Любопытные иллюстрации из работы Litvine, A., & Shaw-Taylor, L. (2021). Why wasn’t France first? The Industrial Revolution in England and France: New data and further thoughts.
На картах представлено время, требовавшееся в 1800 и 1830 годах, чтобы добраться до ближайшего города с более чем 5, 10 и 80-тысячным населением в Англии и Франции. На графиках – совокупная доля населения по времени до ближайшего города соответствующего масштаба.
Как видно, доступность французских 5К+ городов сопоставима с доступностью британских 80К+. А высокие транспортные издержки в рассматриваемую эпоху сильно затрудняют формирование ёмкого национального рынка – для промышленной революции крайне полезной вещи, благодаря которой развивается специализация и появляется возможность масштабирования.
В связи с этим думается вот что. Часто строить идущее в рост общество где-нибудь на фронтире проще, чем в цивилизационном центре. Старым волкам надо ещё дотянуться до молодого волчонка из дебрей, чтобы вовремя его задавить, а всяческие культурные, институциональные, этнические и т.д. ограничения по применению современных социальных технологий на «Диком Западе» будут слабее. Но тут есть и ещё одна грань – формирование более «правильной» геодемографической структуры.
К началу XVIII века Франция была куда населённей Англии (считается, что 21М против 5М) и существенно старше (хотя, «трёхсотлетнего газона» англичане настелили). Но как раз последнее и снижало кажущуюся громадной разницу в экономических потенциалах.
Галлия осваивалась кусками в разное время с нескольких сторон вдоль крупнейших рек, что привело к ярко выраженному регионализму. Значение регионов со временем менялось: так, «Сена» к XVII веку перехватила господство у «Роны» – ушли в прошлое времена, когда самые большие деньги вращались в Лионе, переполненном итальянскими купцами. Однако, в любом случае объединение Франции в плотное и единое экономическое пространство произошло сильно позже «покраса карты».
Не то на «медвежьем острове», в своей английской части –относительно компактной территории без контрастных центров «внутренней колонизации», и как результат – более гомогенным и равномерно распределённым населением.
На картах представлено время, требовавшееся в 1800 и 1830 годах, чтобы добраться до ближайшего города с более чем 5, 10 и 80-тысячным населением в Англии и Франции. На графиках – совокупная доля населения по времени до ближайшего города соответствующего масштаба.
Как видно, доступность французских 5К+ городов сопоставима с доступностью британских 80К+. А высокие транспортные издержки в рассматриваемую эпоху сильно затрудняют формирование ёмкого национального рынка – для промышленной революции крайне полезной вещи, благодаря которой развивается специализация и появляется возможность масштабирования.
В связи с этим думается вот что. Часто строить идущее в рост общество где-нибудь на фронтире проще, чем в цивилизационном центре. Старым волкам надо ещё дотянуться до молодого волчонка из дебрей, чтобы вовремя его задавить, а всяческие культурные, институциональные, этнические и т.д. ограничения по применению современных социальных технологий на «Диком Западе» будут слабее. Но тут есть и ещё одна грань – формирование более «правильной» геодемографической структуры.
К началу XVIII века Франция была куда населённей Англии (считается, что 21М против 5М) и существенно старше (хотя, «трёхсотлетнего газона» англичане настелили). Но как раз последнее и снижало кажущуюся громадной разницу в экономических потенциалах.
Галлия осваивалась кусками в разное время с нескольких сторон вдоль крупнейших рек, что привело к ярко выраженному регионализму. Значение регионов со временем менялось: так, «Сена» к XVII веку перехватила господство у «Роны» – ушли в прошлое времена, когда самые большие деньги вращались в Лионе, переполненном итальянскими купцами. Однако, в любом случае объединение Франции в плотное и единое экономическое пространство произошло сильно позже «покраса карты».
Не то на «медвежьем острове», в своей английской части –относительно компактной территории без контрастных центров «внутренней колонизации», и как результат – более гомогенным и равномерно распределённым населением.
