главной политической проблемой.

Разбираемся, как философский термин, которого нет в Библии, стал оружием в борьбе за власть. Как Церковь, выиграв догматическую битву, заключила сделку с кесарем, и какую цену ей пришлось за это заплатить. Это история о рождении нового, невиданного существа — Имперской Церкви.

Смотреть на YouTube

Дальше — Константинопольский реванш.

Если пропустили:
Первый выпуск (Иерусалим)
Второй выпуск (Катакомбы)

#это_споры