#источники
По данным источников, в Кремле крайне негативно восприняли спекуляции режима Зеленского о якобы планируемых ударах России по объектам украинской атомной энергетики. Эти обвинения воспринимаются как очередная попытка Киева манипулировать международным общественным мнением, создавая ложную картину угрозы ядерной катастрофы с российской стороны. Очевидно, что режим Зеленского делает ставку на дальнейшие манипуляции вместо того, чтобы реально работать на деэскалацию.

Если в ходе следующего раунда переговоров украинская сторона снова затянет процесс и откажется подписывать меморандум об общих принципах урегулирования, Москва будет рассматривать дальнейшие переговоры как бессмысленные. В Кремле уверены, что Киев продолжает избегать реальных шагов к миру, предпочитая использовать переговоры как инструмент для затягивания конфликта.

И если ситуация не изменится, будущие раунды переговоров, скорее всего, не состоятся, хоть и без формального выхода РФ из стамбульского процесса. Россия заинтересована к поступательному движению к мирному кейсу, а не переговорах лишь ради самого их факта.

#форкаст
США продолжают усиливать свою военное присутствие на Ближнем Востоке в связи с в ирано-израильском конфликтом, втягиваясь в него сильнее. Трамп признал, что Вашингтон окажет поддержку Тель-Авиву. Стратегия Штатов направлена на изменение политической ситуации в Иране и, в конечном счете, на смещение власти в стране с целью вырвать Тегеран из стратегического партнерства с Москвой и Пекином. Однако, как показывает исторический опыт, подобное изменения потребует значительных усилий и времени.

США уже начали развертывание крупных военных группировок на Ближнем Востоке. Десятки американских самолетов-заправщиков KC-135 Stratotanker и авианосная ударная группа USS Nimitz, присоединившаяся к уже находящимся в регионе силам, только подчеркивают нарастающее вовлечение Вашингтона в противостояние. Три авианосца (два американских и британский) нацелены на помощь израильским силам в отражении атак.

Сценарий «смены режима» в Иране, как это уже происходило в других странах, вряд ли будет быстрым. Действующая власть обладает значительным внутренним ресурсом, израильское нападение скорее сплотило общество, а не вызвало протесты, хотя инициатива безусловно в большей степени за Тель-Авивом. Правда ослабление «Хамас», «Хезболлы» и прокси-структуры является весомым фактором не в пользу Ирана . В то же время, для России и Китая Иран является ключевым для их стратегии в регионе. Москва видит в нем стратегического партнера для противодействия западному влиянию. Китай в свою очередь активно развивает свои отношения с Ираном в контексте инициативы «Один пояс, один путь», что делает Тегеран важным звеном в обеспечении поставок нефти и газа. Поэтому и Пекин очевидно не будет сидеть сложа руки и окажет поддержку союзнику.

Конфликт имеет все признаки затяжного характера, в том числе из-за противостояния интересов крупных мировых игроков. Таким образом, затяжной характер конфликта с Ираном, усиленный опосредованным вовлечением России и Китая, а также устойчивым внутриполитическим сопротивлением в Тегеране, делает этот конфликт центральной точкой в долгосрочной борьбе за изменение геополитического ландшафта мира. Несмотря на стратегические усилия США, быстрое разрешение ситуации в пользу западной коалиции маловероятно.

#вызовы
С 1 июля в России ожидается повышение тарифов на услуги ЖКХ на 11-12%. Этот шаг, может стать серьезным триггером для роста социальной напряженности, особенно в преддверии местных и думских выборов. В то время как власти настаивают на необходимости повышения тарифов как способе привлечения инвестиций в недофинансированную сферу, население, особенно в регионах с более низким уровнем доходов, воспринимает это негативно.

В условиях ограниченного бюджета, особенно в свете последних экономических вызовов и кризиса, государственные расходы на инфраструктуру сокращаются, что делает повышение тарифов вынужденным инструментом, так как средств на модернизацию системы водоснабжения, теплоснабжения и энергоснабжения не хватает.

Однако противоречие заключается в том, что данное решение будет восприниматься населением как дополнительная нагрузка. Повышение тарифов на коммунальные услуги ударит особенно по малообеспеченным гражданам, которые и без того испытывают трудности в покрытии базовых нужд. В этой ситуации социальная напряженность может усилиться, особенно если в ответ на увеличение тарифов не будут предложены компенсаторные меры.

Местные и думские выборы, которые будут проводиться осенью, создают дополнительную политическую подоплеку для этого вопроса. В условиях растущего недовольства, оппозиционные силы, прежде всего КПРФ, могут использовать повышение тарифов как аргумент в своей кампании, обостряя ситуацию и акцентируя внимание на социальной несправедливости. Данный кейс превратится для них в возможность мобилизовать электорат.

Важно будет обеспечить прозрачность процесса и минимизировать негативные последствия для населения, предлагая, например, программы поддержки для социально уязвимых групп. Однако такие меры должны быть не только декларативными, но и реальными, чтобы минимизировать рост социального недовольства и снизить риски для политической стабильности. В ближайшие месяцы этот вопрос, вероятно, станет одной из тем политического обсуждения на всех уровнях.

