Мой «Щоденник війни» был для мня сакральным, и меня мотало из ощущения «это важнейший текст эпохи» до «это мои сумбурные заметки». Добрые читатели предлагали помочь издать его книгой, но такая книга казалась мне такой же незаконченной и нескончаемой, как вся эта война. Я искала «стороннего глаза», не вовлеченного, не питающего ко мне ни жалости, ни симпатии, — и получила отвтет.
Ответ незнакомого мне издателя был деликатным и бережным, но указывал на то, что в книге перемешаны жанры и что она пытается объять необъятное. Мой собеседник предполагал, что наиболее значимой для читателя мог бы быть не мой дневник (коих издано уже порядочно), а научпоп часть книги, которую можно было бы развить и сделать что-то полезное для людей — вот такую книгу можно было бы и издать. Я пожала плечами и пошла к лавке, чтобы сделать еще один подход на жим с гантелями. Честно говоря, ничего нового: до этого я уже отправляла свой текст еще нескольким непредвзятым, по моему мнению, издателям, которые однозначно сказали про неё «нет».
Но почему-то, когда я продолжала думать об этом ответе, во мне поднимался гнев. В этот-то момент передо мной встал выбор: прислушаться к своим чувствам — или прислушаться к, условно назовем его так, авторитету. Не уверенная в своей адекватности (и убежденная в своей предвзятости), я выбрала второй вариант: решила подумать над «полезным научпопом про войну». Тогда ещё я не знала, что для меня эта начавшаяся весной работа станет «началом конца»: концом моих отношений с моими военными текстами и началом тягучего творческого кризиса, в котором я потеряю надежду быть писательницей.
Что было дальше и какой вывод я сделала спустя время — рассказываю в полной версии письма на Patreon для подписчиков от 5$. А для подписиков от 25$ уже открываю чат для обсуждения всех вопросов, связанных с творческим процессом: от кризисов и блоков до рутин и источников.
Мой «Щоденник війни» был для мня сакральным, и меня мотало из ощущения «это важнейший текст эпохи» до «это мои сумбурные заметки». Добрые читатели предлагали помочь издать его книгой, но такая книга казалась мне такой же незаконченной и нескончаемой, как вся эта война. Я искала «стороннего глаза», не вовлеченного, не питающего ко мне ни жалости, ни симпатии, — и получила отвтет.
Ответ незнакомого мне издателя был деликатным и бережным, но указывал на то, что в книге перемешаны жанры и что она пытается объять необъятное. Мой собеседник предполагал, что наиболее значимой для читателя мог бы быть не мой дневник (коих издано уже порядочно), а научпоп часть книги, которую можно было бы развить и сделать что-то полезное для людей — вот такую книгу можно было бы и издать. Я пожала плечами и пошла к лавке, чтобы сделать еще один подход на жим с гантелями. Честно говоря, ничего нового: до этого я уже отправляла свой текст еще нескольким непредвзятым, по моему мнению, издателям, которые однозначно сказали про неё «нет».
Но почему-то, когда я продолжала думать об этом ответе, во мне поднимался гнев. В этот-то момент передо мной встал выбор: прислушаться к своим чувствам — или прислушаться к, условно назовем его так, авторитету. Не уверенная в своей адекватности (и убежденная в своей предвзятости), я выбрала второй вариант: решила подумать над «полезным научпопом про войну». Тогда ещё я не знала, что для меня эта начавшаяся весной работа станет «началом конца»: концом моих отношений с моими военными текстами и началом тягучего творческого кризиса, в котором я потеряю надежду быть писательницей.
Что было дальше и какой вывод я сделала спустя время — рассказываю в полной версии письма на Patreon для подписчиков от 5$. А для подписиков от 25$ уже открываю чат для обсуждения всех вопросов, связанных с творческим процессом: от кризисов и блоков до рутин и источников.
But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. "We're seeing really dramatic moves, and it's all really tied to Ukraine right now, and in a secondary way, in terms of interest rates," Octavio Marenzi, CEO of Opimas, told Yahoo Finance Live on Thursday. "This war in Ukraine is going to give the Fed the ammunition, the cover that it needs, to not raise interest rates too quickly. And I think Jay Powell is a very tepid sort of inflation fighter and he's not going to do as much as he needs to do to get that under control. And this seems like an excuse to kick the can further down the road still and not do too much too soon." At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores.
from br