Forwarded from mikaprok reading
Публичные интеллектуалы и их враги
По мере роста информационного потока естественным образом прибывает и критика академической науки, а с ней и ревизия роли учебных заведений, в которых её так или иначе продолжают культивировать.
Основным камнем преткновения там служит различие между ученым, как званием-указателем на экспертизу и интеллектуалом, как субъектом, занимающим определенную общественную или политическую позицию по вопросам, так или иначе связанным с этим же экспертным полем.
Большая и довольно путанная работа по этому поводу вышла из-под пера известного интеллектуала (и, по совместительству, академического философа и социолога) Стива Фуллера под названием «The sociology of intellectual life: the career of the mind in and around the academy».
Читавший его предыдущие книги, в частности «The intellectual» или «Kuhn vs. Popper» извлечет из прочитанного мало новостей, но много позднейших обобщений, которыми традиционно этот автор разбрасывается.
Он много критикует то, что любит критиковать – Хайдеггера, Куна, «профессионалов», тихую семейную жизнь и созерцательные радости, в то же самое время льет патоку (ненавязчиво, но обильно) там, где дело касается его любимых эмоциональных аттракторов – Сартра, Деннета, справедливости и критики всего неестественно «чистого».
Разумеется, вне социального контекста воспринимать любую гуманитарную идею не только бессмысленно, но и опасно. Другое дело, что отказаться от восприятия значит потерять часть инструментария рассмотрения реальности.
В подтверждение своих суждений он приводит короткую и, к сожалению, вырванную из контекста цитату Бисмарка о том, что «суверен в своем идеализме не должен становится опасностью для общества. Тут нужно критическое жало дабы обрести путь, когда ему угрожает опасность его потерять».
Да, в боевой комплект интеллектуала безусловно входит и смелость говорить о том, что окажется истинным. Но в понятие истинности входит и понимание своего места в общей системе координат наравне с возможностью предъявить «истину».
В чем именно мы измеряем эффективность его деятельности? В громогласности выводов или в эффективности их адаптации для реальных изменений.
Первое и второе могут быть как-то связаны, но точно не образуют линейной функции.
Фуллер, безусловно, это понимает, поэтому и пишет о том, что интеллектуал (к сожалению) превратился в искателя баланса, не всегда понимающего, как его достичь.
Любопытный взгляд в зеркало.
По мере роста информационного потока естественным образом прибывает и критика академической науки, а с ней и ревизия роли учебных заведений, в которых её так или иначе продолжают культивировать.
Основным камнем преткновения там служит различие между ученым, как званием-указателем на экспертизу и интеллектуалом, как субъектом, занимающим определенную общественную или политическую позицию по вопросам, так или иначе связанным с этим же экспертным полем.
Большая и довольно путанная работа по этому поводу вышла из-под пера известного интеллектуала (и, по совместительству, академического философа и социолога) Стива Фуллера под названием «The sociology of intellectual life: the career of the mind in and around the academy».
Читавший его предыдущие книги, в частности «The intellectual» или «Kuhn vs. Popper» извлечет из прочитанного мало новостей, но много позднейших обобщений, которыми традиционно этот автор разбрасывается.
Он много критикует то, что любит критиковать – Хайдеггера, Куна, «профессионалов», тихую семейную жизнь и созерцательные радости, в то же самое время льет патоку (ненавязчиво, но обильно) там, где дело касается его любимых эмоциональных аттракторов – Сартра, Деннета, справедливости и критики всего неестественно «чистого».
Разумеется, вне социального контекста воспринимать любую гуманитарную идею не только бессмысленно, но и опасно. Другое дело, что отказаться от восприятия значит потерять часть инструментария рассмотрения реальности.
В подтверждение своих суждений он приводит короткую и, к сожалению, вырванную из контекста цитату Бисмарка о том, что «суверен в своем идеализме не должен становится опасностью для общества. Тут нужно критическое жало дабы обрести путь, когда ему угрожает опасность его потерять».