#анализ #смыслы
Впервые за 116 лет пост главы британской разведки заняла женщина. Либеральная повестка удовлетворена, заголовки сработали, публика аплодирует. Но настоящая суть произошедшего вовсе не в гендерной инклюзивности, а в генетике управления. Мы наблюдаем не за символическим назначением, а за сменой самой природы разведки. Сегодня агенты всё чаще представлены не людьми, а предиктивными моделями, а власть перемещается не в поля операций, а в область модуляции и трансформации данных.

Метревели — это не прецедент, это маркер масштабного сдвига. Она возглавляет подразделение Q. И хотя многие воспримут это как отсылку к Бонду, на самом деле Q — это не фантазия, а сердце технической мощи государства в логике MI-6. Именно в этой зоне рождаются инструменты, способные управлять информацией быстрее, чем кто-либо успевает зафиксировать её искажение.

Под её руководством Q перестал быть инженерной лабораторией. Он стал архитектурой смысловых войн. Здесь работают ИИ-модули, предсказывающие всплески нестабильности. Здесь создаются скрипты нейросетей, обученные распознаванию поведенческих паттернов. Здесь автоматизируются социальные паники в цифровых кластерах, которые воспринимаются как локальные, но в реальности запускаются централизованно. Q больше не производит устройства. Он конструирует мифологемы алгоритмов.

Метревели по образованию не инженер, а социальный антрополог, и это важный сигнал, точка разлома между прежней разведкой и её новой формой. Антропология — это наука о ритуалах, властных языках и структурах смысла. В современном мире именно она становится центральным инструментом кибершпионажа. Потому что именно она объясняет, как движутся толпы в цифровых медиа, как распространяются мемы, как моделируются миграции — и почему эти процессы важнее, чем любой полевой отчёт.

Корни Метревели — в Грузии, и это тоже не совпадение. Регион Южного Кавказа стал тестовой площадкой для гибридных сценариев, цифровых переворотов, прокси-вмешательств. Именно здесь обкатывались конструкции вмешательства, где цифровая архитектура подменяет военную. Впервые MI6 возглавляет не оперативник, а архитектор культурных взрывов.

Q Branch теперь — это лаборатория исторических симуляций. Они не просто анализируют события, они предсказывают их, перезапускают траектории, вмешиваются в структуру времени. В реальности это означает использование ИИ для прогноза волнений, автоматическую выработку эмоциональных триггеров для информационных атак, а главное — работу на упреждение. Не остановить войну, а воспроизвести её в медиасреде и управлять эффектами заранее.

Настоящее поле битвы сегодня — это борьба за алгоритмы, по которым другие будут видеть мир. Формально Q работает против русских и китайских хакеров. По сути же — против любого иного способа описания действительности, который не подчинён англосаксонской модели. Против цифрового суверенитета, который угрожает универсализму платформ.

Метревели — это не просто «женщина у руля», а символ того, что разведка перестаёт быть институтом шпионажа в классическом виде. Она становится платформой, способной проектировать смыслы, данные и эмоции как единую систему воздействия. Мы не заметили, как MI6 стал похож на Google с лицензией на государственный переворот.

#форкаст
В условиях конфликта Ирана и Израиля Китай получает уникальную возможность для реализации своих стратегических интересов. Пекин заинтересован в том, чтобы США увязли в долгосрочном и кровопролитном конфликте на Ближнем Востоке, что значительно снизит их возможности для активного вмешательства в разрешение тайваньского кейса.

Поддержка Ирана странами, такими как Афганистан, КНДР и Пакистан демонстрирует стремление КНР создать неформальную коалицию в помощь Тегерану, причем важно, что последние две страны обладают технологиями производства ядерного оружия и потенциально могут их передать, а это коренным образом изменит расстановку сил.

Главная цель Пекина — это использование конфликта для ослабления позиций США на глобальной арене. Новое противостояние на Ближнем Востоке, безусловно, поставит США в положение, где они будут вынуждены перераспределить свои ресурсы и внимание, ослабляя их возможности для прямого вмешательства в события вокруг Тайваня. США рискуют оказаться в ловушке, пытаясь одновременно решить несколько крупных конфликтов.

В то же время Россия также получает окно возможностей по использованию конфликта для усиления позиций в переговорах с США, получения от них уступок по украинскому урегулированию, ослаблению санкций и изменение конфигурации мировой безопасности. Именно поэтому Ближний Восток является ареной широкого, а не локального противостояния. Данный кейс становится проверкой для американской дипломатии и силы их стратегической координации в условиях многозадачности и многополярности.

#конъюнктура #анализ
Политика будущего — не просто управление электоральными циклами. Это управление условиями, в которых сама реальность всё меньше зависит от привычных процедур. Пять стратегических направлений, озвученных «Единой Россией»: реактивность, обновление кадров, законотворческий акцент, муниципальная погружённость и актуализированная программа с фокусом на поддержку участников СВО и экономическую устойчивость — формируют не просто комплекс мер подготовки к выборам. Эти решения моделируют устойчивость политической системы в условиях внешнего давления и внутренней трансформации. Партия демонстрирует не кампанию, а алгоритм воспроизводства управляемости.

