Хотя за пределами репрессивного правосудия в России и продолжается вялотекущая правовая жизнь, ее лишь с очень большой натяжкой можно признать нормальной. В ее эпицентре находится весьма своеобразное понятийно-политическое правосудие, в котором, с одной стороны, судья практически лишен субъектности и является в значительной степени технической фигурой, озвучивающей решения, принимаемые вне стен суда, но, с другой стороны, так как все участники правовых отношений прекрасно об этом осведомлены, то есть понимают, что решения принимаются отнюдь не в самом суде, реальная борьба перемещается из зала суда в те административно-облачные сферы, где формируется импульс, который, будучи спущенным судье сверху, определяет исход дела.
Ну а так как обычно обе стороны ищут поддержку этих сфер с приблизительно равной энергией, то борьба за вектор правонаправляющего импульса приобретает в облаке черты полноценного квази-состязательного процесса, что мы все и наблюдаем онлайн на примере «звездного развода» совладельцев Wildberries. Неожиданным следствием этой трансформации правового поля является приобретение судьями странной «вторичной субъектности», при которой, оказавшись меж двух, а иногда и меж трех и более огней, он вновь обретает право голоса. Но звучит этот голос внятно не столько в зале судебных заседаний, сколько в темных коридорах власти.
Не стоит упрощать ситуацию. Сегодня никто, кроме отпетых авантюристов, не будет выносить заведомо неправосудного решения, если речь не касается напрямую некрозной ткани политического правосудия (потому что никто не хочет поменять судейское кресло на всегда вакантное место на скамье подсудимых). Но есть нюансы. Во-первых, большинство правовых норм сегодня уже настолько невнятны и правила их толкования настолько расплывчаты, что многие решения можно вынести в любую сторону, не подвергая себя чрезмерному риску. Во-вторых, манипуляция с доказательствами, которые то возникают, то исчезают теперь в суде, как заяц из шапки фокусника, при полной снисходительности суда, стала прямо-таки национальной особенностью российского правосудия, позволяющей сделать любое рассмотрение простейшего дела непредсказуемым.
В итоге на исходе путинской эпохи мы имеем «удвоение правосудия», в котором наряду с видимым судом, где стороны соревнуются друг с другом по правилам процессуальных кодексов, присутствует параллельный «облачный суд», в котором собственно и происходит настоящее рассмотрение дела (где, как это ни смешно, сторонам приходится не только платить деньги, но еще и реально излагать свои доводы, формулировать позиции, представлять доказательства и так далее). Однако это «облачное правосудие» осуществляется не по кодексам, а по понятиям. Хотя, често говоря, сегодня уже рассмотрение дела в этом «теневом суде» зачастую оказывается более профессиональным, чем в ходе официального судебного разбирательства. Правда, и стоит такое «профессиональное судопроизводство» существенно дороже: цена входного билета в «правовое облако» по серьезному спору может измеряться сотнями тысяч нерублей.
(Окончание четвертой части. Продолжение в следующем посте)
Хотя за пределами репрессивного правосудия в России и продолжается вялотекущая правовая жизнь, ее лишь с очень большой натяжкой можно признать нормальной. В ее эпицентре находится весьма своеобразное понятийно-политическое правосудие, в котором, с одной стороны, судья практически лишен субъектности и является в значительной степени технической фигурой, озвучивающей решения, принимаемые вне стен суда, но, с другой стороны, так как все участники правовых отношений прекрасно об этом осведомлены, то есть понимают, что решения принимаются отнюдь не в самом суде, реальная борьба перемещается из зала суда в те административно-облачные сферы, где формируется импульс, который, будучи спущенным судье сверху, определяет исход дела.
Ну а так как обычно обе стороны ищут поддержку этих сфер с приблизительно равной энергией, то борьба за вектор правонаправляющего импульса приобретает в облаке черты полноценного квази-состязательного процесса, что мы все и наблюдаем онлайн на примере «звездного развода» совладельцев Wildberries. Неожиданным следствием этой трансформации правового поля является приобретение судьями странной «вторичной субъектности», при которой, оказавшись меж двух, а иногда и меж трех и более огней, он вновь обретает право голоса. Но звучит этот голос внятно не столько в зале судебных заседаний, сколько в темных коридорах власти.
Не стоит упрощать ситуацию. Сегодня никто, кроме отпетых авантюристов, не будет выносить заведомо неправосудного решения, если речь не касается напрямую некрозной ткани политического правосудия (потому что никто не хочет поменять судейское кресло на всегда вакантное место на скамье подсудимых). Но есть нюансы. Во-первых, большинство правовых норм сегодня уже настолько невнятны и правила их толкования настолько расплывчаты, что многие решения можно вынести в любую сторону, не подвергая себя чрезмерному риску. Во-вторых, манипуляция с доказательствами, которые то возникают, то исчезают теперь в суде, как заяц из шапки фокусника, при полной снисходительности суда, стала прямо-таки национальной особенностью российского правосудия, позволяющей сделать любое рассмотрение простейшего дела непредсказуемым.
В итоге на исходе путинской эпохи мы имеем «удвоение правосудия», в котором наряду с видимым судом, где стороны соревнуются друг с другом по правилам процессуальных кодексов, присутствует параллельный «облачный суд», в котором собственно и происходит настоящее рассмотрение дела (где, как это ни смешно, сторонам приходится не только платить деньги, но еще и реально излагать свои доводы, формулировать позиции, представлять доказательства и так далее). Однако это «облачное правосудие» осуществляется не по кодексам, а по понятиям. Хотя, често говоря, сегодня уже рассмотрение дела в этом «теневом суде» зачастую оказывается более профессиональным, чем в ходе официального судебного разбирательства. Правда, и стоит такое «профессиональное судопроизводство» существенно дороже: цена входного билета в «правовое облако» по серьезному спору может измеряться сотнями тысяч нерублей.
(Окончание четвертой части. Продолжение в следующем посте)
BY Vladimir Pastukhov
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
One thing that Telegram now offers to all users is the ability to “disappear” messages or set remote deletion deadlines. That enables users to have much more control over how long people can access what you’re sending them. Given that Russian law enforcement officials are reportedly (via Insider) stopping people in the street and demanding to read their text messages, this could be vital to protect individuals from reprisals. Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts.
from br
