По пути в Монголию дочитала «Песнь пророка» Пола Линча — прекрасный роман, но я не умею писать о книгах, поэтому скажу об одном конкретном образе, который меня поразил в финале. Главная героиня Айлиш, чью жизнь разрушила авторитарная власть и гражданская война, принимает очень плохое решение (и у нее нет другого выхода, она в ловушке). Перед тем как сделать последний шаг, Айлиш смотрит на темный мыс и видит синюю лошадь — наконец для Айлиш всё проясняется, она испытывает что-то вроде откровения.
(цитата будет внизу под спойлером)
Конечно, я сразу вспомнила «Синего коня» Франца Марка — очень люблю этого художника и его цветных коней. Искусствовед Морган Мейс в своем сборнике эссе к картине «Судьба животных» писал, что Марк, похоже, пережил откровение и попытался прикоснуться к истине — в 1911 году он вдруг начал писать поразительные картины в совершенно новом для себя стиле. Сам Франц Марк, судя по письмам к жене, тоже считал, что прикоснулся к истине. Но абсолютная истина невыразима, потому что если попытаться впихнуть ее в слова, она подчинится системе слов и перестанет быть абсолютной. В общем, после того как что-то странное произошло с Францем Марком, он стал писать разноцветных, диких лошадей. Считается, что синий — это цвет духа, невыразимого переживания, и его лошади в этих оттенках особенно хороши.
В том же сборнике Мейс пишет про Эдгара Дега, который тоже часто рисовал лошадей и тоже любил синий. Но это совсем другие лошади и совсем другой художник. Он был насквозь буржуазным и искренне любил свой мир, понимая при этом его порочность и его насильственную основу. Поэтому лошади Дега всегда в подчинении — в стойле, сбруе, под ездоком. В детстве я не знала про Франца Марка, но мама выписывала для меня журнал «Художественная галерея», каждый выпуск которого был посвящен какому-то художнику. Выпуск про Дега был одним из самых затертых: я любила рассматривать репродукции его картин, всматривалась в болезненные изгибы балерин (которым как будто всегда было больно), подневольных лошадей и чувствовала, будто за этим есть что-то сюрреалистичное — но не могла, конечно, сформулировать.
В тот же период я занималась верховой ездой, но бросила, как только прочитала «Лошадиную энциклопедию» Александра Невзорова. Мне было где-то десять лет, и я не помню подробностей, но уловила, что люди поработили лошадей и заставили их страдать. Я не хотела больше участвовать в этом, хотя езда доставляла мне удовольствие.
Лошади — древние, сильные животные, благороднейшие из существ. История человечества — это в том числе история порабощения лошадей. Мы совершали над ними насилие, чтобы выжить, но даже с раскрошенными зубами и шпорами в боках они оставались такими же благородными, умными и красивыми. Я видела много таких, но дикая лошадь — для меня особенно мощный образ освобождения, первозданной дикости, хождения по кромке жизни. А синие оттенки делают её потусторонней, божественной, знающей нечто невыразимое.
И вот, я лечу в Монголию — страну, которая больше всех других обязана лошадям, зависима от них, культура которой вся пропитана лошадиной темой — и дочитываю страшную книгу, которую можно прочитать как пророчество. Читаю — и вдруг в двух последних предложениях встречаю синюю лошадь на темном мысе. Меня словно бьют под дых, мне становится трудно дышать.
И ещё кое-что.
Сейчас я в Москве, но этот пост писала в Монголии. В местном художественном музее я увидела картину The Eight Horses of Happiness (можно перевести как «Восемь лошадей счастья») и долго возле неё стояла. Это настоящее монгольское искусство, очищенное от влияния буддизма и СССР. На картине лошади резвятся, ржут, ссут, кусают себя за копыта. Те самые дикие, прикольные, свободные существа. Я сделала фотографию и купила себе домой репродукцию.
А в последний день я шла по юрточному району и крутила в голове мысли о лошадях и синем цвете. Я остановилась, чтобы сфотографировать смог над Улан-Батором, как вдруг увидела синие ворота юрточного дворика. Кто-то любительской рукой нарисовал на них лошадь.