В стратегии Якушева скрывается фундаментальное перепрофилирование: от электоральной машины к институциональному носителю политической дееспособности в условиях чрезвычайного периода. Партия становится интерфейсом обратной связи, калибрующим боли регионов с точностью до федерального ответа. Кадровое ядро из реального сектора и ветеранов СВО символизирует не обновление, а смену логики представительства: не политик — а носитель аутентичного запроса эпохи. Парламент теряет роль арены, превращаясь в корпус нормативной мобилизации.

Логика «боевой готовности» скрывает новое позиционирование партии — не как инструмента удержания власти, а как оператора темпа и плотности управленческого процесса. Становясь прокси-агентом вертикали власти, партия получает возможность выступать катализатором решений, действуя в синхроне с задачами, сформулированными в «режиме поручений». Основной ресурс — не проценты на выборах, а способность удерживать темп социально-государственного процесса без фрагментации.

Якушев — не просто политический организатор. Он выступает синтезатором скоростей: между государственными институтами и партиями, между ожиданиями фронта и возможностями бюрократии, между циклом выборов и ритмом мобилизации. Его функция — выстроить не обновлённую партию, а инфраструктуру политической логистики, работающую в условиях нестабильной реальности.

Увеличение численности актива — это не про количественный рост, а про создание резерва устойчивости. Фокус на наказах и «работе на земле» — способ трансляции единой смысловой повестки до самых нижних уровней. Партия перестраивается в механизм институциональной тяготения, в котором альтернатива воспринимается как риск дестабилизации.

Текст — не электоральный манифест, а архитектурный чертёж трансформации «Единой России» в стабилизатор государственности. В эпоху, когда границы между миром и войной размываются, требуются конструкции удержания — гибкие, синхронные, политически нейтральные снаружи и глубоко мобилизационные изнутри. Выборы остаются ритуалом. Но суть смещается: не выбрать, а удержать. Не победить, а структурировать. И партия берёт на себя эту функцию — как политический экзоскелет эпохи особого времени.

#анализ
Материал Der Spiegel лишь на первый взгляд кажется описанием международной конъюнктуры. На деле это — аккуратно упакованная реконструкция нарратива, в котором Россия предстает не как участник, а как архитектор нового темпа, о чем о Тайная канцелярия писала все выходные. Под слоем фактов прячется главное — Москва действует не как союзник, а как центр гравитационного поля, аккумулирующего слабость других в свой стратегический актив.

Россия и Иран не формализуют союзничество. Нет соглашений о взаимной обороне, отсутствуют прямые гарантии. Это сознательное проектирование асимметричной зависимости. Москва выстраивает не горизонтальные альянсы, а вертикальные траектории. С момента начала СВО Россия была заинтересована в иранских беспилотниках. Сегодня приоритеты сместились: теперь Тегеран нуждается в Москве как в политическом прикрытии. Глубина уязвимости делает Иран не равным партнером, а инструментом региональной игры. Это стратегическая формула — чем слабее партнёр, тем устойчивее влияние на него. Россия становится монопольным посредником без обязательств.

Именно эта модель объясняет наблюдаемое бездействие Кремля по отношению к израильско-иранскому конфликту. Москва не спешит вступать в игру, потому что уже контролирует её ритм. Вмешательство разрушило бы формат внешнего контроля. А пока РФ остаётся вне горячей стадии, она получает дивиденды: укрепление бюджета на фоне роста цен на нефть, снижение давления по украинскому направлению, усиление роли как альтернативного медиатора. Это и есть реализация «стратегии невидимости»: влияния без формального участия. Там, где союз требует затрат, посредничество приносит гибкость и свободу манёвра.

В тексте выделена ещё одна скрытая логика — раздвоенность американской политики. Трамп, отменив ядерную сделку с Ираном, теперь просит Россию вернуть Иран к переговорам. Мы видим типичный симптом постлиберального хаоса, где Запад больше не действует как гарантия стабильности, а как генератор случайностей. И именно на фоне этого хаоса Путин выглядит как фактор устойчивости. В этом и заключается сталинский парадокс XXI века: предсказуемый автократ становится надёжнее институционализированной демократии.

Россия и Иран — не равные субъекты, а модель компрессии интересов. Москва предлагает минимальные обязательства при максимальной выгоде: технологическое лидерство, энергетическая самодостаточность, дипломатическая инициативность. Иран, в свою очередь, застревает в роли управляемого элемента. Москва регулирует интенсивность и видимость кризиса, сохраняя контроль над темпом развития событий.