Да, в боевой комплект интеллектуала безусловно входит и смелость говорить о том, что окажется истинным. Но в понятие истинности входит и понимание своего места в общей системе координат наравне с возможностью предъявить «истину».
В чем именно мы измеряем эффективность его деятельности? В громогласности выводов или в эффективности их адаптации для реальных изменений.
Первое и второе могут быть как-то связаны, но точно не образуют линейной функции.
Фуллер, безусловно, это понимает, поэтому и пишет о том, что интеллектуал (к сожалению) превратился в искателя баланса, не всегда понимающего, как его достичь.
Любопытный взгляд в зеркало.
Forwarded from AngloWatch
Пока завершу тему о французской инспирации американских университетов.
Кому интересно, лучший авторитет на эту тему - Камилла Палья (Camille Paglia), олдскульная феминистка, которая наблюдала за процессом своими глазами и воевала с ними на протяжении десятилетий.
Распространенное мнение что олевение американских университетов является прямым следствием культурной революции 1960-х - глубоко ошибочно. Большинство леваков той эпохи выжгли себе мозги кислотой/ЛСД, или отчислились и ушли в коммуны. Те кто захватили власть в университетах - были задротами-карьеристами, которые ни разу в жизни не были на рок-концерте или протесте.
Французы отлично понимали американский менталитет и что никого там не волнует академические устои, волнует - карьера и престиж. И создали им бюрократическую квази-религиозную систему французского типа, с подобающим лоском и аурой касты избранных, возвышающихся над простолюдинами. Как она выражается - "Академический МакДональдз" - стандартизированный набор убеждений и специализированных терминов, ready-to-use, ничего думать не надо, распаковывай и действуй. Все как американцы любят.
Когда первые французские миссионеры стали появляться на кампусах, Палья говорит что они напоминали, цитирую, "Верховных Жрецов". Самое смешное, что так оно буквально и было - жрецов Великого Востока Франции.
Далее Палья катком прокатывается по лягушатникам: мол, их левые и наши - не просто не схожи, а прямо противоположны друг другу. Американские хиппи - дети и наследники победителей в войне, и пользуются заслуженной свободой в свое удовольствие, живут на всю катушку. Да, культурная революция 1960-х во многом закончилась разочарованием, но это был результат Великого Эксперимента, путь который они смело прошли от начала и до конца, прочувствовали на своей шкуре.
Французский же пост-модернизм - идеология побежденных и пассивных терпил, легших под немцев, потом предпринявших вялую попытку в майские протесты, которые государство быстро свернуло - и повторно стерпевших. Т.е. "размышлизмы" парижского интеллектуэля - это копиум и попытка рационализации своей слабости и униженного положения. Закинуть ногу на ногу и начать разглагольствовать что "не все так однозначно", "реальность субъективна" - читай "я не лузер и не слабак, это ваше субъективное мнение, в любом случае жизнь бессмысленна и абсурдна, все мы лузеры в каком-то смысле" итд итп. Палья негодует, что потомки людей, которые ползали в ногах у американцев "освобождавших Европу" будут в итоге УЧИТЬ ИХ как следует быть свободным человеком и "настоящим леваком".
Так что на первый взгляд может показаться, что и там и там - "леваки", мол, какая разница. Но если прикинуть, то хиппи телка зажигающая на концерте Джимми Хендрикса - это одно, а университетская училка-цензор, красным карандашом отмечающая любой признак расизма/мизогонии/отхода от линии партии - несколько другое. Даже совсем другое. Одни принимали участие в создании альтернативной культуры, которая не принималась и подавлялась "традиционной"; а другие не создавали ничего, и только брызгали разъедающей кислотой "критического анализа" в своих душных кабинетах.
Первые блеснули молнией и канули в лету. Вторых - внедрили и поставили на поток. Последствия мы наблюдаем по сей день, практически в каждой западной культурной институции.
