Должна ли философия быть интересной для всех? Необходим ли перевод на некий «простой и понятный» язык? Нужно ли буквально каждому объяснять, «почему так интересно и необычно» решать трудную проблему сознания, находить аргументы за или против принципа дедуктивной замкнутости, опровергать корреляционизм и так далее?
Начнём с того, что у нас имеется факт разрыва в интересах, зафиксированный «живой» статистикой того, что издается и покупается людьми, ищущими к прочтению чего-то философского. Не буду заострять внимание на том, что отчасти это показывает, что людям на деле интересно что-то нефилософское (работы из истории психологии, эзотерика, социальная журналистика), но под именем философии. Куда более показательными выглядят примеры Жана Бодрийяра и Фридриха Ницше.
Книги Бодрийяра – одни из самых издаваемых философских работ на русском. Интересен ли Бодрийяр настолько же профессиональным философам? Люди обычно видят в этом парадокс, ведь влияние Бодрийяра крайне невелико даже среди тех, кто занимается не то, чтобы континентальной философией, а даже конкретно французской теорией и постмодернистами.
Как так получилось? Полагаю, что в глазах широкой аудитории Бодрийяр соответствует стереотипу необычного философа, говорящего о чем-о крайней современном и насущном. Однако подобное впечатление с трудом сохраняется для тех, кто лучше знаком с философской традицией. Во-первых, оказывается, что у него не так уж и много идей. Во-вторых, в общих чертах они, как минимум, довольно привычны для философской мысли, да и не только для нее (Бодрийяру даже приходилось комментировать сходство выраженного им с позициями альбигойцев и катаров, а сходство с иконоборцами он сам иронически обыгрывал). Из этого следует «в-третьих», состоящее в том, что в самих идеях Бодрийяра не так уж и много чего-то специфически современного. Они все просто иллюстрируются на материале современности.
Чем в итоге действительно хороши тексты Бодрийяра? Стилистикой и подачей идей, которая одновременно достаточно доступная, чтобы его книги скупали тоннами, так и достаточно витиеватая, чтобы создавать эффект приятной философской сложности.
С Ницше мы имеем схожую ситуацию, когда степень общего интереса не бьется со степенью философского влияния. Несомненно, речь о куда большем влиянии, чем в случае с Бодрийяром, но далеко не повсеместном. Куда более важно то, что широкую аудиторию чаще интересуют совсем другие идеи и мысли Ницше по отношению к тем, которые фигурируют в философских работах. Например, вряд ли вы от увлеченного вне-академического читателя Ницше услышите кучу рассуждений о его перспективизме — ницшеанской идее, влияние которой дотянулось и до аналитической философии.
Оба примера приведены для иллюстрации диспропорции – профессионалам и любителям, философам и не-философам интересны попросту разные вещи, однако объединяет их то, что предмет своего интереса они хотят называть «философией». Реальный процесс интеллектуально добродетельного вхождения в философию обычно предполагает синхронизацию этих интересов. В конце концов каждый профессионал в своих профессиональных интересах сохраняет элементы инициирующих и вне-профессиональных (зачастую вне-философских) интересов.
Требования понятного языка, как и базовый скептицизм к любой технически-требовательной (или, напротив, больно уж простой) философской теме, — это проявления неудовольствия от необходимости синхронизировать произвольный интерес с интересом, который заверен как философский неким философским сообществом. Вопрос лишь в том, потакает ли человек своему интуитивному желанию рассматривать такую синхронизацию как неудовольствие. Если тотальность власти подобного желания удается пошатнуть, то, на мой взгляд, здесь и возникает возможность на основании рефлексивного равновесия примирить эгоизм собственного интереса с тем, что интересно не по первому впечатлению и не по личной прихоти.
Должна ли философия быть интересной для всех? Необходим ли перевод на некий «простой и понятный» язык? Нужно ли буквально каждому объяснять, «почему так интересно и необычно» решать трудную проблему сознания, находить аргументы за или против принципа дедуктивной замкнутости, опровергать корреляционизм и так далее?