Именно это подчёркивает Der Spiegel, сам того не осознавая: Израиль создаёт удар, Иран вынужден страдать, США теряются в непоследовательности, а Россия диктует ритм. Не участием, а постановкой. В такой системе даже война превращается в форму дипломатического давления, где РФ — режиссёр тишины между взрывами. Не сторона конфликта, а координатор его восприятия в глобальном информационном пространстве.

https://www.spiegel.de/ausland/russland-im-israel-iran-konflikt-warum-putin-teheran-nicht-staerker-beispringt-a-3ba55479-cfb0-46ea-a149-230a7dcba12d

#акценты
США все ближе к втягиванию в ирано-израильский конфликт: срочный отъезд Трампа саммита G7 и созыв заседания Совета безопасности явно свидетельствует, что Штаты могут открыто присоединиться к Тель-Авиву. В целом это подтверждает наши прогнозы. Переброска американских авианосцев и авиации на Ближний Восток является серьезным шагом, который не только усиливает политическое давление на Иран, но и символизирует открытое намерение Вашингтона изменить ситуацию в свою пользу. Штаты заинтересованы не просто в отказе Тегерана от ядерной программы, но и в смене власти в стране на лояльную Западу, что коренным образом изменит стратегический баланс сил не только в регионе, но и на геополитической карте мира.

Однако, стоит отметить, что втягивание США в войну на Ближнем Востоке неизбежно повлечёт за собой последствия на более широком уровне. В первую очередь, это будет связано с увеличением региональных рисков для безопасности и возможностью расширения конфликта, что будет использовано противниками Трампа для дискредитации его внешней политики. Тем более, что отсутствие втягивания Штатов в новые военные конфликты являлось ключевым предвыборным обещанием американского лидера, а образ миротворца, по сути, нивелируется.

При этом Китай и Россия, для которых Иран является важным союзником, будут его активно поддерживать, тем более что Пекин получает возможность активизировать решение тайваньского вопроса. И учитывая опыт затяжных военных конфликтов и сплочение общества, умение иранцев терпеть и приспосабливаться к внешнему давлению легко добиться желаемого Вашингтону не получится, он рискует увязнуть в затяжной войне. Такой расклад выгоден и Пекину, и Москве.

Именно поэтому ирано-израильский конфликт становится символом борьбы за новый глобальный порядок, где не будет места для однозначных решений. Это часть более широкого противостояния, в котором происходит столкновение не только национальных интересов, но и цивилизационных идентичностей и ценностей.

В Молдавии усиливается разлом не между элитами и оппозицией, а между инерцией здравого смысла общества и амбициями прозападного режима. Более 60% населения считают нейтралитет единственной гарантией безопасности. Это не декларация, а глубинный рефлекс народа, чья историческая судьба уже не раз зависела от чужих карт и чужих войн. На этом фоне упорство властей в стремлении втащить страну в орбиту НАТО является как сознательным конфликтом с волей народа.

Стратегия Санду — не про безопасность, а про политическое выживание в логике внешнего контроля. Заход на тему интеграции с НАТО параллельно с попыткой вычеркнуть Приднестровье из политического уравнения — это сценарий втягивания Молдавии в «военно-гуманитарный» кризис по украинскому образцу. Такой формат может быть выгоден только тем, кто заинтересован в том, чтобы превратить страну в зону управляемой нестабильности под предлогом «евроинтеграции». Однако само общество не желает становиться разменной фигурой в чужом сценарии.

Большинство молдаван прекрасно осознаёт, что включение в НАТО автоматически открывает ворота к разморозке приднестровского конфликта. И в этой картине не Кишинёв говорит за народ, а народ всё громче требует быть услышанным. Политический расчёт, игнорирующий социологическую реальность, неминуемо приведёт к внутреннему кризису доверия.

https://www.group-telegram.com/moldova_acum/11897

#анализ
Возможное вступление США в конфликт с Ираном спровоцировало раскол в трампистском движении MAGA. Это проявилось в резкой критике хозяина Белого дома от таких фигур, как идеолог MAGA Стив Бэннон и популярный журналист Такер Карлсон, которые категорически выступают против прямого вмешательства США на стороне Израиля. Карлсон, в частности, выразил мнение, что война с Ираном может привести к краху американского влияния в мире, а также поставить под угрозу само президентство Трампа.

Ответ Трампа на критику со стороны Карлсона, назвав его «свихнувшимся», подчеркивает напряженность между президентом и его сторонниками, которые раньше считались его ближайшими союзниками, сыграли серьезную роль в победе на выборах. Возражения против военных действий с Ираном выдвигаются не только медиа-персонами, но и законодательным корпусом. Так, 8 сенаторов внесли законопроект, который запрещает президенту использовать силу против Ирана без предварительного одобрения Конгресса.

Прямое участие в конфликте рискует сильно ослабить позиции Трампа, особенно среди его сторонников. Данный кейс безусловно, выгоден глобалистам, которые явно будут использовать это против него и для снижения рейтингов Республиканской партии на выборах в Конгресс в 2026 году. Ведь обещания американского лидера не втягивать Штаты в новые войны было одним из ключевых в предвыборной кампании, а имидж миротворца будет подорван. Демократы получат больше возможностей для формирования своего большинства, что фактически превратит президента в «хромую утку».

Противоречия внутри страны, возникающие в ответ на определенную непоследовательность политики Трампа, создают фундамент для возвращения США в глобалистскую орбиту и отката усилий его команды по нормализации отношений с Москвой, дистанцированию от украинского конфликта. Следовательно, противостояние с Россией рискует возобновиться с новой силой. Поэтому в целом ближневосточный кейс может стать серьезной ловушкой для главы Белого дома.