Кому интересно, лучший авторитет на эту тему - Камилла Палья (Camille Paglia), олдскульная феминистка, которая наблюдала за процессом своими глазами и воевала с ними на протяжении десятилетий.
Распространенное мнение что олевение американских университетов является прямым следствием культурной революции 1960-х - глубоко ошибочно. Большинство леваков той эпохи выжгли себе мозги кислотой/ЛСД, или отчислились и ушли в коммуны. Те кто захватили власть в университетах - были задротами-карьеристами, которые ни разу в жизни не были на рок-концерте или протесте.
Французы отлично понимали американский менталитет и что никого там не волнует академические устои, волнует - карьера и престиж. И создали им бюрократическую квази-религиозную систему французского типа, с подобающим лоском и аурой касты избранных, возвышающихся над простолюдинами. Как она выражается - "Академический МакДональдз" - стандартизированный набор убеждений и специализированных терминов, ready-to-use, ничего думать не надо, распаковывай и действуй. Все как американцы любят.
Когда первые французские миссионеры стали появляться на кампусах, Палья говорит что они напоминали, цитирую, "Верховных Жрецов". Самое смешное, что так оно буквально и было - жрецов Великого Востока Франции.
Далее Палья катком прокатывается по лягушатникам: мол, их левые и наши - не просто не схожи, а прямо противоположны друг другу. Американские хиппи - дети и наследники победителей в войне, и пользуются заслуженной свободой в свое удовольствие, живут на всю катушку. Да, культурная революция 1960-х во многом закончилась разочарованием, но это был результат Великого Эксперимента, путь который они смело прошли от начала и до конца, прочувствовали на своей шкуре.
Французский же пост-модернизм - идеология побежденных и пассивных терпил, легших под немцев, потом предпринявших вялую попытку в майские протесты, которые государство быстро свернуло - и повторно стерпевших. Т.е. "размышлизмы" парижского интеллектуэля - это копиум и попытка рационализации своей слабости и униженного положения. Закинуть ногу на ногу и начать разглагольствовать что "не все так однозначно", "реальность субъективна" - читай "я не лузер и не слабак, это ваше субъективное мнение, в любом случае жизнь бессмысленна и абсурдна, все мы лузеры в каком-то смысле" итд итп. Палья негодует, что потомки людей, которые ползали в ногах у американцев "освобождавших Европу" будут в итоге УЧИТЬ ИХ как следует быть свободным человеком и "настоящим леваком".
Так что на первый взгляд может показаться, что и там и там - "леваки", мол, какая разница. Но если прикинуть, то хиппи телка зажигающая на концерте Джимми Хендрикса - это одно, а университетская училка-цензор, красным карандашом отмечающая любой признак расизма/мизогонии/отхода от линии партии - несколько другое. Даже совсем другое. Одни принимали участие в создании альтернативной культуры, которая не принималась и подавлялась "традиционной"; а другие не создавали ничего, и только брызгали разъедающей кислотой "критического анализа" в своих душных кабинетах.
Первые блеснули молнией и канули в лету. Вторых - внедрили и поставили на поток. Последствия мы наблюдаем по сей день, практически в каждой западной культурной институции.
Сатира из 80-х: «Карта мира по мнению Тори». Тут всё на месте: источник электората консерваторов (нет крупных городов и Северной Англии), старая добрая неполиткорректность и «мы ещё ого-го» империализм. Особенно хорошо, что среди прочего в британские цвета не забыли покрасить скандинавов и иберийцев, с которыми у островитян традиционные связи.
Forwarded from Universal Exports Ltd | Z Organisation
👑 "Всë ещë жив!" — сигнал всем, кто торопит события (принцу Уильяму и Трампу).
#royals
#Special_Relationship
#royals
#Special_Relationship
Если США стремились к тому, чтобы создать мир открытых дверей, имея в своем распоряжении огромные ресурсы для достижения этой цели, то почему развитие событий пошло совсем по другому руслу? В настоящей книге утверждается, что этот вопрос обретает совершенно иное звучание, если начать с оценки того, насколько значительным было превосходство возглавляемых Британией и США победителей в Первой мировой войне. Учитывая события 1930-х годов, об этом очень легко забыть.
