group-telegram.com/billy_bookcase/1030
Last Update:
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО О ЛЮБИМЫХ ПОЭТИЧЕСКИХ СБОРНИКАХ ВЫШЕ
Еще одна гениальная, важнейшая книга, о которой мало кто помнит. Она довольно сложна для цельного восприятия, потому что, во-первых, является для автора переходной от довольно конвенционального письма к письму по-настоящему неординарному, а во-вторых, потому, что она содержит очень разные тексты, разумно разделенные составителем на 4 части. Стихи во всех частях книги хороши, но важнее первая часть, «Химия и жизнь» и последняя, «Песнопения Резо Схолия». Первая часть важна вниманием к чужому, болью мелочей, сбивчивыми сочетаниями повседневного и высокого. Обращают на себя внимание формальное соединение традиционной поэтической речи и речи косноязычной, внезапная песенность и т.д. Можно смело говорить, что Линор Горалик, которую мы все любим, во многом наследует в том числе и Ровинскому того периода. Четвертая, финальная часть книги открывает нам еще одного Ровинского: уникального поэта лакун и пустот, дающего читателю обманчивую возможность их заполнить, а кроме того — поэта, удивительно тонко и сочувственно работающего с чужой речью. Эти качества стали основными в более позднем творчестве Ровинского.
Вторая книга всем сейчас известного поэта и организатора литературы, зафиксировавшая его в качестве сверхновой звезды. На момент ее выхода Родионов был уже популярен, но скорее как яркий декламатор собственных стихов. «Пельмени устрицы» же, хотя и вышли с диском с великолепной записью авторского чтения, обозначили его в статусе серьезного, меняющего поэтическое пространство автора, что потом и подтвердилось. Опять тот случай, когда я половину книги помню наизусть. «Есть на нашей улице магазин бывший «Продукты», «Уже в говно, поехал к Лобунцу», «Это вьюга, вьюга» и, конечно, великое «Ночью, около летнего трудового лагеря». Аудиозаписи находятся, послушайте, а вот текстовый вариант книги я найти не могу.
Рыжего (справедливо) многие любят и ценят, но попробуйте прочитать его дебютные «пушкинофондовские» книги, и вы поймете чуть больше. Первая из них, «И всё такое», сейчас кажется книгой послабее — скорее всего, потому что составитель хотел подчеркнуть все эти «вторчерметовские» «слова пацана», следуя в фарватере публикаций Бориса в «Знамени» того времени. Но здесь, безусловно, всё равно есть очень важные тексты, ставшие классическими: «Отполированный тюрьмою», «Я работал на драге в поселке Кытлым», «Приобретут всеевропейский лоск», «Когда менты мне репу расшибут» и др. Вторая книга, вышедшая уже после смерти автора (но готовил он ее при жизни), мощнее. Здесь «Рубашка в клеточку», «На смерть Р.Т.», «Когда бутылку подношу к губам», «Осыпаются алые клены» (господи, «я сейчас докурю и усну, полусгнившую изгородь ада по-мальчишески перемахну»). Здесь же великолепные стихотворные обращения к матери, сыну, жене, ставшие прощальными, ну и ставший нынче суперхитом текст «Эмалированное судно». Обе эти книги перевернули многое в поэтической жизни, по крайней мере, в Екатеринбурге. Многие (теперь уже по всей стране) до сих пор не могут освободиться от рыжевской просодии и интонации именно из этих двух книг. Перечитал, готовя пост, и понял, что помню наизусть 2/3 «На холодном ветру».
ПРОДОЛЖЕНИЕ №2 НИЖЕ