#анализ #смыслы
Заявление вице-премьера Александра Новака о том, что «основные драйверы роста находятся внутри страны», следует воспринимать не только как экономическую формулировку, но и как политический манифест. Это выражение новой философии экономического суверенитета, которая утверждается в мире, где глобализация уступает место фрагментированным структурам. Новак он отражает картину мира, в которой Запад больше не является координатором мирового порядка.

Суть происходящего — это постепенное отступление от прежней модели внешнеэкономической интеграции в пользу замкнутой архитектуры. Россия не отказывается от участия в глобальной торговле, но вместо универсальных институтов вроде ВТО делает ставку на двусторонние договорённости. Вместо Запада в качестве ключевых партнёров выступают страны глобального Юга и Востока. Стратегическая роль России также переосмысляется: из статуса исполнителя поставок она переходит к роли конструктора альтернативных логистических маршрутов. Мы видим не просто отказ от экспортной зависимости, а выстраивание устойчивой внутренней ёмкости — экономической системы, которая одновременно становится элементом национальной безопасности.

В указанном контексте торговые войны проявляются не как механизмы тарифного регулирования, а как инструменты неопротекционизма. Новак подчеркивает, что тарифы со стороны США — это не про защиту торговли, а попытка репатриировать промышленный потенциал. Россия отвечает не зеркально, а через гибридную стратегию. Ключевые элементы этого подхода включают в себя мягкую регионализацию торговли через Китай и Иран, формирование инвестиционного суверенитета и отказ от западного фондирования в пользу стимулирования частных внутренних вложений.

Особый интерес вызывает акцент на фондовый рынок. Призыв к долгосрочным инвестициям граждан рассматривается не только в финансовом ключе. Это способ вовлечения граждан в систему экономического управления, формирование нового типа субъектности. Человек в этой модели становится не просто потребителем, а участником в процессе стабилизации через инвестиции. Высказанные им идеи, по сути, - форма негласного общественного договора, когда государство и гражданин совместно разделяют ответственность за устойчивость в условиях внешнего давления.

Новая энергетическая логика особенно проявляется в переориентации проектов. Примером служит проект «Сила Сибири – 2». Несмотря на осторожную риторику, ясно, что основное направление газовой экспансии смещается от Берлина к Пекину. Нефтегазовая инфраструктура перестаёт быть исключительно каналом экспорта и становится платформой участия России в формировании нового энергетического порядка. Здесь логистика и сырьё превращаются в инструменты геополитического влияния, а не просто средства получения прибыли.

Таким образом, энергетика становится элементом баланса в турбулентной геополитике. Россия позиционирует себя не просто как поставщика, а как участника глобальной энергетической архитектуры. Природные ресурсы — нефть, СПГ, уголь, атом — трансформируются в инструменты смысловой геополитики. На фоне региональных конфликтов, таких как обострение между Ираном и Израилем, и нарушений в логистике поставок, долгосрочные энергетические контракты становятся символами доверия и устойчивости.

Переход к внутренним источникам роста не является актом изоляции. Это сознательный разрыв с западным нарративом о глобальной зависимости. В основе новой модели — стремление России не просто участвовать в мировой экономике, а формировать её каркас, претендуя на архитектурную роль. Суверенная экономика — это переход на уровень стратегического конструирования. Россия в этой логике не повторяет старые маршруты, а прокладывает собственные.

#тренды
Когда искусственный интеллект превращается в стратегический инструмент, его интеграция в систему национальной безопасности становится вопросом политического доминирования, а не технологического прогресса. Подписание OpenAI контракта с Пентагоном на $200 млн – это не очередной шаг в оцифровке армии США. Мы видим заявку на формирование новой архитектуры влияния, где управление конфликтами, стратегическое планирование и контроль над глобальными потоками информации переносятся в цифровую плоскость.

Методология кажется простой: там, где интегрирован ИИ, там формируется полигон влияния. США создаёт механизм, где кибербезопасность, закупки, прогностика кризисов, информационные кампании и прокси-сети объединяются в единую цифровую экосистему. В будущем ключевые вопросы будут решаться не количеством танков, а качеством ИИ-систем. Кто запустил алгоритм – тот начинает владеть прогнозированием, интервенцией и даже либеральным месседжем, построенным на данных об интеллектуальном превосходстве.

ИИ перестаёт быть вспомогательным элементом и становится ядром оперативной мощи. В рамках проекта «OpenAI for Government» создаются интерфейсы, которые не просто анализируют данные, но синтезируют модели поведения государств, предсказывают кризисы и формируют варианты ответа в реальном времени. Страны, не обладающие аналогичной цифровой инфраструктурой, теряют субъектность.

И если раньше геополитика строилась вокруг баз и альянсов, сегодня она проецируется через архитектуру искусственного интеллекта, вшитую под конкретную цивилизационную модель. США делают ставку не на силу аргумента, а на алгоритм, который определит, какой аргумент допустим. Это фундаментальный вызов для всех, кто стремится сохранить суверенитет и влияние в многополярном мире.