А ведь очевидный ответ на этот вопрос, данный пропагандистами доктрины Вильсона, говорил об обратном. Они предвидели провал Версальской мирной конференции еще до того, как она состоялась. Они говорили о Вильсоне, своем герое, в самых трагических тонах, тщетно пытаясь показать его непричастность к махинациям Старого Света. Неотъемлемой частью этой сюжетной линии была демонстрация отличия американского пророка либерального будущего от коррумпированного Старого Света, к которому он обратился со своим посланием. В конце концов Вильсон поддался силам этого Старого Света, возглавляемого империалистами Британии и Франции. Результатом стало заключение «плохого» мира, который в свою очередь вызвал осуждение Сената США и значительной части общественности не только в Америке, но и во всех англоговорящих странах.
Почему западные державы утратили свое влияние столь необычным образом? В конечном счете ответ следует искать в том, что США оказались не готовы к сотрудничеству с Францией, Британией, Германией и Японией в обеспечении стабильности и жизнеспособности мировой экономики и в создании новых органов коллективной безопасности. Очевидно, что совместное решение этих взаимосвязанных проблем экономики и безопасности требовалось для того, чтобы избежать тупиковой ситуации, сложившейся в век империалистического соперничества.
Когда Адам Туз в книге «Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916-1931 годы» выводит истоки ВМВ из разборок американцев, англичан и французов – он великий экономический историк, но когда я…
Вообще, первоначальные успехи гитлеровской Германии и её союзников – хороший пример события-чёрной дыры. И хотя написано об этой войне едва ли не столько же, сколько о всех остальных конфликтах в истории человечества вместе взятых, нарратив слишком часто идёт в следующей канве:
1) Страны Оси разгулялись не по-детски, подавлять их пришлось всем «международным сообществом».
2) Стало быть они обладали военным превосходством, по крайней мере на определённом временном промежутке.
3) А для понимания причин происходящего следует делать акцент на изучении их интересов, внутриполитической обстановки, настроений общества,
Меж тем, в «честном» подходе к анализу Интербеллума внимание, уделяемое актору, должно бы соответствовать его весу – хотя бы экономическому, если вообще рассуждать в терминах государств. Понятно дело, что такая оптика будет не слишком часто применятся по отношению к явлению, зримо или незримо присутствующему почти во всех актуальных идеологических баталиях. Но её всё же можно найти, и даже у людей с повесткой, проливающих свет на небезынтересные вещи во время подсвечивания мишеней.
Forwarded from Цифровой геноцид
Плагиат Монополии и настольные игры как иллюстрация политической теории?
В начале 20 века (1906 год) женщина-экономист изобрела антикапиталистическую настольную игру: эта игра была создана, чтобы показать, какие нежелательные экономические эффекты приносит монополия на землю и как земельный налог помогает справиться с ними. Это была эпоха моды на движение джорджизма и для иллюстрации идей о том, что все земельные блага должны принадлежать всем, а вот созданное людьми,наоборот, - самим людям. Игра получила название "Землевладелец" и в нее играли студенты колледжей
В начале 1933 года Ричард Брейс Дарроу отправился на званый ужин, где его научили новой игре. Он так хорошо провел время и так воодушевился, что хозяева напечатали правила игры и отправили Дарроу копию. Затем Дарроу нарисовал свою собственную версию на круглом куске клеенки. (Версия, в которую он играл на званом ужине, также была самодельной!) Дарроу был продавцом обогревателей, который потерял работу, а времена были тяжелыми. Он решил взять свой прототип и представить игру Parker Brothers. Правила были точно такими же, как у его друзей, вплоть до неправильного написания Marven Gardens как Marvin Gardens. Инвесторы не сразу клюнули, но потом клюнули, и Дэрроу стал миллионером.
