Продолжая читать биографию последних лет жизни великого писателя Салтыкова-Щедрина. И в его биографии встретил требование врачей – восстанавливаться только в Европе после лечения. Это какое-то общее требование врачей к богатым пациентам в то время. Считалось, что восстановлению в Россию препятствует сам климат и социальная среда, которая дополнительно вводит русских в уныние.
После излечения в немецком Баден-Бадене врачи посоветовали ему два места для зимовки во время восстановления: Рим или Ниццу. Салтыков-Щедрин выбрал Ниццу, где его семья сняла два небольших этажа в пансионе (каждый этаж был по две комнаты, т.е. в общей сложности 4 комнаты общей площадью около 120 кв. м).
Но по пути в Ниццу Салтыков-Щедрин заехал в Париж, где он сам понял, насколько же хороша жизнь в Европе для русского с деньгами: «Самый угрюмый, самый больной человек, - замечает Салтыков, - и тот непременно отыщет доброе расположение духа и какое-то сердечное благоволение, как только очутится на улицах Парижа, а в особенности на его истинно сказочных бульварах». Конечно, не малое значение в этой парижской эйфории Салтыкова осени 1875 года играло состояние его здоровья. Ведь он приехал во Францию после того, как, по словам Анненкова, «перескочил через гроб».
Ему многое понравилось в этом городе (нравилось и в последующие приезды) непосредственно, зримо и вещно, социально и художественно. Прежде всего это относилось к жизни парижских улиц и бульваров с их раскованной, свободно двигающейся и говорящей толпой, что так противостояло светски-этикетному, бюрократически-субординированному, чиновному и плац-парадному императорскому Петербургу. Последующие высказывания Салтыкова показывают, однако, что от первой встречи с Парижем он испытал не только радостное, светлое переживание, но и то горькое «чувство зависти к этой молодой, сильной, свободной жизни», которое испытал Толстой, записывая об этом в своём дневнике заграничной поездки 1857 года. Чувства эти оставили свой след в мыслях и настроениях Салтыкова, писавшего А.М.Жемчужникову из Петербурга спустя полгода после возвращения в Россию: «Вообще, живётся здесь (в Петербурге) плохо, особливо после полуторагодичного за граничного житья».
(далее идёт восхищение С-Щ архитектурой, устройством Парижа) Как удивительно далека эта картина и по краскам, и по общему тону от другой, на которой Салтыков изобразил также всемирно прославленный архитектурный пейзаж, но отечественный, - Дворцовую площадь Петербурга. Огромность этой главной площади Российской империи воспринята им как «неоглядная пустыня», а бесчисленные тёмные окна обрамляющих её зданий присутственных мест породили жестокий, страшный образ «выколотых глаз». Все же вместе вызвало «ощущение какой-то упразднённости».
(В Париже С-Щ встретил огромную колонию российской высшей интеллигенции и знати, лучшее же впечатление у него было от встреч с Тургеневым) По подсчету Салтыкова, тогда, осенью 1875 года, он встречался с Тургеневым шесть раз. Сначала Тургенев нанес визит в «Hotel Mecklembourg» к только что по явившемуся в Париже Салтыкову. Затем последний два раза ездил в Буживаль, в усадьбу Полины Виардо «Les Frenes», где Тургенев принимал его в только что отстроенном им для себя «chalet», или «избе» («Прелестная дача и огромный парк»). Остальные встречи были в парижской квартире Тургенева на rue de Douai, 50, и за ресторанными завтраками или обедами.
Делясь с Анненковым впечатлениями о свиданиях с Тургеневым, Салтыков писал: «Был я у него в Буживале - живёт, как принц крови. Впрочем, отчего же и не жить хорошо, коли средства есть; но всё это невольно ставит вопрос: неужели же он никогда не возвратится в Россию?»
В целом же эта традиция позднецарской России снова возродилась у нас: как только у человека появляются приличные деньги, большинство из них страстно желает переселиться жить в Европу. Ну или хотя бы зимовать где-то на побережье Средиземного моря, как советовали врачи того времени.
Продолжая читать биографию последних лет жизни великого писателя Салтыкова-Щедрина. И в его биографии встретил требование врачей – восстанавливаться только в Европе после лечения. Это какое-то общее требование врачей к богатым пациентам в то время. Считалось, что восстановлению в Россию препятствует сам климат и социальная среда, которая дополнительно вводит русских в уныние.