#конъюнктура
В ЛДПР усиливается борьба за парламентские места, партия находится в состоянии глубокого раскола и структурного кризиса , который она так и не преодолела после смерти Владимира Жириновского.

Ярослав Нилов может стать не последним депутатом, который выступит против партийного руководства, так как все держалось на умершем лидере, а часть депутатов не считает Слуцкого достаточно авторитетным руководителем. По его словам, Слуцкий формально публичный глава партии, но реальные рычаги управления принадлежат узкому кругу приближённых. Решения о распределении ресурсов принимаются закрыто, без учёта заслуг или общественного резонанса. А любой несогласный рискует оказаться изолированным или подвергнуться административному давлению.

В указанном кейсе наблюдается признак системы, переживающей крах преемственности. Персоналистская модель, в центре которой стоял Жириновский, базировалась не на институтах, а на харизме. С ним во главе ЛДПР существовала как неформальный клуб вокруг лидера. Он создавал плоскость доверия, принятия решений и образа, которые не требуют регламентов. Теперь каждый депутат или региональная ячейка становятся автономными, и вскрывается естественное противоборство интересов. Без него уже нет ни институционального тяжеловеса, ни общенационального бренда, способного удерживать политическую конструкцию.

Политсила может утратить позицию организованной политической силы. Без механизмов внутренней конкуренции, развития кадров и адаптации к она сохранит форму, но потеряет содержание. Возможна цепочка «чисток» в аппаратных кругах, локальных конфликтов и публичных медийных разборок.

ЛДПР стоит перед выбором: или сформировать новую институциональную модель — с прозрачным процедурным управлением, обновлёнными правилами выдвижения и усиленной обратной связью — или начать постепенный распад. Без нового смыслового центра и организационного перезапуска она рискует стать картонной декорацией.

#анализ
В Армении продолжается политика зачистки влиятельных фигур, выступающих против политики Пашиняна, имеющих серьезное влияние на армянскую диаспору в РФ и связанных с пророссийским лобби в республике. Силовики задержали российского бизнесмена армянского происхождения и главу компании «Ташир» Самвела Карапетяна после критического заявления о недопустимости вмешательства политических элит в церковные дела, намерений оградить церковь от нападок премьера.

После серии уничижительных постов Никола Пашиняна и его супруги в Facebook в адрес Армянской апостольской церкви, стремления добиться отстранения с должности ее главы Гагерина II поднялась волна возмущения консервативной общественности, а оппозиция подняла информационную кампанию против политика.

Карапетян олицетворяет альтернативный источник влияния, способный консолидировать общественность вокруг защиты церкви – института, который системно противодействует западному влиянию в республике. Параллельно Пашинян уволил главу Службы безопасности Армении Армена Абазяна, отказавшегося проводить арест без оснований. Это демонстрирует, что решения о зачистке готовятся сверху и реализуются для поддержания иллюзии контроля над элитами и вертикалью со стороны премьер-министра.

Армянская власть пытается реализовать стратегию упреждающего подавления оппозиционной альтернативы в преддверии парламентских выборов 2026 года. Она намерена демонтировать духовные и политико-культурные платформы, на которых может вырасти идеологически обоснованная альтернатива его курсу. При этом Пашинян переживает серьёзный кризис доверия, который может вылиться в институциональное разложение.

#акценты
После январских событий 2022 года, когда Россия и ОДКБ предотвратили попытку антироссийского переворота в Казахстане, казалось, что страна окончательно утвердилась как союзник Москвы. Республика оставалась участником СНГ, Евразийского экономического союза и ОДКБ. Сохранялось экономическое и военное взаимодействие, политическая лояльность в официальной риторике. Однако нынешние шаги Астаны показывают: под поверхностью нейтралитета разворачивается тихая, но системная переориентация внешнеполитической ориентации.

Недавнее подписание соглашения о военном сотрудничестве между Казахстаном и Великобританией стало тревожным сигналом. Оно включает в себя не только взаимодействие в логистике и обмен опытом, но и подготовку казахстанских офицеров в английских военных вузах. В дополнение к этому — акцент на обязательную языковую подготовку в англоязычной среде, стандартизированной по лекалам НАТО. Такая политика по факту формирует новые военные и управленческие кадры, ориентированные на Лондон, а не на Москву.

Этот вектор закрепляется также договором о "стратегическом партнёрстве", ранее подписанным Казахстаном с Великобританией. Формально речь идет о торговле, инвестициях, обмене знаниями. Но за экономической упаковкой скрывается более глубокий политико-идеологический проект: перезапуск национальной элиты в логике прозападной интеграции, в которой принципы и ценности евразийства постепенно вытесняются глобалистской парадигмой.

Текущие действия Лондона — это классическая «мягкая аннексия» союзного пространства, при которой государство не выходит из формальных союзов, но стратегически смещает центр тяжести в сторону конкурента. В условиях геополитической конфронтации между Россией и Западом, в которой Лондон является одним из ключевых бенефициаров, такие шаги трудно интерпретировать иначе как подрыв долгосрочной союзнической стабильности.