https://en.wikipedia.org/wiki/Lizzie_Magie
https://publicdomainreview.org/collection/the-landlords-game
Тут показательно, конечно, что для политической теории США игры уже тогда играли огромную роль
В начале 20 века (1906 год) женщина-экономист изобрела антикапиталистическую настольную игру: эта игра была создана, чтобы показать, какие нежелательные экономические эффекты приносит монополия на землю и как земельный налог помогает справиться с ними. Это была эпоха моды на движение джорджизма и для иллюстрации идей о том, что все земельные блага должны принадлежать всем, а вот созданное людьми,наоборот, - самим людям. Игра получила название "Землевладелец" и в нее играли студенты колледжей
В начале 1933 года Ричард Брейс Дарроу отправился на званый ужин, где его научили новой игре. Он так хорошо провел время и так воодушевился, что хозяева напечатали правила игры и отправили Дарроу копию. Затем Дарроу нарисовал свою собственную версию на круглом куске клеенки. (Версия, в которую он играл на званом ужине, также была самодельной!) Дарроу был продавцом обогревателей, который потерял работу, а времена были тяжелыми. Он решил взять свой прототип и представить игру Parker Brothers. Правила были точно такими же, как у его друзей, вплоть до неправильного написания Marven Gardens как Marvin Gardens. Инвесторы не сразу клюнули, но потом клюнули, и Дэрроу стал миллионером.
https://en.wikipedia.org/wiki/Lizzie_Magie
https://publicdomainreview.org/collection/the-landlords-game
Тут показательно, конечно, что для политической теории США игры уже тогда играли огромную роль
О гуризме и фобиях
У йельского литературного критика Гарольда Блума была весьма фрейдистская идея о страхе поэтов перед обнаружением источников их плагиата («закапывают поглубже своих мёртвых интеллектуальных отцов»). В таком случае великими становятся те, кто умело импровизируя, смог достаточно хорошо скрыть своё «происхождение».
Разумеется, это проявляется не только в искусстве, но и в стенах Академии, а уж тем более характерно для социальных сетей, наводнённых различными «авторами». Стоит также добавить, что нарочитые и, очевидно, неудачные, попытки изобразить собственную оригинальность в виде «пинания» Учителя – явление очень жалкое и комичное («ты бы солидней смотрелся в образе позитивного маньяка, дружище»).
Но вот что забавно – есть у «аналитика» другой, во многом противоположный «открытию сыновности» страх. Его можно охарактеризовать как боязнь пробития пузыря экспертности. Ведь кто такой «гуру»? Это прежде всего человек, хорошо воспользовавшийся эффектом ореола. Однажды он сумел накопить символический капитал вокруг какой-нибудь темки (не без зажигания своей лучинки от пламени Отца), теперь же получает с него ренту.
Но как большинство людей, он с детства привыкает, что играть на рынке символического капитала – это риск, ведь можно сказать слишком много, явив миру свою некомпетентность. Впрочем, не играть – тоже («сочтут пустышкой, дураком»). Аналогия с рынком финансовым прослеживается здесь ещё и в том, что совсем избавлен от риска только эксперт, «слишком системообразующий», чтобы его пузырь лопнул под напором генерируемого буллщита.
Вот так инфо-Одиссей всю свою карьеру и пытается пройти между Сциллой и Харибдой инфовод.
У йельского литературного критика Гарольда Блума была весьма фрейдистская идея о страхе поэтов перед обнаружением источников их плагиата («закапывают поглубже своих мёртвых интеллектуальных отцов»). В таком случае великими становятся те, кто умело импровизируя, смог достаточно хорошо скрыть своё «происхождение».
Разумеется, это проявляется не только в искусстве, но и в стенах Академии, а уж тем более характерно для социальных сетей, наводнённых различными «авторами». Стоит также добавить, что нарочитые и, очевидно, неудачные, попытки изобразить собственную оригинальность в виде «пинания» Учителя – явление очень жалкое и комичное («ты бы солидней смотрелся в образе позитивного маньяка, дружище»).
