Настигло

Лекарство из яда Ч.1

Я много пишу про ад, в котором долго находилась. Наверняка у многих это вызывает недоумение. Ведь я живу в Киеве — городе, который за 2,5 года полномасштабной войны был прифронтовым только первые пять недель. Ведь это — курорт по сравнению с адом передовой, куда мы с вами постоянно собираем на машины, или с другими городами: Харьковым, Николаевым, Запорожьем, Одессой и другими местами ближе к линии фронта и к границе с рф. Оттуда к нам, сюда, приезжают отдохнуть от войны! Так про какой ад я говорю?

Жан-Поль Сартр устами одного из персонажей своей пьесы поселил в западной культуре выражение «ад — это другие». Я вслед за ним упрощу эту сентенцию до оголенного передела: ад — это мы сами. Война-войной, это само собой. Но ад, о котором я часто пишу — внутри меня, а не вовне. И построила себе его я сама.

С первых дней вторжения я приняла решение, что не просто не отвернусь от несчастий, которые мои сограждане (из страны, откуда я родом) решили принести в мой дом (в страну, где я живу). Нет, я нырну в них, используя все свои способности: внимательность и чувствительность, глубину переживаний и силу фантазии, умение считывать большие массивы образной и эмоциональной информации.

Для этого я погрузилась в самое долгое и интенсивное исследование в своей жизни. Уровень моего вытеснения и отрицания был снижен до нуля. Наоборот, я оголила нервы, чтобы нырнуть на максимальную доступную мне глубину в мрак коллективного «Оно». Я была, как невод, который закидывают моряки для ловли косяков рыб: погружалась в переживания страха смерти, раскапывая его до костей, и выуживала из других людей самые черные их переживания, чтобы поселить в своих аквариумах. Я следила за всеми репортажами, интервью, видео и фотографиями, которые только могла вместить время моего бодрствования: цивильных и военных, боевых медиков и волонтеров. Как я любила шутить, в мои глаза были вставлены спички, чтобы я не смогла пропустить ни одной картины боли, ужаса и страха — как персонаж «Заводного апельсина», только по собственной воле. Всё во мне орало от боли и истекало кровью.

Для чего я это делала? Сначала это было самонаказанием. Вернее, я расщепилась на две части: украинская идентичность в страхе и гневе хотела уничтожить российскую (а последняя была только «за») — и это было самое сильное, что я придумала, чтобы сделать себе больнее.

Затем я ощутила, что проходить с открытым сердцем через это страдание — внутренний акт покаяния для меня. Этот христианский термин, подразумевающий признание грешниками своих грехов перед Богом, происходит от греческого «сожаление о совершенном», буквально также можно перевести как «перемена образа мыслей». Когда вдруг ты осознаешь, как губительны были плоды твоих действий, мыслей, эмоций и заблуждений, но исправить последствия невозможно — по крайней мере, невозможно на 100% — наступает момент раскаяния.

Мы пересматриваем все то, что привело нас к «греху», наши ценности рушатся, наш образ себя горит в Геенне: через боль осознания своих заблуждений мы можем свернуть с дороги ложных ценностей и встать «на путь истинный». Ну, по крайней мере, он будет на какой-то процент истинней предыдущего, кек.

[продолжение ⬇️]

www.group-telegram.com/br/travkinatxt.com/1096

2.1K viewsSep 8, 2024 at 08:47

Лекарство из яда Ч.1

Я много пишу про ад, в котором долго находилась. Наверняка у многих это вызывает недоумение. Ведь я живу в Киеве — городе, который за 2,5 года полномасштабной войны был прифронтовым только первые пять недель. Ведь это — курорт по сравнению с адом передовой, куда мы с вами постоянно собираем на машины, или с другими городами: Харьковым, Николаевым, Запорожьем, Одессой и другими местами ближе к линии фронта и к границе с рф. Оттуда к нам, сюда, приезжают отдохнуть от войны! Так про какой ад я говорю?

Жан-Поль Сартр устами одного из персонажей своей пьесы поселил в западной культуре выражение «ад — это другие». Я вслед за ним упрощу эту сентенцию до оголенного передела: ад — это мы сами. Война-войной, это само собой. Но ад, о котором я часто пишу — внутри меня, а не вовне. И построила себе его я сама.

С первых дней вторжения я приняла решение, что не просто не отвернусь от несчастий, которые мои сограждане (из страны, откуда я родом) решили принести в мой дом (в страну, где я живу). Нет, я нырну в них, используя все свои способности: внимательность и чувствительность, глубину переживаний и силу фантазии, умение считывать большие массивы образной и эмоциональной информации.

Для этого я погрузилась в самое долгое и интенсивное исследование в своей жизни. Уровень моего вытеснения и отрицания был снижен до нуля. Наоборот, я оголила нервы, чтобы нырнуть на максимальную доступную мне глубину в мрак коллективного «Оно». Я была, как невод, который закидывают моряки для ловли косяков рыб: погружалась в переживания страха смерти, раскапывая его до костей, и выуживала из других людей самые черные их переживания, чтобы поселить в своих аквариумах. Я следила за всеми репортажами, интервью, видео и фотографиями, которые только могла вместить время моего бодрствования: цивильных и военных, боевых медиков и волонтеров. Как я любила шутить, в мои глаза были вставлены спички, чтобы я не смогла пропустить ни одной картины боли, ужаса и страха — как персонаж «Заводного апельсина», только по собственной воле. Всё во мне орало от боли и истекало кровью.

Для чего я это делала? Сначала это было самонаказанием. Вернее, я расщепилась на две части: украинская идентичность в страхе и гневе хотела уничтожить российскую (а последняя была только «за») — и это было самое сильное, что я придумала, чтобы сделать себе больнее.

Затем я ощутила, что проходить с открытым сердцем через это страдание — внутренний акт покаяния для меня. Этот христианский термин, подразумевающий признание грешниками своих грехов перед Богом, происходит от греческого «сожаление о совершенном», буквально также можно перевести как «перемена образа мыслей». Когда вдруг ты осознаешь, как губительны были плоды твоих действий, мыслей, эмоций и заблуждений, но исправить последствия невозможно — по крайней мере, невозможно на 100% — наступает момент раскаяния.

Мы пересматриваем все то, что привело нас к «греху», наши ценности рушатся, наш образ себя горит в Геенне: через боль осознания своих заблуждений мы можем свернуть с дороги ложных ценностей и встать «на путь истинный». Ну, по крайней мере, он будет на какой-то процент истинней предыдущего, кек.

[продолжение ⬇️]

BY Настигло