В 2018-м мы делали читку пьесы Натальи Зайцевой «Siri» в рамках проекта Science Drama, я тогда с ней и познакомился. Первая прозаическая книжка драматурга называется «Ипотека страданий», и это в чистом виде автофикшн. О мужчинах, о творчестве, о деньгах и долгах, «о себе (не)любимой», в общем. Это очень подходящая для дискуссий про автофикшн книжка. Почему, скажем, «Рана»,«Степь» и завершающая трилогию «Роза» Васякиной на литературу похожи, а у Зайцевой — что это, дневник? Почему мне, собственно, должны быть интересны притворяющиеся художественной прозой дневники человека, с которым я и лично-то не знаком? Он чего вообще о себе возомнил-то, этот человек? Но тут же возникает обратное сомнение — а кто я такой, с другой стороны, чтобы судить, раздавать оценки и отказывать другому в праве быть услышанным? Как повод для таких обсуждений она работает хорошо, эта тоненькая во всех отношениях «Ипотека страданий». И работает лучше, чем как собственно книга, которую однажды захочешь вдруг перечитать. Я вряд ли захочу.
В 2018-м мы делали читку пьесы Натальи Зайцевой «Siri» в рамках проекта Science Drama, я тогда с ней и познакомился. Первая прозаическая книжка драматурга называется «Ипотека страданий», и это в чистом виде автофикшн. О мужчинах, о творчестве, о деньгах и долгах, «о себе (не)любимой», в общем. Это очень подходящая для дискуссий про автофикшн книжка. Почему, скажем, «Рана»,«Степь» и завершающая трилогию «Роза» Васякиной на литературу похожи, а у Зайцевой — что это, дневник? Почему мне, собственно, должны быть интересны притворяющиеся художественной прозой дневники человека, с которым я и лично-то не знаком? Он чего вообще о себе возомнил-то, этот человек? Но тут же возникает обратное сомнение — а кто я такой, с другой стороны, чтобы судить, раздавать оценки и отказывать другому в праве быть услышанным? Как повод для таких обсуждений она работает хорошо, эта тоненькая во всех отношениях «Ипотека страданий». И работает лучше, чем как собственно книга, которую однажды захочешь вдруг перечитать. Я вряд ли захочу.
The regulator took order for the search and seizure operation from Judge Purushottam B Jadhav, Sebi Special Judge / Additional Sessions Judge. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. "Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world." He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea.
from br