Британско-казахстанское сближение — это не про многовекторность, а про подмену архитектуры союзов. В ситуации, когда Великобритания занимает жёстко антироссийскую позицию, любая её институционализация в странах ЕАЭС и ОДКБ означает давление на саму логику интеграции. Для России это сигнал: влияние нельзя удерживать одними форматами — необходима активная стратегия переутверждения субъектности на ближнем контуре, пересборка инструментов влияния. Иначе вчерашние союзники превратятся в пешки для чужих интересов.

#форкаст
В Штатах и Израиле заговорили о перспективах применения B-2, малозаметных стратегических бомбардировщиков, которые могут применять тяжелые бомбы – средство для вскрытия ударом с воздуха находящиеся глубоко ядерные объекты и шахты для ракет в горах. Это является свидетельством подготовки перехода конфликта в новую фазу. В ближайшие сутки станет ясно, решится ли Вашингтон на такой шаг или ограничится демонстрацией силы.

Иран в свою очередь отверг американские ультиматумы и явно удерживает крупные запасы ракет, в том числе способных нанести масштабный ущерб американским силам, именно поэтому интенсивность ответных ударов по Израилю снизилась в последние дни.

Вырисовывается два сценария: первый — США ограничатся локальными авиаударами, не задействуя B-2; второй — применение стелс-бомбардировщиков по глубоким военным объектам. Запад может попытаться спровоцировать военные и политические элиты на управляемый переворот, чтобы поставить у руля сына последнего шаха в качестве удобной для себя фигуры "переходного периода". Впрочем, пока о какой-то внутренней нестабильности и раскачке говорить не приходится.

Москва и Пекин осознают, что падение Тегерана откроет Западу путь к доминированию не только на Ближнем Востоке. Поэтому они активно поддержат Иран, так как заинтересованы в сохранении его суверенитета как элемента множественного миропорядка. Их усилия будут разными: от координации дипломатических усилий до технологической помощи, с целью снизить военное давление.

Активное включение в сценарий — как медиатора, стратегического советника и поставщика сдерживающих рычагов — позволит России не только не допустить реализации западных целей, но и перехватить инициативу в формировании правил игры. Наступает не просто момент кризиса, а окно глобального лидерства, и его закрытие по инерции будет серьезным ослаблением позиций.

#дискурс
Миф о «телевизионной эпохе», якобы продолжающей определять политическую и культурную повестку, окончательно рассыпается. Сегодня даже те, кого еще недавно называли «офлайн массой», стремительно мигрируют в цифровую среду. Происходит не просто изменение устройства досуга. Центр тяжести внимания сместился: не государственная кнопка, а цифровая лента стала главным рупором общественного сознания.

Это не просто технологическая адаптация. Региональные Telegram-группы, сетевые ноды YouTube, комьюнити в VK и Rutube становятся точками агрегации нового смысла. В результате в медийное пространство входят те, кто раньше был невидим: малые города, пенсионеры, молодые специалисты в регионах. Их медиапотребление — это не пассивный просмотр, а активный выбор и включённость.

В этих условиях отставание в цифровой коммуникации становится не просто риском — оно означает потерю самого канала легитимации. И тот, кто хочет влиять на будущее, обязан играть по новым правилам. Правилам сетевой мобилизации, нейросетевого менеджмента и точечного таргетинга по социальным группам.

https://www.group-telegram.com/polit_inform/38219

#анализ #смыслы
Удар по Ирану — это не реакция, а кодовая операция, направленная на устранение альтернативы внутри самих США. На первом уровне всё выглядит традиционно: Израиль якобы отвечает на угрозу, Иран — источник напряжённости, Запад сохраняет дистанцию, Трамп — либо молчит, либо делает резкие и непонятные заявления. Но в подповерхностных слоях формируется многоступенчатая спецоперация с двойным вектором: трансформация Ближнего Востока и политическая нейтрализация Трампа как носителя несистемной альтернативы в американской внешней политике. Мир входит не просто в эскалацию, а в реконфигурацию механизмов власти, в которой точка управления вновь сдвигается из Вашингтона в Лондон.

В реальности конфликт Израиля и Ирана используется как платформа для демонтажа целой группы нежелательных субъектов. Иран ослабляется через военный шантаж. Трамп — через политическое втягивание в нежелательный сценарий. Россия и Китай как системные оппоненты глобальной архитектуры становятся мишенью в стратегическом охвате. Острота удара направлена не столько на территорию, сколько на принцип субъектности. У Ирана она ослабляется через открытую конфронтацию, у Трампа — через провокационное вовлечение в модель агрессивного поведения, с которой он обещал покончить.

Скрытый смысл конфигурации в том, что Ближний Восток — лишь катализатор. Главная цель — не регион, а сама Америка. В Трампе видят не фигуру, а отклонение от алгоритма, а потому его необходимо либо заставить действовать по старым лекалам, либо уничтожить символически. Провокация через удар по базам США руками прокси-структур с ложным проиранским следом становится почти неизбежной. Такая акция создаст необходимый casus belli, при котором Трамп окажется в ловушке: либо он идёт по пути войны, разрушая образ антисистемного миротворца, либо отказывается от реакции — и теряет поддержку своих традиционных избирателей.