Начнём с того, что у нас имеется факт разрыва в интересах, зафиксированный «живой» статистикой того, что издается и покупается людьми, ищущими к прочтению чего-то философского. Не буду заострять внимание на том, что отчасти это показывает, что людям на деле интересно что-то нефилософское (работы из истории психологии, эзотерика, социальная журналистика), но под именем философии. Куда более показательными выглядят примеры Жана Бодрийяра и Фридриха Ницше.
Книги Бодрийяра – одни из самых издаваемых философских работ на русском. Интересен ли Бодрийяр настолько же профессиональным философам? Люди обычно видят в этом парадокс, ведь влияние Бодрийяра крайне невелико даже среди тех, кто занимается не то, чтобы континентальной философией, а даже конкретно французской теорией и постмодернистами.
Как так получилось? Полагаю, что в глазах широкой аудитории Бодрийяр соответствует стереотипу необычного философа, говорящего о чем-о крайней современном и насущном. Однако подобное впечатление с трудом сохраняется для тех, кто лучше знаком с философской традицией. Во-первых, оказывается, что у него не так уж и много идей. Во-вторых, в общих чертах они, как минимум, довольно привычны для философской мысли, да и не только для нее (Бодрийяру даже приходилось комментировать сходство выраженного им с позициями альбигойцев и катаров, а сходство с иконоборцами он сам иронически обыгрывал). Из этого следует «в-третьих», состоящее в том, что в самих идеях Бодрийяра не так уж и много чего-то специфически современного. Они все просто иллюстрируются на материале современности.
Чем в итоге действительно хороши тексты Бодрийяра? Стилистикой и подачей идей, которая одновременно достаточно доступная, чтобы его книги скупали тоннами, так и достаточно витиеватая, чтобы создавать эффект приятной философской сложности.
С Ницше мы имеем схожую ситуацию, когда степень общего интереса не бьется со степенью философского влияния. Несомненно, речь о куда большем влиянии, чем в случае с Бодрийяром, но далеко не повсеместном. Куда более важно то, что широкую аудиторию чаще интересуют совсем другие идеи и мысли Ницше по отношению к тем, которые фигурируют в философских работах. Например, вряд ли вы от увлеченного вне-академического читателя Ницше услышите кучу рассуждений о его перспективизме — ницшеанской идее, влияние которой дотянулось и до аналитической философии.
Оба примера приведены для иллюстрации диспропорции – профессионалам и любителям, философам и не-философам интересны попросту разные вещи, однако объединяет их то, что предмет своего интереса они хотят называть «философией». Реальный процесс интеллектуально добродетельного вхождения в философию обычно предполагает синхронизацию этих интересов. В конце концов каждый профессионал в своих профессиональных интересах сохраняет элементы инициирующих и вне-профессиональных (зачастую вне-философских) интересов.
Требования понятного языка, как и базовый скептицизм к любой технически-требовательной (или, напротив, больно уж простой) философской теме, — это проявления неудовольствия от необходимости синхронизировать произвольный интерес с интересом, который заверен как философский неким философским сообществом. Вопрос лишь в том, потакает ли человек своему интуитивному желанию рассматривать такую синхронизацию как неудовольствие. Если тотальность власти подобного желания удается пошатнуть, то, на мой взгляд, здесь и возникает возможность на основании рефлексивного равновесия примирить эгоизм собственного интереса с тем, что интересно не по первому впечатлению и не по личной прихоти.
BY здесь были драконы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"The result is on this photo: fiery 'greetings' to the invaders," the Security Service of Ukraine wrote alongside a photo showing several military vehicles among plumes of black smoke. In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. The Dow Jones Industrial Average fell 230 points, or 0.7%. Meanwhile, the S&P 500 and the Nasdaq Composite dropped 1.3% and 2.2%, respectively. All three indexes began the day with gains before selling off. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30.
from br