По пути в Монголию дочитала «Песнь пророка» Пола Линча — прекрасный роман, но я не умею писать о книгах, поэтому скажу об одном конкретном образе, который меня поразил в финале. Главная героиня Айлиш, чью жизнь разрушила авторитарная власть и гражданская война, принимает очень плохое решение (и у нее нет другого выхода, она в ловушке). Перед тем как сделать последний шаг, Айлиш смотрит на темный мыс и видит синюю лошадь — наконец для Айлиш всё проясняется, она испытывает что-то вроде откровения.
(цитата будет внизу под спойлером)
Конечно, я сразу вспомнила «Синего коня» Франца Марка — очень люблю этого художника и его цветных коней. Искусствовед Морган Мейс в своем сборнике эссе к картине «Судьба животных» писал, что Марк, похоже, пережил откровение и попытался прикоснуться к истине — в 1911 году он вдруг начал писать поразительные картины в совершенно новом для себя стиле. Сам Франц Марк, судя по письмам к жене, тоже считал, что прикоснулся к истине. Но абсолютная истина невыразима, потому что если попытаться впихнуть ее в слова, она подчинится системе слов и перестанет быть абсолютной. В общем, после того как что-то странное произошло с Францем Марком, он стал писать разноцветных, диких лошадей. Считается, что синий — это цвет духа, невыразимого переживания, и его лошади в этих оттенках особенно хороши.
В том же сборнике Мейс пишет про Эдгара Дега, который тоже часто рисовал лошадей и тоже любил синий. Но это совсем другие лошади и совсем другой художник. Он был насквозь буржуазным и искренне любил свой мир, понимая при этом его порочность и его насильственную основу. Поэтому лошади Дега всегда в подчинении — в стойле, сбруе, под ездоком. В детстве я не знала про Франца Марка, но мама выписывала для меня журнал «Художественная галерея», каждый выпуск которого был посвящен какому-то художнику. Выпуск про Дега был одним из самых затертых: я любила рассматривать репродукции его картин, всматривалась в болезненные изгибы балерин (которым как будто всегда было больно), подневольных лошадей и чувствовала, будто за этим есть что-то сюрреалистичное — но не могла, конечно, сформулировать.
В тот же период я занималась верховой ездой, но бросила, как только прочитала «Лошадиную энциклопедию» Александра Невзорова. Мне было где-то десять лет, и я не помню подробностей, но уловила, что люди поработили лошадей и заставили их страдать. Я не хотела больше участвовать в этом, хотя езда доставляла мне удовольствие.
Лошади — древние, сильные животные, благороднейшие из существ. История человечества — это в том числе история порабощения лошадей. Мы совершали над ними насилие, чтобы выжить, но даже с раскрошенными зубами и шпорами в боках они оставались такими же благородными, умными и красивыми. Я видела много таких, но дикая лошадь — для меня особенно мощный образ освобождения, первозданной дикости, хождения по кромке жизни. А синие оттенки делают её потусторонней, божественной, знающей нечто невыразимое.
И вот, я лечу в Монголию — страну, которая больше всех других обязана лошадям, зависима от них, культура которой вся пропитана лошадиной темой — и дочитываю страшную книгу, которую можно прочитать как пророчество. Читаю — и вдруг в двух последних предложениях встречаю синюю лошадь на темном мысе. Меня словно бьют под дых, мне становится трудно дышать.
И ещё кое-что.
Сейчас я в Москве, но этот пост писала в Монголии. В местном художественном музее я увидела картину The Eight Horses of Happiness (можно перевести как «Восемь лошадей счастья») и долго возле неё стояла. Это настоящее монгольское искусство, очищенное от влияния буддизма и СССР. На картине лошади резвятся, ржут, ссут, кусают себя за копыта. Те самые дикие, прикольные, свободные существа. Я сделала фотографию и купила себе домой репродукцию.
А в последний день я шла по юрточному району и крутила в голове мысли о лошадях и синем цвете. Я остановилась, чтобы сфотографировать смог над Улан-Батором, как вдруг увидела синие ворота юрточного дворика. Кто-то любительской рукой нарисовал на них лошадь.
BY Благова на водах
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. In addition, Telegram now supports the use of third-party streaming tools like OBS Studio and XSplit to broadcast live video, allowing users to add overlays and multi-screen layouts for a more professional look. After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users. Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin. Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government.
from br
