В прошлом тексте мы упоминали мельком, что сообщества, участвующие в протестах, способны «одалживать» свою легитимность протесту (Bandy&Cullenпоправка, Smith 2001; McCarthy, 1996; Ohlemacher, 1992). Например, если в протестах участвует преобладающая в регионе Церковь. Или пожарные. Или учителя. Это уважаемые в обществе группы, и проекты с их участием получают дополнительный вес. А привлекая местные общины жильцов, можно «укоренить» протест в регионе и если не получать поддержку, то смягчить противодействие.
Фрагмент из интервью активиста N2WTO, мистера Хайда:
[Джереми Саймер:] Как насчёт профсоюзного выражения, что студенты были совестью движения? Думаешь ли ты, что студенты как группа имели какое-либо влияние на способы думать и действовать других организаций и секторов?
[Дэвид Хайд:] Я думаю, до некоторой степени — да. И я думаю, что люди видели, студенты легитимизируют более конфликтный или прямой подход, чем мог бы быть легитимизирован иначе. Что я имею в виду — представь, что у нас есть ребята вроде анархистов из Чёрного Блока, и ребята из DAN, которые направляются в деловой район, чтобы прямым действием блокировать деловой район. Думаю, для общества в целом было бы крайне легко списать это на нескольких фриков и радикалов. Даже для профсоюзного движения – списать это на нескольких фриков и радикалов.
В этот момент, когда они видят тысячи студентов, идущих в деловой район во вторник, и сотни студентов, рискующих арестом, и ... кажется, немало людей, кто был арестован, оказались студентами ... Это вдохновило многих из профсоюзов сказать: «Эй, обычные нормальные дети, которые ходят в местную школу, настолько обеспокоены об этих вещах, что они собираются рискнуть заключением в этих ужасных тюрьмах округа Кинг на неделю». Думаю, они определенно сыграли эту роль.
Сделаем абсолютно поверхностное предположение: полезный эффект переноса легитимности мог бы зависеть как минимум от трёх вещей.
Во-первых, очевидно, собственная легитимность группы. Насколько данную общину принимают и уважают в обществе.
Во-вторых, разрыв рутины. Там, где считается, что студентам «положено бунтовать», их участие будет впечатлять меньше. В той степени, в какой протест не выглядит внутренним свойством группы, это удивляет и требует от зрителя переработать представление о происходящем.
В-третьих, это вопрос конкурирующих объяснений. Удивление создаёт напряжённость, объяснение её разрешает. Дэвид Хайд привел одно из возможных объяснений: обычных людей заботят эти проблемы. Но может найтись и другое объяснение. Истории про «украинских мошенников», которые обманом заставляют пенсионеров кидать коктейли Молотова, звучат крайне сомнительно, но выполняют свою функцию: предоставить среднему человеку хоть какое-то объяснение, почему пожилые внезапно становятся радикальными активистами. Теперь-то всё ясно, вопрос закрыт – думает зритель. Это объяснение лишает действующих субъектности, а значит, связанная с ними легитимность работает даже против протеста. Наши дети и наши старики стали жертвами кукловодов! Оппозиционеры же и журналисты принимают полицейскую версию без вопросов, и не работают с поводом, чтобы предложить свои объяснения.
В прошлом тексте мы упоминали мельком, что сообщества, участвующие в протестах, способны «одалживать» свою легитимность протесту (Bandy&Cullenпоправка, Smith 2001; McCarthy, 1996; Ohlemacher, 1992). Например, если в протестах участвует преобладающая в регионе Церковь. Или пожарные. Или учителя. Это уважаемые в обществе группы, и проекты с их участием получают дополнительный вес. А привлекая местные общины жильцов, можно «укоренить» протест в регионе и если не получать поддержку, то смягчить противодействие.
Фрагмент из интервью активиста N2WTO, мистера Хайда:
[Джереми Саймер:] Как насчёт профсоюзного выражения, что студенты были совестью движения? Думаешь ли ты, что студенты как группа имели какое-либо влияние на способы думать и действовать других организаций и секторов?
[Дэвид Хайд:] Я думаю, до некоторой степени — да. И я думаю, что люди видели, студенты легитимизируют более конфликтный или прямой подход, чем мог бы быть легитимизирован иначе. Что я имею в виду — представь, что у нас есть ребята вроде анархистов из Чёрного Блока, и ребята из DAN, которые направляются в деловой район, чтобы прямым действием блокировать деловой район. Думаю, для общества в целом было бы крайне легко списать это на нескольких фриков и радикалов. Даже для профсоюзного движения – списать это на нескольких фриков и радикалов.
В этот момент, когда они видят тысячи студентов, идущих в деловой район во вторник, и сотни студентов, рискующих арестом, и ... кажется, немало людей, кто был арестован, оказались студентами ... Это вдохновило многих из профсоюзов сказать: «Эй, обычные нормальные дети, которые ходят в местную школу, настолько обеспокоены об этих вещах, что они собираются рискнуть заключением в этих ужасных тюрьмах округа Кинг на неделю». Думаю, они определенно сыграли эту роль.
Сделаем абсолютно поверхностное предположение: полезный эффект переноса легитимности мог бы зависеть как минимум от трёх вещей.
Во-первых, очевидно, собственная легитимность группы. Насколько данную общину принимают и уважают в обществе.
Во-вторых, разрыв рутины. Там, где считается, что студентам «положено бунтовать», их участие будет впечатлять меньше. В той степени, в какой протест не выглядит внутренним свойством группы, это удивляет и требует от зрителя переработать представление о происходящем.
В-третьих, это вопрос конкурирующих объяснений. Удивление создаёт напряжённость, объяснение её разрешает. Дэвид Хайд привел одно из возможных объяснений: обычных людей заботят эти проблемы. Но может найтись и другое объяснение. Истории про «украинских мошенников», которые обманом заставляют пенсионеров кидать коктейли Молотова, звучат крайне сомнительно, но выполняют свою функцию: предоставить среднему человеку хоть какое-то объяснение, почему пожилые внезапно становятся радикальными активистами. Теперь-то всё ясно, вопрос закрыт – думает зритель. Это объяснение лишает действующих субъектности, а значит, связанная с ними легитимность работает даже против протеста. Наши дети и наши старики стали жертвами кукловодов! Оппозиционеры же и журналисты принимают полицейскую версию без вопросов, и не работают с поводом, чтобы предложить свои объяснения.
BY Анархия+
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children.
from ca