Но вот что забавно – есть у «аналитика» другой, во многом противоположный «открытию сыновности» страх. Его можно охарактеризовать как боязнь пробития пузыря экспертности. Ведь кто такой «гуру»? Это прежде всего человек, хорошо воспользовавшийся эффектом ореола. Однажды он сумел накопить символический капитал вокруг какой-нибудь темки (не без зажигания своей лучинки от пламени Отца), теперь же получает с него ренту.
Но как большинство людей, он с детства привыкает, что играть на рынке символического капитала – это риск, ведь можно сказать слишком много, явив миру свою некомпетентность. Впрочем, не играть – тоже («сочтут пустышкой, дураком»). Аналогия с рынком финансовым прослеживается здесь ещё и в том, что совсем избавлен от риска только эксперт, «слишком системообразующий», чтобы его пузырь лопнул под напором генерируемого буллщита.
Вот так инфо-Одиссей всю свою карьеру и пытается пройти между Сциллой и Харибдой инфовод.
Forwarded from mikaprok
Покупка ледника
Оказывается не все знают о богатой предыстории теперешнего демарша администрации избранного президента в отношении арктических просторов.
Трамп не первый, кто хотел купить Гренландию. Правительство Соединенных Штатов в 1867, 1910 и 1946 годах вело внутренние дискуссии о взятии под контроль Гренландии.
Причем госсекретарь Уильям Х. Сьюард (на иллюстрации). Он действительно преуспел в покупке Аляски у РИ, был близок к завершению переговоров о приобретении Гренландии и Исландии у Дании в 1868 году.
В 1864 году в войне против Пруссии и Австрии Дания потеряла два герцогства Шлезвиг и Гольштейн в пользу Пруссии. Местные политики обсуждали, можно ли передать Пруссии датские владения в Вест-Индии и, возможно, Исландию в обмен на подавляющее большинство датскоязычной северной части Шлезвига.
Когда стало ясно, что пруссаки отклонят такое предложение, было решено не делать его официально. Однако всего три года спустя некоторые влиятельные политики в Соединенных Штатах заинтересовались Исландией. В том же году госсекретарь Сьюард заключил договор с Данией, по которому Соединенные Штаты купили Датскую Вест-Индию. Летом 1867 года, пока Сьюард вел переговоры с датчанами, бывший министр финансов Роберт Дж. Уокер, влиятельный вашингтонский юрист, предложил ему купить у Дании Гренландию и, возможно, Исландию.
Сьюард попросил Уокера подготовить отчет по этому вопросу, что Уокер и сделал, заручившись помощью Береговой службы США. Во второй половине 1867 года Бенджамин М. Пирс, молодой инженер и сын суперинтенданта Береговой службы, составил отчет. Он обратил внимание на тот факт, что Исландия находится гораздо ближе к Гренландии — признанная часть Западного полушария — чем к европейским странам. Такого обоснования было достаточно😉
Сьюард добивался ратификации Конгрессом США договора с Данией о Датской Вест-Индии и столкнулся с гораздо более жестким сопротивлением, чем ожидал.
1 июля 1868 года представитель Висконсина в Сенате выступил против покупки Аляски и Датской Вест-Индии.
Аудитория разразилась смехом, когда он сказал, что правительство США даже ведет переговоры с Данией о покупке Гренландии и Исландии.
Целый ряд сенаторов отвергли саму возможность разговора о приобретении земли у Дании.
Секретарь Сьюард оказался в сложной ситуации, потому что экономического объяснения своему предложению он так и не представил.
Было еще одно важное обстоятельство.
Незадолго до выхода доклада по Исландии и Гренландии Конгресс США безуспешно пытался объявить импичмент президенту Эндрю Джонсону, человеком которого и был Сьюард. Он продолжал защищать его даже в казалось бы самое незавидной ситуации, поэтому самого Сьюарда нужно было топить.