После излечения в немецком Баден-Бадене врачи посоветовали ему два места для зимовки во время восстановления: Рим или Ниццу. Салтыков-Щедрин выбрал Ниццу, где его семья сняла два небольших этажа в пансионе (каждый этаж был по две комнаты, т.е. в общей сложности 4 комнаты общей площадью около 120 кв. м).
Но по пути в Ниццу Салтыков-Щедрин заехал в Париж, где он сам понял, насколько же хороша жизнь в Европе для русского с деньгами: «Самый угрюмый, самый больной человек, - замечает Салтыков, - и тот непременно отыщет доброе расположение духа и какое-то сердечное благоволение, как только очутится на улицах Парижа, а в особенности на его истинно сказочных бульварах». Конечно, не малое значение в этой парижской эйфории Салтыкова осени 1875 года играло состояние его здоровья. Ведь он приехал во Францию после того, как, по словам Анненкова, «перескочил через гроб».
Ему многое понравилось в этом городе (нравилось и в последующие приезды) непосредственно, зримо и вещно, социально и художественно. Прежде всего это относилось к жизни парижских улиц и бульваров с их раскованной, свободно двигающейся и говорящей толпой, что так противостояло светски-этикетному, бюрократически-субординированному, чиновному и плац-парадному императорскому Петербургу. Последующие высказывания Салтыкова показывают, однако, что от первой встречи с Парижем он испытал не только радостное, светлое переживание, но и то горькое «чувство зависти к этой молодой, сильной, свободной жизни», которое испытал Толстой, записывая об этом в своём дневнике заграничной поездки 1857 года. Чувства эти оставили свой след в мыслях и настроениях Салтыкова, писавшего А.М.Жемчужникову из Петербурга спустя полгода после возвращения в Россию: «Вообще, живётся здесь (в Петербурге) плохо, особливо после полуторагодичного за граничного житья».
(далее идёт восхищение С-Щ архитектурой, устройством Парижа) Как удивительно далека эта картина и по краскам, и по общему тону от другой, на которой Салтыков изобразил также всемирно прославленный архитектурный пейзаж, но отечественный, - Дворцовую площадь Петербурга. Огромность этой главной площади Российской империи воспринята им как «неоглядная пустыня», а бесчисленные тёмные окна обрамляющих её зданий присутственных мест породили жестокий, страшный образ «выколотых глаз». Все же вместе вызвало «ощущение какой-то упразднённости».
(В Париже С-Щ встретил огромную колонию российской высшей интеллигенции и знати, лучшее же впечатление у него было от встреч с Тургеневым) По подсчету Салтыкова, тогда, осенью 1875 года, он встречался с Тургеневым шесть раз. Сначала Тургенев нанес визит в «Hotel Mecklembourg» к только что по явившемуся в Париже Салтыкову. Затем последний два раза ездил в Буживаль, в усадьбу Полины Виардо «Les Frenes», где Тургенев принимал его в только что отстроенном им для себя «chalet», или «избе» («Прелестная дача и огромный парк»). Остальные встречи были в парижской квартире Тургенева на rue de Douai, 50, и за ресторанными завтраками или обедами.
Делясь с Анненковым впечатлениями о свиданиях с Тургеневым, Салтыков писал: «Был я у него в Буживале - живёт, как принц крови. Впрочем, отчего же и не жить хорошо, коли средства есть; но всё это невольно ставит вопрос: неужели же он никогда не возвратится в Россию?»
В целом же эта традиция позднецарской России снова возродилась у нас: как только у человека появляются приличные деньги, большинство из них страстно желает переселиться жить в Европу. Ну или хотя бы зимовать где-то на побережье Средиземного моря, как советовали врачи того времени.
BY Толкователь
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp. False news often spreads via public groups, or chats, with potentially fatal effects. The War on Fakes channel has repeatedly attempted to push conspiracies that footage from Ukraine is somehow being falsified. One post on the channel from February 24 claimed without evidence that a widely viewed photo of a Ukrainian woman injured in an airstrike in the city of Chuhuiv was doctored and that the woman was seen in a different photo days later without injuries. The post, which has over 600,000 views, also baselessly claimed that the woman's blood was actually makeup or grape juice. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores.
from br