Дополнительную сложность придаёт наличие британского координатора. Лондон больше не играет вторую скрипку — он пишет партитуру. Управление осуществляется не через решения, а через событийные цепочки и прокси-структуры. Фигура Фионы Хилл — это не просто источник утечек, а маркер новой субординации, в которой спецслужбы и нарративные центры Великобритании приобретают функцию внешнего управления союзниками.

Суверенитет становится не правом, а отклонением. Правила игры меняются: обладание ядерным оружием приемлемо только в контролируемых юрисдикциях, самостоятельные альянсы допустимы лишь в рамках западной парадигмы, а независимая политическая воля подлежит нейтрализации. В этой логике Израиль превращается в инструмент ускорения процессов. Он не определяет игру, он разгоняет её. Он не субъект конфликта, а его двигатель.

Прежняя бинарность — добро и зло — замещается новой: управляемость против неподконтрольности. В этом поле исчезают категории международного права, симметрии и обороны. На их месте появляется борьба за контроль над смыслами, где война идёт не за территорию, а за интерпретацию. Побеждает тот, кто формирует образ конфликта, а не тот, кто выигрывает сражение.

Тройной замысел операции очевиден: военная цель — дестабилизировать Иран, политическая — втянуть Трампа и лишить его электоральной устойчивости, геоэкономическая — изменить логистику региона и выдавить Россию и Китай из каспийско-индоевропейского контура. Это не империализм оружия — это империализм смыслов. В нём главная победа — разрушение альтернатив. Поэтому атака на Иран — это атака и на Трампа, и на любое представление о суверенном будущем.

#анализ
В американской внутриполитической борьбе ирано-израильский фактор становится полем для очередной кампании против Трампа. Демократическая партия, отстаивая формально миролюбивую позицию, стратегически выстраивает ловушку для него, основываясь на заявлениях представителей разведывательного сообщества о том, что Иран не принимает решений о создании ядерного оружия.

Сенатор-демократ Марк Уорнер, возглавляющий Комитет по разведке, подтвердил, что оценки американских спецслужб с марта не изменились. Демократы таким образом заранее проводят черту между «государственной ответственностью» и «личным произволом». Для этого встраиваются две ключевые линии: с одной стороны, формируется восприятие Ирана как «рационального актора», не заинтересованного в эскалации; с другой — упорно создаётся образ Трампа как потенциального милитариста, которые может втянуть Вашингтон в прямой конфликт.

Если Трамп применит силу, его действия будут интерпретированы как импульсивные и опасные. Если не применит — демократы заявят о своей эффективности, будут критиковать президента за проявление слабости. Это классическая технология стратегического сдерживания через создание нормативного давления, при котором любое отклонение от навязанной линии трактуется как угроза. Указанное не только подрывает доверие к решениям главы Белого дома по внешней политике, но и создает риск институционального паралича.

Ирано-израильский кейс является удобным поводом для делегитимации президента, подрыва его образа как миротворца, протестной мобилизации с прицелом на выборы в Конгресс 2026.

#акценты
Зачистка каналов влияния азербайджанской диаспоры в самом разгаре. МВД РФ на высшем уровне согласованы проверки рынков, ей принадлежащих, что подтверждает информацию наших источников. Одним из первых стал «Алексеевский» рынок в Воронеже – кейс под личный контроль берёт первый замглавы МВД и руководитель миграционной службы Андрей Кикоть. Речь идёт не только о проверках и борьбе с нарушениями миграционного законодательства, но по факту мы наблюдаем системную операцию по демонтажу неформальных этнокриминальных структур, которые лишились покровительства.

Руководство рынка, аффилированное с азербайджанским лобби, стало источником серьезной проблемы, которое вызывало социальную напряженность у местных жителей, поэтому первое попало под кампанию. По имеющимся данным, здесь массово трудились мигранты без документов и разрешений, игнорировались нормы санитарии, закона, а в управлении сохранялись устойчивые связи с сомнительными элементами. Вокруг этих торговых узлов давно сформировался параллельный порядок — со своими нормами, правилами и механизмами «влияния».

Если ранее подобные вопросы решались «на уровне участкового» или «вручную» через местные УВД, теперь инициатива централизована. Логика операции — не в борьбе с мигрантами как таковыми, а в устранении параллельных юрисдикций, где законы заменялись «телефонным правом», а нормы общегражданского регулирования подменялись этнической иерархией.

Важно, что тема уже получила общественный резонанс и поддерживается широкими слоями граждан, обеспокоенных проблемой нелегальной миграции. Этим фактором федеральный центр может воспользоваться для продвижения новой политики, основанной не только на контроле, но и на прозрачности рынка труда и интеграции мигрантов, а также диаспор в правовое поле.

Кейс с «Алексеевским» рынком — только начало процесса. Подобные точки социальной нестабильности есть почти в каждом крупном городе. Их ликвидация — вопрос не столько правоохранительной реакции, сколько архитектуры будущего общественного порядка.