Сенат отказался ратифицировать договор с Данией, который был принят как датским парламентом, так и на плебисците в Датской Вест-Индии. После долгой задержки в 1870 году он был окончательно отклонен.
Секретарь Сьюард понял, что в этих обстоятельствах идея приобретения Гренландии и Исландии вряд ли может быть реализована и сдал назад.
#США #Сьюард #Исландия #Гренландия #Дания
_
Подписаться на boosty Внеклассное чтение
Подписаться через paywall Социальные и политические мемы
Следить за boosty
Оказывается не все знают о богатой предыстории теперешнего демарша администрации избранного президента в отношении арктических просторов.
Трамп не первый, кто хотел купить Гренландию. Правительство Соединенных Штатов в 1867, 1910 и 1946 годах вело внутренние дискуссии о взятии под контроль Гренландии.
Причем госсекретарь Уильям Х. Сьюард (на иллюстрации). Он действительно преуспел в покупке Аляски у РИ, был близок к завершению переговоров о приобретении Гренландии и Исландии у Дании в 1868 году.
В 1864 году в войне против Пруссии и Австрии Дания потеряла два герцогства Шлезвиг и Гольштейн в пользу Пруссии. Местные политики обсуждали, можно ли передать Пруссии датские владения в Вест-Индии и, возможно, Исландию в обмен на подавляющее большинство датскоязычной северной части Шлезвига.
Когда стало ясно, что пруссаки отклонят такое предложение, было решено не делать его официально. Однако всего три года спустя некоторые влиятельные политики в Соединенных Штатах заинтересовались Исландией. В том же году госсекретарь Сьюард заключил договор с Данией, по которому Соединенные Штаты купили Датскую Вест-Индию. Летом 1867 года, пока Сьюард вел переговоры с датчанами, бывший министр финансов Роберт Дж. Уокер, влиятельный вашингтонский юрист, предложил ему купить у Дании Гренландию и, возможно, Исландию.
Сьюард попросил Уокера подготовить отчет по этому вопросу, что Уокер и сделал, заручившись помощью Береговой службы США. Во второй половине 1867 года Бенджамин М. Пирс, молодой инженер и сын суперинтенданта Береговой службы, составил отчет. Он обратил внимание на тот факт, что Исландия находится гораздо ближе к Гренландии — признанная часть Западного полушария — чем к европейским странам. Такого обоснования было достаточно😉
Сьюард добивался ратификации Конгрессом США договора с Данией о Датской Вест-Индии и столкнулся с гораздо более жестким сопротивлением, чем ожидал.
1 июля 1868 года представитель Висконсина в Сенате выступил против покупки Аляски и Датской Вест-Индии.
Аудитория разразилась смехом, когда он сказал, что правительство США даже ведет переговоры с Данией о покупке Гренландии и Исландии.
Целый ряд сенаторов отвергли саму возможность разговора о приобретении земли у Дании.
Секретарь Сьюард оказался в сложной ситуации, потому что экономического объяснения своему предложению он так и не представил.
Было еще одно важное обстоятельство.
Незадолго до выхода доклада по Исландии и Гренландии Конгресс США безуспешно пытался объявить импичмент президенту Эндрю Джонсону, человеком которого и был Сьюард. Он продолжал защищать его даже в казалось бы самое незавидной ситуации, поэтому самого Сьюарда нужно было топить.
Сенат отказался ратифицировать договор с Данией, который был принят как датским парламентом, так и на плебисците в Датской Вест-Индии. После долгой задержки в 1870 году он был окончательно отклонен.
Секретарь Сьюард понял, что в этих обстоятельствах идея приобретения Гренландии и Исландии вряд ли может быть реализована и сдал назад.
#США #Сьюард #Исландия #Гренландия #Дания
_
Подписаться на boosty Внеклассное чтение
Подписаться через paywall Социальные и политические мемы
Следить за boosty